– Да, Вы нашли настоящую жемчужину.

Тали в это время приклеивала к своему рабочему месту какую-то табличку с двумя рядами чисел. Джон подошёл к ней:

– Как дежурство? Справляетесь?

– О, капитан! – приветливо ответила девушка, обернувшись к нему. – Пока всё понятно. Старший бортинженер меня пару раз похвалил, хотя мне кажется, он просто слишком добр ко мне…

– Рабочее место было неукомплектовано? Чего‑то не хватало? – Шепард кивнул на табличку.

– Ах, это… Просто для скорости, таблица перевода между системами счисления. У нас другое количество пальцев, поэтому и система счисления не ваша десятичная.

– Да, помню. У вас по три пальца на каждой руке. Но троичная система была бы очень громоздкой. Дайте угадаю. У вас шестеричная? Как у нас десятичная по пальцам двух рук.

– Нет, – кварианка улыбнулась. – Восьмеричная.

– Восьмеричная? Но почему? Пальцев ведь не восемь?

– Потому же, почему и пальцы у нас считаются не «первый», «второй», и далее подряд до «пятого», как у вас, а «первый», «второй» и «четвёртый».

– А где же «третий»?

– А зачем?

– То есть?

– Ну вот как вы считаете? Один палец – это один предмет, два пальца – два предмета, три пальца – три предмета… и так далее. Верно?

– А как ещё?

– Но ведь это же расточительство! Так одной рукой можно посчитать только столько же предметов, сколько на руке пальцев!

– А можно больше?

– Конечно! Мы издревле так считаем. Вот, посмотрите.

Девушка стала загибать пальцы.

– Сначала – один. Тут вариантов нет.

Тали загнула один палец.

– Теперь – два.

Она загнула второй палец, но первый при этом разогнула.

Шепард хмыкнул:

– Мы тоже можем загибать по одному пальцу, разгибая предыдущие, но их ведь от этого больше не станет.

– Подождите, Шепард, – кварианка всерьёз увлеклась идеей рассказать, как считает на пальцах её народ. – Как, по-Вашему, мы обозначим тройку?

– Разогнёте второй палец и согнёте третий?

– Четвёртый, Шепард! Мы этот палец называем четвёртым! Он для тройки не нужен. Смотрите – у нас есть первый палец и второй, так? А один плюс два…

Девушка к согнутому второму пальцу добавила первый.

– Смотрите – один плюс два – это и будет три!

– То есть, когда понадобится показать четыре…

– … Я разгибаю «один» и «два», потом сгибаю «четыре»!

– Хитро. А, к примеру, шесть…

– Это четыре плюс два, – девушка согнула пальцы «два» и «четыре», оставив палец «один» разогнутым. – Так мы можем на одной руке показать числа от нуля до семи. А для восьми потребуется уже вторая рука. Поэтому у нас и цифры от нуля до семи, а восемь мы пишем примерно так, как вы пишете десять – единичкой и ноликом. Вы, со своими пятью пальцами, одной рукой могли бы показать…

– … До тридцати одного, я уже понял систему. Удивительно! Это очень похоже на то, как считали простейшие электронные схемы.

– Совершенно верно. Поэтому наш народ очень рано дошёл до изобретения вычислительной техники, виртуального и искусственного интеллектов. Значительно раньше, чем мы оказались бы способны понять, к чему это может привести. Это нас и погубило… – внезапно погрустнев, девушка резко отвернулась и подчёркнуто сосредоточенно стала разглаживать пузырьки на приклеенной плёнке с таблицей.

– Всё хорошо, Тали?

– Да… Джон. Нет… Я не знаю, – кварианка снова повернулась к нему. – Ваш корабль просто замечательный, и команда такая добрая… К нам ведь обычно очень плохо относятся – считают, что мы объедаем тех, к кому прилетаем… А ваш старший бортинженер меня вообще принял, как родную дочь! Просто я… мне неуютно. Как будто я не при деле, даром хлеб ем. «Нормандия» идёт так ровно, как будто мы висим на одном месте. И двигатели почти не шумят… Как вы спите по ночам?

– А разве в тишине не лучше спится?

– Мне – нет. Я же родилась и выросла во Флотилии. Наверное, наши корабли слишком старые, или слишком изношенные… У нас, если на борту слишком тихо, это катастрофа. Значит, или двигатель отказал, или система жизнеобеспечения!

