– Малыш не любит туман, – заметил Алекс. – Сесил, объясни мне поход Цезаря на Галлию. Я знаю, ты знаешь.

Сесилия улыбнулась, потому что ей нравилось, когда ее называли Сесил. Она всегда жалела, что не родилась мальчиком. И она гордилась своим знанием латыни. Она выучила ее по книгам Алекса, когда помогала ему готовить уроки. Продолжая деловито шить, она объясняла, а Алекс слушал, грызя ручку. Снаружи зарычал Малыш, и снова наступила тишина.

– Тогда, – сказала Сесилия, – Цезарь отвратительно поступил с бедными гельветами. Я сейчас не могу вспомнить, почему они ввязались в это…

– Но мне надо знать, – сказал Алекс. – Попытайся вспомнить.

Сесилия подумала, царапая иголкой шероховатый стол. Дедушкины часы тикали, неспешно стуча, а лампа на столе шипела и выбрасывала вбок языки пламени из-за дувшего откуда-то холодного сквозняка.

– Что ж, они бродили по юго-восточной Галлии, – наконец, сказала Сесилия, – когда должны были находиться в Швейцарии, но я…

– Они искали новый дом, бедняги, – сказал кто-то еще.

Алекс вскочил так, что стул позади него опрокинулся. С шумным вдохом, который был почти криком, Сесилия рывком повернулась и прихлопнула ладонью кринолин, в ужасе от того, что все ее пенистые нижние юбки были выставлены на обозрение. Незнакомец беззвучно закрыл заднюю дверь и прошел к ним в комнату, сопровождаемый едва слышным шуршанием и позвякиванием.

– Прошу прощения за вторжение, – произнес он.

Они уставились на него. Стрелки на дедушкиных часах передвинулись почти на три минуты, прежде чем они смогли поверить, что действительно видят его. Он был точно как на картинках в открытой книге истории Алекса, если не считать того, что, закрыв дверь, он снял шляпу с перьями. У него были длинные вьющиеся от влажности темно-каштановые волосы. Он носил великолепный оранжевый плащ, заляпанный внизу водой и грязью, и узкие мокрые сапоги с длинными зазубренными шпорами. Под плащом они едва-едва могли рассмотреть одежду, от которой у них перехватило дыхание: забрызганные, расшитые свисающие рукава; усыпанные драгоценностями застежки; сияющая портупея поперек груди; и гладкий, выглядевший не новым эфес меча.

Сесилия пришла в себя первой. «Должно быть, он заблудившийся актер», – подумала она. Она видела, что он не намного старше нее и что он насквозь промок, очень устал и сильно встревожен.

– Я очень сожалею, – сказала она. – На мгновение вы ужасно меня испугали. Вы заблудились в тумане? Можем мы предложить вам чашку чая?

Незнакомец покачал головой:

– Не думаю, что я заблудился. Это ведь фермерский дом в конце гати, не так ли?

Сесилия кивнула:

– Верно. Тогда что…

– Что такое чай? – спросил незнакомец.

Сесилия оттянула свой тугой новый корсет в страхе, что может потерять сознание от изумления.

– Я… Я заварю вам чайник, – слабо произнесла она.

Алекс по-прежнему стоял и таращился с книгой по латыни в руках, и в его голове крутились истории мисс Гатли.

– Кто вы? – спросил он высоким пищащим голосом, и был слишком испуган, чтобы его это беспокоило. – Скажите нам, кто вы.

Незнакомец улыбнулся ему:

– Не стоит обращать внимание на истории той старой леди. Я настоящий человек, и до вчерашнего дня был графом Герна. Меня зовут Роберт. И, кажется, я всё еще имею право на титул лорда Хауфорса.

– Значит, это вас я видел в окне, – сказал Алекс, выбрав только ту часть ответа, которую мог понять.

Странный человек кивнул, и Сесилия заметила, что он тоже дрожит.

– Вы промокли до костей, – сказала она. – Кем бы вы ни были, вы должны подойти к камину и высушиться. Давайте, садитесь, а я сделаю вам чаю.

Впоследствии она всегда поражалась, какой храброй была. Она поспешила к незнакомцу и потянула его за мокрую руку. Он несомненно был настоящим, но очень холодным, и камни на застежке его плаща были драгоценными, она была уверена – не актерские стеклянные побрякушки. Он пошел с ней к кухонной плите и с облегчением сел в тепле.

Сесилия поставила чайник кипятиться. Алекс передвинулся туда, где мог лучше видеть незнакомца, но чтобы между ними находилось кресло.

