– Думаю, ты должен остановиться, – сказала она.

Но она забыла, что сжимала зубами муфту, и Алекс не услышал ее.

Вскоре даже Алекс начал испытывать стыд, колотя столь явно поверженного противника, но его раздражало, что мальчик не признавал этого. Одной рукой он прижал мальчика к дереву и попытался посмотреть ему в лицо.

– Что с тобой такое? Не можешь понять, когда потерпел поражение?

Мальчик не ответил. Алекс встряхнул его:

– Давай. Скажи, что сожалеешь.

Мальчик поднял голову:

– С какой стати? Я не сожалею. Я сказал правду. Ты сын крестьянина – я вижу по твоей манере говорить.

Алекс был так зол и раздражен, что снова встряхнул его – сильнее. Он боялся, что если еще раз ударит мальчика, может нанести ему серьезную травму.

– Тебя надо разбить на мелкие кусочки, чтобы ты сдался? Ты мог хотя бы извиниться. Ты мог бы признать, что веришь, что этот остров принадлежит моему отцу.

– Но он не принадлежит, – ответил мальчик очень удивленным тоном.

Алекс чуть не закричал. Ему хотелось схватить мальчика и швырнуть его в колючие кусты.

– Ладно, хорошо. Ты можешь взять назад свои слова о Роберте. Он не преступник. И он поклялся нам, что не убивал того человека, в убийстве которого его обвиняют.

– Конечно, он так сказал, – пренебрежительно произнес мальчик. – Не сомневаюсь, он поклянется в чем угодно. Но я должен знать правду, поскольку человек, «в убийстве которого его обвиняют», был моим отцом.

– О! – Алекс отпустил его и отступил, искренне устыдившись.

Конечно, это объясняло черную одежду и то, что мальчик плакал в полном одиночестве. Алекс вел себя совершенно так же, когда умерла его мать, и едва не заблудился в тумане, слишком несчастный, чтобы замечать, куда идет. Он уже собирался извиниться, когда мальчик сказал:

– А теперь возьми назад свои слова. Ты должен извиниться передо мной.

– Да будь я проклят, если сделаю это! – воскликнул Алекс. – Сначала ты извинись, прежде чем я скажу хоть слово извинения тебе.

– Тогда будешь ждать до самой смерти, – ответил мальчик. – Можешь теперь покинуть нас.

– Правда, что ли? А ты можешь покинуть нас. Катись к черту, если хочешь. Пошли, Сесилия.

Алекс развернулся и зашагал прочь по дороге, по которой пришел. Сесилия поспешила следом – серьезная, огорченная и очень-очень замерзшая.

Алекс шагал по гати, полыхая от гнева и посасывая разбитую губу – всё, что он получил в драке. «Лучше бы я швырнул его в куст», – подумал он.

– Алекс, – заметила Сесилия, – думаю, ты должен был сказать, что сожалеешь. В конце концов, кто-то убил его отца.

– Откуда мне было знать? И он так подло это преподнес – в самом конце. И, похоже, считал, что это дает ему невероятное преимущество. Сесил, обещаю тебе, если я когда-нибудь извинюсь перед этим здоровым… здоровой гусеницей, можешь отпинать меня отсюда до Арнфорта. Вот так!

Алекс с Сесилией взяли приключение в свои руки двадцать седьмого декабря – в день приема у Корси. В значительной степени это произошло по вине их отца. Джозиа был возмущен тем, что они вернулись с острова, когда уже стемнело и все Корси давно уехали домой.

– Куда вы убежали? – вопросил он. – К Гатли?

– Нет! – ответила Сесилия. – Мы не убегали вовсе.

Возможно, в глубине души Джозиа был доволен, что его дети проявили твердость, когда даже Корси сбежали, но он вовсе не собирался этого показывать. Он бушевал, ругался и говорил им, что они должны были пойти домой, чтобы принимать Корси.

– Да плевать на Корси, – сказал Алекс, страдавший теперь и из-за Корси, и из-за мальчика в черном, который напомнил ему их.

