— Паршивый чёрт, понасажали вас иродов на нашу погибель, — и, хватая со стола узелок с гостинцами, который приносил фельдшеру, уходит вон. А фельдшер кричит вслед ему напористо:
— Поругайся мне ещё, поругайся. Мало вас в бурсе берёзой потчевали. Господину Александру Ивановичу Египетскому рвал да и тот никаких слов, а ты что за пава такая. Ништо тебе, не околеешь...
Гудит народ, восхищается игрой артистов: «Ну Антон, ну сукин сын... А Попов-то, Попов...» За спиной Махно появляется Зиньковский:
— Нестор Иванович, от Полог красные идут с артиллерией.
Батька оборачивается к Белашу:
— Виктор, командуй отход.
И вот уже слышно: «Хлопцы, по коням. Пехтура по тачанкам».
В таких положениях Махно старается избегать боя, тем более в родном селе.
Он предпочитает сейчас сам нападать. Внезапно, неожиданно, этим и обеспечивается успех. Хотя бывают и осечки, но не по вине батьки.
Через Екатеринославщину на польский фронт была направлена 1-я Конная Армия, которая по замыслу вождей мимоходом должна была раздавить, рассеять «банды Махно», а если посчастливится, то уничтожить и самого батьку. За последнее деликатное дело взялся сам Феликс Дзержинский.
На военном совете Повстанческой Армии Зиньковский доложил разведданные:
— В Успеновке находится штаб 6-й дивизии 1-й Конной, на ближайших хуторах располагается 11-я конная дивизия.
— Расстояние от Успеновки до этих хуторов? — спросил Махно.
— От 5 до 10 вёрст.
— Ну что ж, надо и Будённого за ус подержать. А? — усмехнулся Нестор. — Как думаешь, начальник штаба?
— Я полагаю, что лучше всего атаковать штаб в Успеновке, — предложил Белаш:
— Я тоже так думаю, — согласился Зиньковский.
— Почему?
— Обычно при штабах караульная рота или батальон. Хозяйственники и прочая обслуга, воевать не очень умеющая. И что не менее важно, обоз с добром и кассой.
— Это уже интересно, — сказал Нестор. — Но делать всё надо быстро и вовремя уходить, поскольку 5—10 вёрст для кавалерии не расстояние.
— Ты считаешь, что 11-я дивизия придёт им на помощь? — спросил Чубенко.
— Обязательно, Алёша. Поэтому — молниеносный налёт и не менее скорый уход. Замешкаемся — будем в кольце. А наши 200 шашек против тысячи сабель никак не потянут.
— А пулемёты?
— При рубке пулемёты молчат.
Чего опасался Нестор, то и случилось. Внезапной атакой Успеновку взяли почти без потерь. Но вместо того, чтоб сразу отходить, пехота накинулась на обоз, где помимо денег оказалось слишком много заманчивых вещей — граммофоны, гармони, шинели, полушубки, обмундирование и даже драгоценности. Как было перед этим устоять бедным повстанцам. Каждому хотелось сбросить своё провонявшее рванье и одеть новые галифе, гимнастёрку, папаху, сапоги со скрипом. Будёновцы, провожая деникинцев, видимо, хорошо обарахлились. Теперь барахлились повстанцы.
Этого времени будёновцам вполне хватило, чтобы окружить Успеновку и начать «рубку» повстанческой пехоты. Махновцы бежали на Туркеновку, бросая собственное добро — пулемёты, винтовки, пушки. И то, что собиралось по крохам в течение четырёх месяцев, было потеряно, рассеяно за каких-то два часа.
Рассвирепевший Нестор, брызгая слюной, орал на уцелевших:
— Вам, суки, как было велено? Ударить и сразу отходить. А вы? Где пехота? Черти с квасом съели. Где пулемёты? Было 60. Сколько осталось? Виктор?
— Десять.
— Где пушки? Вася, язык проглотил?
— Дык все бежали, — кряхтел Шаровский. — Не будешь же по своим.
— Я спрашиваю тебя, сколько бросил?
— Все 12.
— Молодец! Все молодцы, хорошо бегаете. А ты чего зубы скалишь, с чего развеселился? — прицепился Нестор к Чубенке.
— Да я подумал, батька, зря ты решился Будённого за усы дёргать.
Кто-то хихикнул, но тут же смолк под ищущим свирепым взглядом Махно.
