— Жаль, — вздохнул по этому поводу Вдовиченко. — Нам бы этого арсенала хватило до конца войны.

Однако записка начснаба, предоставленная комкору на следующий день, была вполне оптимистичной: «Трофеи: 2 тысячи снарядов, 26 орудий, 3 миллиона патронов, 50 пулемётов, 30 грузовых и 5 легковых автомобилей, 5 броневиков, аэроплан, 50 тысяч пудов зерна, 3 тысячи комплектов английского обмундирования...»

Особенно радовался комкор последней цифре:

— Слава богу, хоть одену своих оборванцев.

Была захвачена радиостанция, и когда её доставили батьке Махно и объяснили, что по ней можно и без проводов говорить, ну хотя бы... с англичанами, Нестор тут же накатал радиограмму: «Правительству Великобритании и её адмиралам. От имени Революционной повстанческой армии Украины благодарим вас за оказанную нашей революции помощь — присылку обмундирования и другого военного имущества. Командарм, батько Махно».

— Вот, передайте в Лондон, — покривив в усмешке губы, приказал Нестор бойцам, привёзшим ему подарок от Вдовиченко.

— Передадим, — сказал один, не сморгнув глазом, а когда батько ушёл, спросил своего товарища: — Ты в этом что-нибудь петришь?

— Откуда? Я это чудище впервые вижу.

— И я тоже. Что ж будем делать?

— А что делать? Скажем, что передали. Что он, проверять что ли будет? Напиши на батькиной радиограмме резолюцию: «Передано в Лондон такого-то». И всё.

— А если узнает?

— Откуда? До Лондона проводов пока нет.

Уже на следующий день после взятия Бердянска контрразведка корпуса приступила к розыску офицеров, прятавшихся в городе. К этому «святому» делу решено было привлечь самую осведомлённую часть населения — мальчишек, бросив клич: «За каждого офицера 100 рублей!» И пошло:

— Дядь, у нас на чердаке один ховается.

— А у нас — в подвале.

Стаскивали с чердака дрожащего, с оторванными погонами и тут же расстреливали, мальчишке вручали деньги:

— Держи, хлопец. Молодец. Шукай ещё.

Из подвала выволакивали сразу двух, стреляли прямо во дворе в присутствии юного доносчика. И тут же деньги:

— Держи, хлопец, двести как по уговору.

Три дня продолжалась охота за офицерами, три дня хлопали выстрелы по дворам. И воспитатели и воспитанники были достойны друг друга, уложились в 10 тысяч рублей, очистили город от золотопогонников.

Но это была «работа» контрразведчиков, а корпус уже на следующий день освободил село Новоспасовку — родину комкора и двинулся на Мариуполь.

14 октября Деникин взял Орёл, и в этот же день, в сущности, под носом у его Ставки, Вдовиченко захватил Мариуполь с богатейшими трофеями. С горой прекрасного угля и с четырьмя пароходами, на двух из которых были мобилизованные крестьяне, сразу же отпущенные на волю. На двух других опять оказалось английское обмундирование и мануфактура.

Получив из Мариуполя английскую мануфактуру, Махно издал в Александровске приказ, напугавший всех учителей и преподавателей: «Срочно представить в Ревком списки учительских детей, указав пол и возраст каждого».

Бедные учителя и преподаватели ломали голову: «Зачем? Для чего?» Кто-то пытался утаить самых маленьких. Но полз слух, что за утайку можно и расстрел схлопотать, поэтому иные со слезами вписывали всех и с трепетом вели детей по указанному адресу. А там неожиданно рыжий махновец, справившись по списку, спрашивал:

— Це ваши дити? Скоко хлопну?

— Двенадцать.

— Адивичне?

— Десять.

— Держить. Це хлопцу на костюм, а це дивчине на платье.

— Сколько?

— Чего сколько?

— Платить надо сколько?

— Вы шо з луны свалились? Це батко велив усих учительских диток наделить манухвактурой бесплатно. Ведомо в вас же грошей нема, коли у училок воны булы?

Оружия теперь стало столько, что махновцы начали ещё и копаться «шо взяты»:

— Ни, мэне вон той карабин «ли метфорд» дайте.