В те дни было непозволительно дерзить в ответ на замечание. И Алекс заработал побои, которые не смог ему обеспечить мальчик с острова. Их с Сесилией отправили в постель и запретили выходить из комнат до послеполудня Сочельника. Сесилия проводила время заключения, изводясь от беспокойства об их изгнаннике. Она представляла, как его убивают десятками ужасных способов, и столько же способов его чудесного спасения. Часть времени она провела на коленях, молясь о его безопасности. Алекс тем временем размышлял. Он размышлял о мальчике в черном и о Корси до тех пор, пока они не облеклись в его сознании в одну громадную ледяную глыбу ненависти.

Неудивительно, что у них было ужасное Рождество. Джозиа держался с ними неприветливо, погода стояла промозглая и слякотная, и перед ними маячил прием у Корси. Оба страшились его. Корси стояли намного выше них. Алекс знал, их пригласили, только чтобы Корси могли улыбаться друг другу и говорить: «Посмотрите, как мы добры к этим безродным маленьким Хорнби». Сесилия знала, как Шарлотта и Лавиния приподнимут брови на ее убогое самодельное платье. Чувствам Алекса нисколько не помогло открытие, что двадцать седьмого числа Джозиа собирается в Лондон заняться коммерческими делами Корси. «Почему он должен этим заниматься? – сердито подумал Алекс. – Он не их служащий».

Вечером Дня Подарков[3] Алекс нашел Сесилию на кухне, в угрюмом одиночестве подшивавшей свое новое платье.

– Сесил, – сказал он, – я не расстроюсь, если больше никогда не увижу ни одного Корси. А ты?

Сесилия горячо вскинула голову:

– Я тоже. Алекс…

И в нескольких словах они почти разработали план.

Тем утром Джозиа Хорнби рано уехал на Лондонском поезде. Его дети ушли меньше двух часов спустя. Задачу им облегчило то, что Корси всегда ждали, что в день приема они придут пораньше и помогут с приготовлениями. Всё, что им надо было сделать – решить поехать верхом, а не в повозке с пони. Мисс Гатли не возражала. Старый Джон Бритби, уличный работник, в тот день не сильно был занят на ферме. Он взял двуколку в Арнфорт, чтобы отвезти платье Сесилии и лучший костюм Алекса. Они пришли в восторг оттого, что это взял на себя Старый Джон. Он не то чтобы был глупым, но говорил так мало, что ни один Корси не услышит от него, как поступили Алекс и Сесилия.

– Не то чтобы они стали его спрашивать, – сказал Алекс, скача рядом с Сесилией по дороге на Арнфорт. – Могу поспорить на пять шиллингов, никто из них и не заметит, что нас нет. Он скрылся из виду?

Они посмотрели назад. Заводь всё еще была в поле зрения – коричневые бесплодные пески под тяжелым серым небом. Того и гляди пойдет снег. Старый Джон и повозка скрылись из поля зрения за холмом Хорнби.

– А теперь быстро! – сказала Сесилия. – Какое счастье, что нет снега.

Они съехали с дороги и помчались легким галопом по пастбищу к лесам за рекой. Там они подождали, пока повозка со Старым Джоном, позвякивая, проедет по дороге над ними. После чего они повернули обратно к заводи.

Существовал риск, что кто-нибудь увидит их из фермерского дома, но этот риск они предполагали изначально. Вполне вероятно, в передних комнатах никого не будет. Работа мисс Гатли большей частью проходила в задней части дома. Сесилия считала, что не должна поворачивать назад, даже если сама мисс Гатли побежит за ними по замерзшим пескам. Алекс не был столь уверен. Для него это была скорее исследовательская поездка и жест протеста в адрес Джозии.

– Мы должны поторопиться, – сказал он, – иначе прилив накатит прямо на нас.

Они поехали вокруг, по краю песков, наклоняя головы от ледяного ветра, пока не разглядят определенную дорогу к острову. Верхом было безопаснее ехать к нему через пески, чем по разбитым камням гати. Наконец, они снова оказались рядом с раскачивающимися деревьями острова, но на этот раз двинулись по краю вокруг него.

Алекс нервно оглянулся на фермерский дом. Похоже, их никто не увидел.

– Через заводь должен быть путь, – сказал он, – и он должен быть хорошо виден. Подумай, как те всадники проскакали через нее.

Он перестал считать это чем-то сверхъестественным. Тот мальчик, с которым он дрался, был плотным, настоящим и тяжелым. Он был солидным человеком, которому необходима солидная дорога, чтобы ехать по ней.