– Нет, Тали. На нашем корабле тишина – это норма. Вы это скоро поймёте – к хорошему быстро привыкают.

– Да, наверное… Но тишина – это даже не главное. На вашем корабле так… так пусто! Как будто половина экипажа пропала. У нас дома я дождаться не могла, когда же меня отправят в паломничество. Так хотелось уйти от этой вечной толкотни… Хотя мы жёстко следим за рождаемостью, места на кораблях всё равно еле хватает. И вот, я покинула Флотилию. В одной моей каюте на «Нормандии» на моей родной «Райе» разместилось бы две семьи! И знаете… Теперь я скучаю по нашей тесноте. Как птица, которая родилась в клетке, а потом оказалась в лесу.

– Что имеем – не храним, потерявши – плачем?

– Да, можно и так сказать. Я думаю, на самом деле, почувствовать это – и есть главная цель паломничества. Это возможность посмотреть на свой народ, свою культуру под другим углом. Знаете, ведь некоторые из нас так и не возвращаются после паломничества. Я всегда думала, что с ними всеми случается что‑нибудь плохое, но, может быть, не возвращаются те, которые просто хотят другой жизни? Жизнь во Флотилии нелегка. Всё, что мы делаем, должно приносить пользу Мигрирующему Флоту, ведь ресурсов постоянно не хватает.

– Но вы ведь вернётесь?

– Обязательно! Но не раньше, чем мы остановим Сарена. Я должна. Во Флотилии семнадцать миллионов кварианцев, и жизнь каждого зависит от стараний остальных. Чувство локтя у нас развивается с малых лет. Конечно, чтобы успешно выживать, нам приходится поступаться многими свободами, которые сами собой подразумеваются у всех, кто живёт на твёрдой земле. Взять хотя бы тот же контроль за рождаемостью. Приходится строго следить за тем, чтобы детей было не больше, чем родителей. Иначе нам не только не прокормиться, но даже не разместиться. Лишний ребёнок – это преступление. Но и падения рождаемости мы тоже допустить не можем – рабочие руки на счету. Приходится соблюдать баланс. Зато это нам позволяет вот уже три столетия скитаться по космосу, пока мы не обретём новый дом, что маловероятно, или не отвоюем старый, что уж и вовсе практически невозможно.

– Как так вообще получилось, что вы создали гетов?

– Никто их специально не создавал. Мы творили себе помощников по своему образу и подобию, сначала для облегчения труда, потом для комфортного житья. Их интеллект был не выше того, что вы называете виртуальным. Какая может быть угроза в робопылесосе или автоматической кухарке? Потом оказалось, что дешевле соорудить одну универсальную платформу с руками и ногами, которую можно запрограммировать на самую разную работу, чем для каждой прихоти строить новые машины. Чем универсальнее машина, тем больший интеллект ей приходится давать. Наши киберпомощники становились всё ближе к тому, что может быть названо настоящим искусственным интеллектом.

– Вы говорите, три столетия. Насколько я помню, кварианцы тогда уже входили в Пространство Цитадели. Как так получилось, что Совет не запретил разработки искусственного интеллекта?

– Мы балансировали на грани, но никогда не переступали черту. Так нам… Так всем казалось. Каждое новое улучшение было таким крошечным, что всегда казалось, будто мы контролируем ситуацию.

– Но что-то вы всё же упустили?

– Мы недооценили мощь нейронной сети. Для более быстрого обучения мы дали гетам возможность обмениваться новыми программами. Оказалось – увы, слишком поздно – что объединённые в сеть геты формируют нестабильную по своей природе структуру некоего глобального разума. И эта общность уже обладала всеми признаками искусственного интеллекта.

– Получилось что-то вроде улья?

– Не совсем, но, в общих чертах, можно сказать и так. Чем больше гетов объединены между собой, тем умнее их общее сознание. При этом каждый гет сохраняет свою индивидуальность, каждый гет получает информацию только от своих органов ввода, но на уровне мыслительных процессов они объединяются. Создаётся что-то вроде искусственного подсознания. Но когда несколько гетов собираются вместе, они могут объединить и низкоуровневые процессы, освобождая ресурсы для более интеллектуальных задач…