— А мэне вон ту американьску «спрингфильд».

— Возьми вот французскую «лебель», глянь какая прикладистая.

— Ни, лепш «спрингфильд» к ему наши патроны в аккурат.

Проезжая села, махновцы раздавали крестьянам винтовки вместе с листовками Волина, призывавшего всех вооружаться против главных врагов «золотопогонников».

Зерно с захваченных в Мариуполе двух барж Махно распорядился вернуть беднейшим крестьянам, у которых оно было отобрано.

В Ставке Деникина в Таганроге поднималась паника. Слушая доклад генерала Романовского, Антон Иванович хмурился:

— Как, уже взяли Новониколаевку? Помилуйте, это же в 65 верстах от Таганрога.

— Да, ваше превосходительство, — подтверждал начальник штаба.

— Снимайте с фронта корпус Мамонтова.

— Но, ваше превосходительство...

— Снимайте и бросайте на этот внутренний фронт. Слащёв не потянул, Май-Маевский тоже не справился.

— Бандиты пытаются взять Волноваху.

— Усильте гарнизон. Там артсклад армии, если его захватят, фронт будет обезоружен. Ничего не понимаю, почему этот бандит бьёт наши лучшие части?

— Говорят, у него в штабе опытный немецкий генерал, ваше превосходительство.

— Дожили. Генерал помогает бандитам. Впрочем, от немцев этого следовало ожидать. Сами под собой зажигают бикфордов шнур. Где логика?

ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ

КОМИССАРОДЕРЖАВИЕ

Подступившим под Тулу деникинцам невольно приходилось сбавлять напор, поскольку лучшие кавалерийские части срочно перебрасывались на юг, где полыхало пламя третьей Украинской революции и некий «бандит Махно» резал все коммуникации, словно семечки щёлкал города и, что самое страшное, везде, даже в самых малых сёлах, устанавливал Советскую власть.

Сам батько, дав своим хлопцам «недельный передых», пьянствовал в Гуляйполе на свадьбах, гудевших каждый день в разных концах села. Везде Махно был самым почётным и желанным гостем, чтоб никого не обидеть, старался побыть у всех, оттого и не просыхал. Пел вместе со всеми, плясал, играл на гармошке. А на свадьбе у повстанца Максима Коростылева, выйдя во двор, направился к будке злого до бешенства цепного кобеля и, несмотря на предупреждение хозяев: «Он вас разорвёт!», отцепил его. И повёл с собой в хату, говоря:

— Получивший волю не тронет своего освободителя. Верно, Серко?

И кобель, пред тем кидавшийся на всех, лежал у ног батьки, дивя своих хозяев: «Серко, да ты ли это?»

Белаш, вызванный Нестором, дабы решать важные вопросы, застал в хате лишь его жену. Она была очень расстроена.

— Где Нестор?

— Где ж ему быть, на очередной свадьбе. Он совсем спятил, ваш батько. Хватает гармошку и начинает петь похабные частушки, а у меня ж в селе ученики. Мне хоть в землю провались. Стыдобища. Вон, кажется, плетётся. Выйдите, послушайте.

Белаш вышел во двор, прошёл к калитке и действительно увидел покачивающегося батьку, бредущего к дому с гармошкой и поющего на всю улицу.

Нестор, увидев Белаша, радостно замахал ему рукой:

— Витя, где ж тебя носит? Что у тебя?

— Ты проспись, протрезвей тогда и о деле говорить будем.

— Для дела я мигом протрезвею.

Махно вошёл в ограду, крикнул:

— Галя, принеси, серденько, ведро с водой.

Жена вышла с ведром.

— Отдай его Виктору, а сама добудь рассольчику.

Скинув френч и рубашку, Нестор приказал Белашу:

— Лей, Виктор, на голову и спину прихватывай.

Белаш лил холодную воду, Нестор кряхтя встряхивал головой, вздрагивал всем телом:

— Ах, хорошо, ах славненько. Веришь, замучили свадьбами. И всем батьку подавай. А у меня ж не три горла. Не приди — обидятся. Не выпей — осерчают. Тебе хорошо, сидишь в штабе, квасок попиваешь.