Как же всё-таки издаётся весь довольно могучий поток эмигрантских книг? Иногда издателем является автор – в принципе, каждый имеющий работу инженер или врач может на собственные деньги выпускать, время от времени, свои книги. Иногда издателем, т. е. дающим деньги на издание, является меценат или благожелатель («Континент», первые №№ «Ковчега», «А – Я» и т. д.).

Наверное, больше всего книг издаётся за счёт фондов, которые здесь (особенно в Америке) довольно многочисленны. Фонды бывают самые разные: университетские, от компаний, обществ и т. д.

Джон Боулт – директор Института русской культуры в Техасе. Институт тоже существует за счёт фондов, но у них нет денег на издание книг. Продажа книг требует времени и сил, поэтому в более выгодном положении находятся издательства, которые в то же время являются торговыми фирмами, вроде «Руссики».

Мы сегодня с Мар. Вас. прикинули: там примерно 400 страниц, одна стр. обходится в среднем 100 франков – всего 40 000, продажная цена может быть, допустим, 100 фр., следовательно, надо продать, чтобы вернуть деньги, 800 экз. (50 % берут магазины!). Для Хармса я считаю это количество нереальным или, по крайней мере, трудным (кроме того, деньги на издание нужно выложить сразу, и возвращаться они будут малыми частями в течение долгих лет).

Ну вот, кажется, теперь ты знаешь всё о делах издательских.

Вернёмся к журналу. Пришли мне краткую биографию Вейсберга. Ещё немножко, чтобы закончить мысль. Издательство «Синтаксис» существует за счёт профессорской зарплаты Синявского и за счёт гонораров за переводы его книг на другие языки. Ещё на предельном и самоотверженном труде Марии Васил. Розановой. Само издательство убыточное. По сути, это всё можно назвать самиздатом, который также держится исключительно на энтузиазме участников. Только в Москве покупается пишущая машинка, а здесь печатная машина, ну и, соответственно, разное количество бумаги и разный тираж.

Шемякин издал «Аполлон» за свои деньги. Не думаю, что б он вернул хотя бы 1/10 затрат, большинство экземпляров, наверное, раздарил.

Я получил письмо из Москвы от дальних знакомых с просьбой устроить одного приезжающего на работу в издательство «А – Я», хотя бы корректором, он согласен на небольшую зарплату. Издательство представляется по-московски: директор с шофёром, уборщица, курьеры и, конечно, весь штат. Здесь же это называется «издательство на кухонном столе». Я всегда с завистью смотрю на последнюю обложку «ДИ», там только в штате человек 15, не говоря уж про гонорары авторам и фотографам и обеспеченную полиграфическую базу (правда, плохую, низкокачественную). Если б я хотя бы имел регулярные деньги, чтобы платить за жилплощадь, свет и телефон, то у меня развязались бы руки. Нет, приходится терпеть и то и то, зарабатывать на жизнь на стороне. Когда иссякает энтузиазм издателя, журнал перестаёт существовать, как вышло с «Ковчегом». Было много журналов и альманахов, умерших на первом номере. Здесь ещё сказывается и фактор предельной разобщённости, индивидуализма и эгоизма третьей эмиграции.

Казалось бы, почему бы вместо пяти слабых журналов тем же пятерым издателям не сделать один сильный? Нет, если каждый ещё согласен тянуть лямку под собственным флагом, то о помощи соседу (т. е. конкуренту) не может быть и речи. Как же, ведь главное титул: «главный редактор Александр Глезер» (как он подписывает свою фитюльку. Он же генеральный директор музея, причём музея фиктивного, не существующего, но титул есть). Марамзин выпускает «Эхо», зарабатывая деньги для этого переводами, замедляются темпы выпуска: «Эхо», «Синтаксис» вместо обещанных четырёх номеров в год выпускают 2, а то и один. Сказывается, наверное, и то, что все эти журналы базируются в основном на самиздатском материале, доходящем сюда. И, кажется, этот поток значительно оскудел за последнее время. Здесь причиной является общая ситуация в Союзе. Авторы же эмигранты в большинстве ещё настолько неустроенны, что им ещё не до полноценной литературной (бесплатной) работы. Как-то зашёл в «Русскую мысль» и говорю, что надо бы написать о том-то и о том-то, тема хорошая, а они мне говорят: вот ты и напиши. И они правы. Что они могут сделать? Там сидят три с половиной женщины на низкой оплате, они и так делают всё возможное, что по их силам.