– Вы с… с острова? – нервно спросил он.

Он видел: человек отбрасывает тень, а значит, не мог быть мертвецом – мисс Гатли неоднократно говорила им, что у мертвецов нет тени. Но он казался Алексу таким странным и чужеземным в своей короткой черной куртке и узких штанах до щиколоток, каким показался бы любому в двадцатом веке.

Человек доброжелательно покачал головой, как если бы видел, насколько Алекс испуган.

– Мои земли лежат… находятся за водой после острова. Но думаю, можете считать меня человеком с острова.

– Тогда, – сказал Алекс, слишком изумленный и нервничающий, чтобы быть вежливым, – что вы делаете здесь?

– Алекс! – воскликнула Сесилия. – Оставь бедного джентльмена в покое. Если бы ты промок насквозь и устал до изнеможения, как бы тебе понравилось, что кто-то пялится на тебя и задает грубые вопросы? – и для незнакомца добавила: – Вы не обязаны отвечать ему, мистер… э… ваша светлость, пока не выпьете чашку чая.

– Но, – вредно сказал Алекс, поскольку Сесилия задела его чувства, обращаясь с ним, будто с маленьким мальчиком, перед этим странным человеком, – но что, если сюда войдет отец, прежде чем он нам что-нибудь скажет?

Это испугало Сесилию и заставило ее поменять мнение насчет незнакомца. Она знала, Джозиа разозлится, обнаружив, как они принимают гостя. Он решит, что этот человек сумасшедший. И теперь, задумавшись над этим, Сесилия не была уверена, не сумасшедший ли он в самом деле. Возможно, богатый сумасшедший, но и только. Она повернулась спиной и помешала угли, размышляя, что они могут сделать, если это так.

– Не бойтесь, – сказал мужчина. – Ваш благородный отец занят горой рукописей и явно не собирается двигаться с места. Я взял на себя смелость взглянуть на него через окно. А что касается вашего вопроса, сэр, я здесь примерно в положении несчастных гельветов. Мне пришлось покинуть мои земли.

– О! – произнес Алекс.

Он был очарован. Тут намечалась такая история, с которой даже мисс Гатли будет сложно сравниться. Ему не терпелось, чтобы мужчина рассказал больше. Он говорил в такой официальной возвышенной манере, что обычный английский в его устах звучал роскошно.

Мужчина смотрел на Сесилию.

– Моя леди там – ваша сестра, не так ли? – спросил он Алекса.

– Да. Это Сесилия. А я Алекс.

Сесилия покраснела и занервничала еще больше. Что он имел в виду, назвав ее «моя леди»? Он знал, что они живут на ферме. Он сам так сказал. Если бы Джозиа был более добрым отцом, она бы уже побежала за ним. А так, она могла только делать чай и притворяться, будто очень занята. Последовало неприятное молчание, когда Алекс нетерпеливо пританцовывал, а незнакомец грустно смотрел в огонь, пока Сесилия не налила чай в чашку и не передала ему дрожащими руками.

– Сахара? – холодно спросила она.

Мужчина выглядел весьма озадаченным чашкой и блюдцем, но вежливо взял их и ответил:

– Спасибо, моя леди.

Сесилия потеряла самообладание, настолько же от страха, насколько от гнева.

– Я не ваша леди, – громко произнесла она. – И вообще не леди. Вы прекрасно знаете, что я просто дочь фермера.

Алекс покраснел – он терпеть не мог вспышки ярости Сесилии, – и к ужасу Сесилии, незнакомец тоже покраснел. Он уставился на нее так, словно она сказала самую смущающую вещь, что он когда-либо слышал. Он так смотрел, что у Сесилии на глаза навернулись слезы, и она зажала руками рот. Потом он опустил взгляд на чай, который держал невероятно неуклюже.

– Я… Я прошу прощения, – произнес он. – Как видите, я удручающе малосведущ в манерах Внешнего мира. Что мне делать с этим… этим чаем?

Сесилия хихикнула:

– Выпейте его. Попробуйте с сахаром, если не пили чай раньше.

Алекс вздохнул. Похоже, неловкий момент остался позади. Мужчина попробовал чай. Алекс был уверен, что ему не понравилось, но он был слишком вежлив, чтобы что-нибудь сказать. «Интересно, что он пьет обычно?» – подумал Алекс. Сесилия тем временем решила поверить, что он действительно такой необыкновенный, каким кажется, пока не узнает больше.