— Я те поострю, — поднёс Нестор кулак к носу Чубенке. — Ишь ты, остряк-самоучка выискался.
Однако к вечеру, успокоившись, Нестор пробурчал Куриленке:
— Хорошо, что ты не ввязался, Василий.
— Я подумал, что против кавдивизии бросать наши 200 шашек — самоубийство.
— Правильно подумал. Сколько у тебя осталось?
— Сто пятьдесят, Нестор Иванович.
На следующий день, собрав штаб, Махно уже говорил спокойно:
— Ну что, вояки, хороший урок получили вчера. Ничего, за битого двух небитых дают. Впредь будете батьку слушаться и жизни свои не менять на новые портки. Лева, какие у тебя сведения о Кожине и Москалевском?
— Кожинский отряд где-то в районе Марьевки действует, и там же Москалевский, у него с полтысячи сабель.
— Пойдём к ним на соединение. Большевики опять наступают на те же грабли, так что бойцов нам много поставлять будут. Придёт время, и с Конармией схлестнёмся на равных.
— Подёргаем за ус Будённого, — съехидничал Чубенко.
— А может, и сбреем, — усмехнулся Махно. — Стоит ли из-за осечки нос вешать?
11. Кому с Махно не везёт
Личность батьки Махно интересовала и белых и красных в их самых высоких сферах. Вызвав к себе Слащёва, Врангель допытывался:
— Яков Александрович, что собой представляет этот пресловутый батько Махно?
— Махно, ваше превосходительство, отличный тактик, и в своё время он мне с Май-Маевским немало крови попортил.
— Но посмотрите, что он делает с красными. Он же громит их полки, тем самым косвенно помогая нам.
— Вот именно, косвенно.
— По разведданным, у него трудности с оружием. Что, если на этом нам поискать с ним союза?
— На союз с нами он вряд ли пойдёт, ваше превосходительство. Он ярый анархист и не приемлет никакой власти, на этом и с большевиками разошёлся.
— Если он с большевиками разошёлся, почему бы ему не сойтись с нами, не принять нашей помощи? Насколько мне известно, когда он сражался на стороне красных, они ему оружием не очень помогали. А мы бы помогли. А?
— Не берусь советовать, ваше превосходительство. Но ведь Махно, в сущности, разбойник, хотя, не скрою, очень талантливый.
— Ах, Яков Александрович, в этой войне все были как разбойники. Да, да, если б наши добровольцы вели себя добропорядочно в походе на Москву, мы бы обязательно взяли её. Ну не мне вам рассказывать, что они творили. Порки, казни, пытки. А результат — драп до Новороссийска.
Теперь вот сидим на полуострове, ждём у моря погоды. И заметьте, как это ни смешно, благодаря Махно нас ещё не вышибли отсюда. Так что де-факто он уже наш союзник, теперь осталось оформить это де-юре.
— Можно попробовать, ваше превосходительство, но прежде надо найти с ним точки соприкосновения.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, скажем, его ненависть к Троцкому, к комиссарам, к продотрядчикам.
— Вот это ценная мысль, Яков Александрович, — похвалил барон Слащёва. — На этом мы, пожалуй, сыграем. Надо найти человека для посылки к Махно, кто б его знал в лицо.
— У меня есть такой, ваше превосходительство, он даже, кажется, знаком с ним. Некто Михайлов.
— Вот и отлично.
В Москве вождь революции товарищ Ленин приказал связать его с Дзержинским.
— Феликс Эдмундович, в мае с Украины донесли, что 1-я Конная уничтожила Махно. А вот передо мной сообщение, обозначенное началом июня: у Махно уже 5 тысяч штыков. Кто врёт: 1-я Конная или Харьковские товарищи?
— Не врёт никто, Владимир Ильич. После разгрома под Успеновкой Махно отправился на север Екатеринославщины, объединился с несколькими отрядами повстанцев.
— До каких пор мы будем терпеть этого бандита, товарищ Дзержинский? В ваших руках меч революции.
— Я понял вас, Владимир Ильич.
— Езжайте лично в Харьков и проведите эту операцию сами. Никакой пощады мерзавцу, никаких послаблений. Об исполнении немедленно телеграфируйте.
Между тем на Западном фронте Красная Армия отступала и в начале мая поляки заняли Киев.
Это воодушевило врангелевцев, и они начали наступление из Крыма, надеясь в перспективе соединиться с поляками против общего врага — большевиков.