— Ты усердно защищаешь его, — продолжил ярл. — Замечаю, что он тебе понравился. Хочу и я взглянуть на него, чтобы понять, обещает ли его наружность что-нибудь доброе. Многое зависит от того, как он мне покажется.

Торстен был введён и представлен ярлу.

— Моё дело, — развёл руками он, — совершенно в ваших руках. Вы знаете, зачем я пришёл сюда. Прошу у вас мира, но не боюсь. На что бы вы ни решились!.. Впрочем, вожди обыкновенно дарят жизнь тем, кто отдаётся во власть их.

— Ты мне нравишься! — ответил ярл. — Оставляю тебе жизнь. И в наказание за убийство моего сына ты займёшь его место, если останешься у меня, поскольку наружность твоя много обещает. Да и неблагородно нападать на того, кто сам отдался в наши руки.

— Благодарю вас! — обрадовался Торстен. — И обещаю остаться с вами, пока вы живы. Но когда вас не будет, едва ли ваши люди доверят мне должность вождя, да и, кроме того, каждый идёт своей дорогой.

Ярл согласился с ним.

По его смерти Торстен вернулся в свою отчизну — в Раумсталь, в Норвегии.

Тот же Торстен, уже в глубокой старости, предчувствуя близкий конец, прекрасно сказал своему сыну Ингемунду:

— Всего больше радует меня то, что я никогда в моей жизни никому не сделал несправедливости!

Ингемунд по смерти отца пришёл в Исландию, где сделался весьма значительным человеком.

Под старость пришёл к нему друг его Семуид и сказал:

— Меня навестил человек, о котором идёт молва, что он зол и что трудно ужиться с ним. Но он мне родня и зовут его Гроллейф. Я просил бы тебя принять его с матерью к себе и дать им приют.

— Об этих людях, — отвечал Ингемунд, — точно идёт дурная молва, а потому мне не хотелось бы принимать их. Но дабы не оскорблять тебя отказом, я как-нибудь приноровлюсь к ним, хотя и не предвижу ничего доброго, потому что сыновья мои никому уступать не любят.

Гроллейф был действительно человек весьма упрямый и беспокойный. Несколько лет спустя Ингемунд принуждён был удалить его из дома и отвёл ему под жильё другой.

Однажды, спустя порядочное время, между сыновьями Ингемунда и Гроллейфа завязалась ссора на рыбной ловле. Старый Ингемунд в сопровождении одного раба поехал разнять их. Но когда спускался с пригорка к реке, вероломный Гроллейф бросил в него копьё и ранил его. Старик не обнаружил боли. Когда же сыновья разошлись, он поехал домой и сказал рабу, его провожавшему:

— Ты долго и верно служил мне, исполни же моё приказание: сходи к Гроллейфу и передай ему, что мои сыновья, как я надеюсь, ещё до рассвета потребуют у него крови отца... так я советую ему тотчас же скрыться; его смерть не отомстит за меня, а долг велит мне защищать того, кому я дал приют в своём доме.

Вошедши с помощью раба в комнату, он сел в своё кресло и запретил подавать огонь до возвращения сыновей.

Когда они пришли и осветили комнату, то увидели, что старик сидел мёртвый, с копьём в теле.

Иокулл — один из сыновей, самый смелый и вспыльчивый, — пришёл в негодование. Он воскликнул:

— Это ужасно — что такой честный человек погиб от руки такого негодяя! Сейчас же, братья, пойдём и убьём Гроллейфа!

— Ты слишком мало знаешь доброе сердце нашего отца, — отвечал другой сын, умный и кроткий Торстен, — если не подумал, что он постарался спасти своего убийцу. Надобно поступить не горячась, а подумавши. Пусть будет нашим утешением, что у нас был отец нисколько не похожий на Гроллейфа, за то великий Альфадур не лишит его небесных наслаждений...

Такое же благородство духа выказал другой скандинав — Аскель Годе.

В одной битве он предостерёг неприятельского вождя не слишком вдаваться в опасность. Но тот не послушался и был убит. Один из близких его людей в силу этого искал случая отомстить.