В целом же третья эмиграция оказалась предельно скандальной, недружественной, разобщённой. Многие едут сюда с гипертрофированным сознанием собственной личности: вот я сейчас им всем буду ошибки поправлять (сказывается то, что при несвободе, при невозможности самореализоваться, кто-то перестаёт верить в себя, а кто-то, наоборот, начинает переоценивать свои возможности, раздувать свою персону в собственном мнении). И вот такой человек, приехав сюда, после первых положительных эффектов через некоторое время начинает замечать, что его уже не слушают, перестают им интересоваться. Начинается другая крайность: он смертельно на всех обижается, полностью отходит от всех дел, забивается в угол и ни с кем не общается. Начинаются депрессии, иногда и попытки самоубийства. Мало кто способен на ежедневную, будничную, неблагодарную чёрную работу. Работу, не сулящую ни денег, ни славы, ни какой личной корысти. Как здесь кто-то говорил, что «эмигрант – капля крови нации, взятая на анализ». Вот анализ и показал, что амбиций много («мы самые, мы самые…»), а способностей мало. Способностей создать нормальную структуру взаимоотношений и работать повседневно без склок и сплетен.

То же было характерным в значительной степени и для первой эмиграции, но там была хотя бы общая ностальгия (что у третьей эмиграции отсутствует начисто), тоска по прежним идеалам, по великой матушке-России (по СССР никто не тоскует).

Маленькая вставка о текущих делах. Сегодня понедельник, утро туманно-солнечное, через полтора часа должен отвезти это письмо. Сейчас написал список цифр и отметил то, что получил. Картина теперь намного яснее со слайдами. Всю прошлую неделю пытался дозвониться по поводу П. 19, сейчас дозвонился. Оказывается, обладательница и понятия не имела, куда что посылать, говорит, что что-то такое получила и пошлёт, если не то, то я должен буду вернуть обратно. Продиктовал ей свой адрес, у неё не было.

Всё с пометкой «Вена» отослал, предварительно позвонил этому человеку, проверил адрес.

Возможно, другие твои посылки где-то лежат в Америке или Европе, и никто не знает, куда их посылать. Я тебе писал уже, что и у меня лежат такие же бесхозные. Надо бы разыскать заинтересованных людей через русские газеты, да всё времени нет этим заняться. Из Москвы посылают как на деревню дедушке, как будто все знают, где эта деревня и кто этот дедушка. Лишь бы пересекло границу, а там всё образуется. Каким образом, как?

У людей, перемещающихся на такие большие расстояния, голова забита обычно множеством всяких поручений и просьб, которые для них чаще всего дело десятое, всё забывают, путают, не успевают сделать, время проходит – всё совсем уже выпадает из памяти. Надо долбить каждому, что, куда и как передать, да и то уверенности не будет. Очень важно, чтоб я со своей стороны мог попытаться что-то вытянуть.

Вчера полдня провёл у Ирины Баскиной, у неё огромнейшее собрание документации по Ленинграду. Пересмотрел, наверное, тысячи две фотографий и слайдов. Это ужас, это пытка, это бред сивой кобылы, что они такое делают. Это мрачно, это предельно слабо, не интересно ни с какой стороны, потому что ложно. Такая же ложь, как официальн. живопись. И такие же дремучие люди её делают. Может, это и не их вина (конечно, это их беда), но дела это не меняет. Это болото разлито повсюду. Я получил большой пакет от Серова (копируется с твоих отправлений – так же всё разложено в конверты, надписано) – живопись «двадцатки» и все их физиономии – кошмар. Эта живопись – паноптикум. Он же прислал большую подборку «Художники Одессы». Если можно сделать статью на эту тему, то только негативного плана, и такая статья с анализом причин этой беспросветности нужна была бы, но только кто смог бы сделать это? Труд большой и неблагодарный.