В первый миг радостного свидания они как будто даже смутились, но затем смущение прошло. Каждый из них почувствовал себя уже не одиноким пришельцем в этой стране на краю света. Молодцы-братья Святогора ободрились. Их присутствие и ему самому придало сил.

— Как вы надумали перебраться сюда? — вопрошал Святогор.

— Пришли искать счастья! — уклончиво отвечал Сигур. — Не всё же дома сидеть. Там теперь тесно...

Святогору показался каким-то особенным тон, которым брат произнёс эти слова. В нём слышалась некая затаённая мысль, слышалось скрытое неудовольствие. Было очевидно, что Сигуру и Триару не хотелось касаться причин, заставивших их покинуть берега Ильменя.

«Что у них там произошло? — с тревогой подумал Святогор. — Они что-то от меня скрывают».

Он не стал тревожить братьев расспросами, понимая, что подобные разговоры могут смутить молодых людей, не успевших ещё оглядеться в новой для них стране.

— Наш конунг и моя невеста желают вас видеть, — сказал он. — Пойдёмте, я отведу вас к ним!

— Невеста! — воскликнул с удивлением Триар. — О, Святогор, неужели ты забыл прошлое?

— Нет, я ничего не забыл.

— А твою клятву?

— Помню больше, чем когда-либо... Но откуда вы знаете об этом?

— Мы твои братья! — понурился Триар.

— Да, понимаю! — воскликнул Святогор. — Значит, та ненависть, которую питали ко мне на берегах Ильменя, была перенесена на вас?

Сигур и Триар кивнули. Святогор понял, что нелегко им пришлось.

— А что же дядя?.. Что же Гостомысл?

Братья угрюмо молчали. Молодому варягу стало ясно, что ему не добиться от них ответа. Во всяком случае, сегодня. Не теряя времени на дальнейшие расспросы, он повёл их к конунгу.

Старый Бела встретил молодцов приветливо.

— Радуюсь вашему приходу! — сказал он им. — Будьте вы в наших дружинах тем же, чем стал ваш брат. Дорога к славе открыта перед вами. Не завидуйте Святогору, а старайтесь сами своими подвигами заслужить славное имя... Олоф, тебе я поручаю их, — обратился Бела к племяннику. — Полагаю, ты дашь им возможность отличиться.

— Не сомневайся, дядя!.. Мы так дружны со Святогором, что его братья станут и моими братьями. Долго не засидимся мы на одном месте. Я знаю намерения Святогора. Дай ему управиться с сердечными делами, и мы, будто соколы, полетим на врагов. Так, мой названый брат? Посмотрим, как встретит нас тогда твоя родина.

Святогор только грустно улыбнулся на воодушевлённые речи Олофа. Сигур и Триар переглянулись.

— Трудно это будет, мой Олоф! — заметил Бела. — Вряд ли пойдут за Святогором его варяги... Ильмень — всё-таки их родина. А какие там у них счёты с ней... кто знает?

— Вот и я так думаю, мой конунг, — отозвался Святогор.

— Чего же бояться? — пылко воскликнул Олоф. — Пусть не идут славянские варяги, если не хотят добыть в честном бою воинскую славу!.. Мало ли воинов есть, кроме них, у нас в Скандинавии? Кликнуть только клич, и соберутся они мигом со всех концов. Мои урмане придут первыми. На них, Святогор, ты можешь рассчитывать.

— Благодарю тебя, Олоф! Если удастся задуманное мною дело, то успехом его я всецело буду обязан тебе...

— Ну, это будет видно после... На всё воля богов. А пока твоих молодцов я забираю к себе.

— Пусть будет так, мой Олоф. Я ручаюсь за них обоих, не посрамят они в бою имени славянского...

Но пока позволь мне побеседовать с ними. Ведь много времени прошло для нас в разлуке.

— Пойди, мой Святогор! — разрешил Бела, с любовью глядя на молодого варяга. — Пойди, но помни, что, кроме них, у тебя есть и невеста... Эфанда так редко видит тебя, что скучает не на шутку.

Старый конунг окинул приязненным взглядом троих молодцов.

— Братья, вы что-то скрываете от меня, — сказал Святогор, когда они вышли из палат Белы. — Расскажите мне всё, что случилось с вами за время нашей разлуки.

