— Срочный пакет от гетмана.

Войдя в приёмную, увидел вскочившего из-за стола адъютанта. Но и тому не дал рта раскрыть:

— Командир на месте?

— Да. Но он занят...

— Я курьер гетмана.

Нестор распахнул дверь. Полковник сидел за большим столом в дальнем конце комнаты, рядом стоял офицер с бумагами.

Увидев вошедшего штабс-капитана, полковник нахмурился и, сверкнув из-под пенсне ледяным взглядом, спросил:

— Что вам угодно?

Нестор выхватил пистолет, в мгновение уложил опешивших офицеров и тут же повернул назад в приёмную. Появление его там с ещё дымящимся пистолетом произвело на адъютанта (слышавшего выстрелы) нужное действие. Махно увидел его уже с поднятыми руками.

— Вы хотите жить?

— Я, я... да, да.

— В таком случае ступайте немедленно в казарму и выводите солдат на митинг. Вы поняли? На митинг, стало быть, без оружия.

— Я, я... да, да.

— Если вздумаете вывести с оружием, будете немедленно расстреляны. Я Махно. Ваш гарнизон окружён и в случае сопротивления будет немедленно уничтожен. Порежем пулемётами.

— Я поньял.

— Ступайте. Заодно снимите часового у крыльца.

— Я не имею прав... он подчинён начальник караул.

— Скажите ему, что будет убит, если вас ослушается. Исполняйте.

Адъютант опустил руки и шагнул к выходу, когда Нестор ухватил его за кобуру.

— Начнём с вас, лейтенант, — и вытянул пистолет. — Ступайте и берегите вашу жизнь.

Когда Нестор вышел из штаба, часового на входе уже не было. Отметил про себя: «Исполнительный лейтенант».

Площадь была окружена повстанцами. Лепетченко, покинув облучок, пристроился у пулемёта. «Ну что ж, вполне убедительно. Что-то мои анархисты спят, — думал Нестор. — Надо было предупредить их».

Адъютант вывел роту солдат на площадь. Махно прошёл к тачанке.

— Саша, живо на облучок, подворачивай к ним. Я буду выступать.

Тот подъехал к построившимся солдатам.

Махно покрутил головой, ища взглядом адъютанта: «Неужто сбежал?» Но нашёл его на левом фланге строя, видимо, он не выводил, а выгонял солдат из казармы и потому оказался сзади. Нестор призывно махнул ему рукой: идите сюда.

— Я буду говорить, вы будете переводить меня.

Адъютант кивнул: согласен.

— Товарищи солдаты, я знаю, вы в мирной жизни были рабочими и крестьянами. А мы такие же труженики, как и вы. Я, Нестор Махно, из крестьян...

Нестор заметил, как при упоминании его имени посерьёзнели лица, и солдаты даже перестали шевелиться.

— Вы посланы убивать нас — своих братьев по труду, по классу. Но я, как анархист-коммунист, говорю вам: не туда стреляете, товарищи. Стрелять надо во власть и в нашу и в вашу. Только власть — враг народа. А мы, рабочие, друг другу братья. Поэтому анархисты-коммунисты села Гуляйполе предлагают вам вернуться на родину. Для этого каждый получит по 500 рублей на дорожные расходы.

Солдаты зашумели, весело запереглядывались. Один что-то прокричал по-немецки.

— Что он сказал? — спросил Махно лейтенанта.

— Он сказал, как командир пускать будет?

— Скажи, что командир как гарнизонная власть расстрелян. И что будет расстрелян любой офицер, препятствующий солдатам возвращаться на родину.

Адъютант перевёл, и его слова были встречены ликованием.

— Лейтенант, но здесь ведь мало народу, где остальные?

— Да, здесь только рота охраны. Один батальон в Пологах, а другие роты в Рождественке и Фёдоровке.

— Но штаб полка здесь?

— Да, штаб полка был здесь.

— Кто был у командира, когда я вошёл туда?

— Начальник штаба.

Новость о том, что Махно уже в Гуляйполе и митингует на площади перед солдатами, быстро распространилась по селу. Люди спешили туда, анархисты вытаскивали припрятанное оружие. Среди спешащих на площадь слышались голоса: «Нестор Иванович вернулся!», «Значит, каюк варте». «Что варта, он уже немцев разгоняет».