В то время, как Аскель ехал в санях позади своих дружинников, он нанёс ему смертельный удар. Старый Аскель никому не сказал, что ранен, до тех пор, пока не скрылся убийца, потом убеждал детей не мстить за него.

Так рисуют саги благородный характер скандинавов.

5. Краса угрюмых берегов

тобы по возможности ярче обрисовать характер обитателей севера, мы должны познакомить читателя с их отношением к той половине рода человеческого, которая в настоящее время считается и слабой, и прекрасной.

При всей своей закалённости и некоторой грубости нравов молодые люди севера были далеко не равнодушны к женской красоте. Любовь так же им была доступна, как и дружба. Скандинавы приносили прекрасному полу такие жертвы, каких нельзя бы и ожидать от людей того времени, от людей того воспитания. Для юноши-скандинава похвалы и любовь красавицы становились сильным побуждением к подвигам. Её благосклонность, как награда храбрости, составляет главную тему северных богатырских песен. Ради неё норманны пускались в самые отчаянные предприятия. Среди них считалось особенной славой добыть себе жену каким-нибудь отважным подвигом.

Красоту в те времена составляли высокий рост, могучие широкие плечи, хорошее сложение, соразмерные члены, светлые живые глаза и белый цвет кожи. Вообще на скандинавском севере особенно красивыми считались одни белокурые волосы, да ещё каштановые. При описании красавиц в сагах никогда не забываются длинные шелковистые волосы.

Рагнар Ладброк, один из славнейших героев скандинавских саг, по смерти своей любимой жены Торы решился остаться вдовцом, вверил управление своим королевством сыновьям, а сам, как в дни юности, отдался жизни викинга. Однажды летом он был на море, близ Скангореда, в Норвегии. Люди его отправлены были на берег печь хлеб. Они зазевались и вернулись назад с подгоревшим хлебом. Извиняясь, они объяснили своему конунгу, что повстречали на берегу такую чудную красавицу, что, забыв о деле, загляделись на неё... И конунг простил их, пожелав, однако, узнать имя красавицы. Это была Крака, первая красавица Норвегии, и главной привлекательностью её, как передаёт сага, были «длинные волосы, касавшиеся земли и блестевшие наподобие светлого шёлка».

После Краки замечательной красавицей саги считали исландку Гольгерду. Несмотря на свой высокий рост, она могла всю себя покрывать своими длинными волосами.

Но не одна красота была привлекательна для богатырей сурового севера.

Честные правила и красота женщины имели для северных жителей двойное достоинство, если соединялись со здравым умом, с чувством собственного достоинства и твёрдым духом. Верили, что эти качества переходили от неё к детям, почему особенно уважались знатными женихами.

— Я выбирал для своих сыновей такую мать, которая передала бы им бесстрашное сердце! — говорил один из героев саг Ладброк.

Зато девушка требовала от мужчины воинственности, доказанной храбростью в морских походах. Она любила статный, высокий рост и воинственную осанку; мужественная наружность больше нравилась ей, нежели красивая, отличавшая, по тогдашним понятиям, трусость и слабость, вовсе неприличные мужчине; она отвергала стариков, однако же военную славу жениха предпочитала его юности.

Так, в одной саге норвежская королева Ингеборга, делая выбор между двумя женихами, отдаёт руку пожилому королю Гетрику, но отказывает Олофу, несмотря на его цветущую молодость. Она сравнивает их с двумя деревьями: одно со зрелыми плодами, а другое едва пустило весенние почки. «Дурно, — прибавляет она, — покупать неверную надежду».

Рангвальд, ярл, намереваясь внушить Ингигерде, дочери Олофа Скетконунга, склонность к её жениху, Олофу Дигре, говорил ей особенно про его подвиги и подробно рассказывал, как в одно утро он взял в плен пятерых королей и присвоил их землю и богатства.

В этом же смысле говорит Рагнар Ладброк...

«Друг девушек, — поётся в посвящённой ему саге, — должен быть отважен при звоне оружия».