— Что говорить, Святогор! Расскажи нам о себе. Как ты здесь? Слышали мы, что дочь конунга Белы станет твоей женой. Правда ли это? — спросил Триар.

— Да, правда, братья! Боги как будто вознаграждают меня за прошлые несчастья... Здесь, среди этих скал, я действительно нашёл себе вторую родину... Здесь отдохнул я душой после всего пережитого там, на Ильмене...

Сигур и Триар слушали старшего брата с напряжённым вниманием. Мало-помалу Святогор разговорился. Подробно рассказал он им о своих несчастьях — оба юноши были тогда ещё мальчиками и о событиях, повлёкших за собой удаление их брата в Скандинавию, знали только из рассказов. Когда он рассказал им о злодействе Вадима, лица обоих братьев так и загорелись.

— Так вот почему он так жестоко преследовал нас! — воскликнул Сигур.

— Кто это он?

— Вадим!

— Только он был виновником наших несчастий! — подтвердил слова брата Триар.

— Да, только он... он один принудил нас покинуть родину и искать счастья в далёкой стороне.

— Но что же дядя? Что же Гостомысл? — воскликнул Святогор. — Разве не мог он вступиться за вас, защитить от козней врага?

— Стар и дряхл стал Гостомысл, — грустно улыбнулся Триар.

— Но я слышал от новых людей с Ильменя, что он по-прежнему посадничает в Новгороде.

— Да, посадничает, и новгородцы слушают каждое его слово... Они верят в его мудрость.

— Но сам-то он? Разве стал он слаб умом?

— Нет, но потерял всякую надежду на твоё возвращение, а смерть внука, сына Словена, ввергла его в отчаяние. Просто он сам не знает, что делать. Всем пятинам новгородским дал он полную волю, и этим пользуется враг наш Вадим...

— Что же он?

— Умер отец его Володислав, и Вадим стал править родом... Засел он, как волхв перынский, на Ильмене, подобрал людей себе и никому не даёт проходу — не из Ильменя к Новгороду, не из Новгорода в Ильмень...

— Разбойничать принялся!

— Да, так! И всё хотел нас извести. Оговорил нас перед Велемиром, жрецом, а тот по его слову потребовал нашей крови для Перуна!

— Так же, как и крови Любуши тогда, — кивнул Святогор.

— Гостомысл во всём теперь покорен Велемиру... Стали они дружить сразу после твоего ухода. И дошёл до нас слух, что он готов выдать нас жрецу... Не хотелось умирать на жертвеннике, мы и ушли сюда!

— Скоро за всё рассчитаемся! — мрачно покачал головой Святогор. — Близок час моей мести. Забыли они, что я жив ещё. Так вспомнят теперь! За всё, за всё мы счёты сведём, и за Любушу погибшую, и за вас, родимые братья...

21. Снова на Ильмене

ействительно, много, очень много перемен произошло в земле приильменских славян с той поры, как Святогор покинул родные ему берега Ильменя.

Только старое славянское озеро как будто нисколько не изменилось. По-прежнему сердито плещет оно в своих низких берегах, по-прежнему ходят по нему зеленоватые, поднимающие со дна песок и траву волны. Также заветная роща раскидывается вокруг Перынского холма, на котором высится истукан грозного Перуна.

Главная и самая поразительная перемена произошла в людях, в родах славянских. Было заметно, что не стало в них правды, и род готов был восстать на род, пылая ни чем необъяснимой злобой против своих же братьев.

Раздоры и междоусобицы шли из Володиславова рода.

Один за другим умирали мудрые, дряхлые телом, но умом крепкие старики этого богатого и славного рода. И чем меньше их становилось, тем больше забирал себе воли и власти старейшинский сын Вадим.

После вероломного убийства Любуши Вадим как будто переменился. Он притих. Но это было только с виду. Страсти по-прежнему бушевали в сердце Вадима, угнетённого постигшей его неудачей. Только в том, что положил он на месте Любушу, что она не досталась врагу, находил злобный юноша некоторое утешение. Никто не упрекнул его в этом поступке. Все в тот миг, когда напали варяги, были так растеряны, что кровавое дело Вадима прошло незамеченным. Когда же поднято было тело Любуши, только один старик Простен и горевал по ней. Никому другому до его беды не было дела.