Нестор, играя на самых дорогих чувствах солдат, на любви к семье, ярко расписывал им, как ждут их дома любимые жёны и дети. Он видел, как на площадь сбегались жители, кто-то радостно махал ему рукой. Первым из анархистов он заметил Каретникова, поманил его к себе, и когда лейтенант стал переводить солдатам очередной отрывок махновской речи, сказал скороговоркой:

— Семён, бери хлопцев, гони к державной варте. Постарайся голову схватить. Немецкую я срезал.

К концу зажигательной речи Махно солдатский строй уже был в окружении гуляйпольцев, внимательно слушавших своего знатного земляка.

Нестор вновь почувствовал, что как и прежде овладевает вниманием толпы, и потому в заключение бухнул неожиданно:

— ...Товарищи солдаты, чтоб доказать вам, что никто на вас не держит зла, я, от имени моих земляков, приглашаю вас к столу в любую хату. Там угостят вас доброй горилкой и закуской. Мы с вами братья по труду. Товарищи гуляйпольцы, я верно говорю? — громко прокричал Махно.

— Верн-а-а, — там и тут закричали в толпе.

— Так братайтесь с солдатами, друзья. Нам нужен мир. И только.

К тачанке уже прибились старые и надёжные друзья Махно: Чубенко, Марченко, Калашников и бессменный адъютант и телохранитель Лютый. Последний не скрывал своей бурной радости по случаю встречи обожаемого командира.

— Алёша, обратился Махно к Чубенко, — бери этого лейтенанта немецкого, вали с ним в штаб, прими дела, а главное — полковую казну. Я обещал солдатам выплатить проездные на родину. Не стану же я на них нашу казну тратить.

— Ох, балуешь ты их, Нестор Иванович, — заметил Калашников. — Их бы надо под пулемёт, а ты им подорожные.

— Ничего ты, Саша, не смыслишь в пропаганде.

— Вы думаете, все они кинутся на родину? Как же. Большинство их пристанет к тем же немцам, что стоят в Пологах или Рождественке.

— Это даже лучше. Именно они станут разлагать части рассказами о нас. Что де махновцы совсем не звери, а такие же люди. А сейчас, сегодня, если они посидят с нашими за одним столом, выпьют по чарке, преломят хлеб, разве будут видеть они в нас врагов? Вот, кстати, займись самогонщицами, пусть не жмутся.

— Ха-ха, — развеселился Калашников. — Самогонщицы почти все вдовы, их уговаривать не надо. Перед мужиком ни одна не устоит. Разожмётся.

— Ты их осуждаешь? Ну и напрасно. Кстати, где Веретельников?

— Он здесь, я его видел, — сказал Лютый.

— Найди его, Петя. И займитесь оружием. Пока солдаты пьянствуют, оприходуйте их винтовки. А я на телеграф. Саша, трогай.

Словно растревоженный муравейник, зашевелилось Гуляйполе, казалось, на улицы вышли все. Где-то уже пиликала гармошка, слышались обрывки песен, смех. Едущего на тачанке Махно искренне приветствовали:

— Здоровьичко тоби, Махно. Доброго почина.

Тачанка остановилась возле телеграфа, Нестор прошёл прямо в аппаратную. Телеграфист, увидев его, вскочил:

— Здравствуйте, Нестор Иванович.

— Здравствуй, Вася. Садись к аппарату. Стучи: «Всем, всем, всем. Районный гуляйпольский Ревком сообщает, что восстановил Советскую власть, что Гуляйполе отныне является свободной революционной территорией. Мы призываем повсеместно рабочих и крестьян восставать против душителей свободы: гайдамаков и германских войск. Да здравствует социальная революция, к оружию, товарищи!

Нестор Махно».

Когда он возвращался с телеграфа, уже встречались люди навеселе. Надрывалась гармошка, выговаривая вездесущее «Яблочко», горланили безымянные сочинители:

Между тем над Гуляйполем тучи начали сгущаться уже на третий день. Телефон в штабе звонил почти беспрерывно, Махно едва успевал отвечать. Из Александровска какой-то чин допытывался: