Иван Иванович хотел возразить, но императрица наполовину дружески, наполовину повелительным жестом остановила его и, обращаясь к Уильямсу, произнесла:
— Ваш король был бы вполне доволен вами, если бы мог слышать ваши слова. Со своей стороны, я своё решение в таком важном вопросе хочу поставить, только выслушав предварительно моих испытанных советников. Иван Иванович уже высказался, а я убеждена в том, что его мнение основано на глубокой преданности мне. Теперь я попрошу графа Алексея Григорьевича Разумовского сказать своё мнение.
Обер-егермейстер ответил своим серьёзным, спокойным голосом:
— Вся Европа готова ринуться в тяжёлый и опасный бой. Россия же должна заниматься своими внутренними делами, чтобы довести до благополучного конца дело рук Великого Петра. Россия не заинтересована в тех вопросах, из-за которых европейские державы враждуют между собою, и если вы, всемилостивейшая государыня, требуете моего совета, я могу только просить вас как можно дальше держаться от европейской политики в это чреватое всевозможными опасностями время, сохранять хорошие отношения со всеми державами, но ни с одной из них не заключать никаких союзных договоров. Россия всегда будет достаточно сильна, чтобы дать отпор всякому, кто заденет её державные права, — гордо добавил он, — и чем больше будет ослабевать Европа в этих междоусобных распрях, тем мощнее будет наша страна.
Низко поклонившись императрице, Разумовский замолк.
Уильямс, казалось, был сильно задет такими простыми и ясными словами старинного друга государыни; он взглянул на Бестужева, потупившего свой взгляд, и быстро перевёл на Бекетова, который, стоя за креслом императрицы, внимательно следил за совещанием, тихо шевеля губами, словно он с трудом сдерживал свои слова, рвавшиеся наружу.
Граф Кирилл Разумовский примкнул к брату, Александр Шувалов не сразу и боязливо согласился с обер-камергером.
Граф Пётр Иванович промолвил сурово и с мрачным видом:
— По повелению вашего величества я неустанно заботился о том, чтобы усовершенствовать русскую артиллерию. Теперь я уверен, что она может помериться силами с любой европейской армией, и я буду гордиться, если вы, ваше величество, дозволите мне самому вести в бой моих канониров; но прошу вас, ваше величество, если вы хотите ударить на какого бы то ни было врага, ударяйте одни; Россия не нуждается в союзниках. Тогда и я пойду в бой с лёгким сердцем, раз я буду знать, что русские пушки шлют свои ядра врагам России ради блага и чести своей родины!
Великий князь молчал; он крепко сжал губы и мрачно глядел перед собою, опершись руками о стол. Императрица, казалось, забыла о его присутствии, так как ни разу не обратилась к нему с просьбою высказать своё мнение. Она задумчиво откинулась на спинку кресла, взоры присутствовавших напряжённо следили за ней. Бекетов слегка подался вперёд; его грудь высоко вздымалась, из его полуоткрытых уст, словно он приготовился говорить, вырывалось горячее дыхание и даже слегка шевелило волосы на голове государыни. Елизавета Петровна почувствовала это дыхание, лёгкая дрожь пробежала по ней, щёки зарделись, а глаза сверкнули живым огоньком. Она медленно повернулась назад и произнесла мягким и нежным голосом:
— Я выслушала советы умудрённых опытом сановников, умение и опыт которых в деле управления государством известны всем, но в вопросах, касающихся блага и величия родины, восторженная и смелая юность точно так же имеет право высказаться. Вы слышали, полковник Бекетов, что говорилось здесь; скажите, что посоветовали бы вы мне, вашей государыне?
Она оперлась о ручку кресла и в упор глядела на молодого человека, лаская взглядом его прекрасное, озарённое гордостью и счастьем лицо.
Иван Иванович Шувалов в сердцах отодвинул свой стул, весь перекосившись от гнева. Уильямс облегчённо вздохнул и лёгким наклоном головы, казалось, хотел ободрить адъютанта императрицы.
Бекетов обратил сверкающие взоры на портрет Петра Великого, висевший против кресла императрицы, и звонким, громким голосом произнёс:
— Восторженное поклонение нашего юношества принадлежит всецело нашей возлюбленной и всемилостивейшей государыне и вместе с тем памяти её великого отца, портрет которого смотрит на нас и которого мы любим всем сердцем, высоко чтим и удивляемся его делам, нисколько не уменьшая таким делением чувства наши к его державной дочери. В основанном им училище, из которого милость вашего величества призвала меня к себе, я научился обо всём, что касается России, судить по его мерке. Если бы тот, кто смотрит на нас с этого портрета, был с нами, что сказал бы он, что повелел бы он? — ещё жарче продолжал он, простирая руку к портрету, словно ожившему в трепетном мерцании свечей. — Столицу России, призванную им к новой жизни, он основал на границе моря, так как море есть тот путь, который откроет России весь мир. Он воздвиг русский флот, мы видим великого императора Петра Первого здесь, перед собою, в мундире русского адмирала. К морю должна быть направлена политика России, а владычица морей — Англия — должна быть предметом особого внимания этой политики. Нас должна связывать с Англией тесная, незыблемая дружба, иначе мы будем принуждены биться с ней не на жизнь, а на смерть, если не захотим отказаться от задачи довести до конца путь к могуществу и величию, указанный нам великим преобразователем. Но такая война была бы сопряжена с громадными жертвами и вполне бесполезна, тогда как тесный дружественный союз с Англией ведёт нас к цели и без жертв. На свете много места и Англии, и России, если обе державы будут жить во взаимном доверии. Поэтому, ваше величество, если бы великий император находился среди нас, я убеждён, он не замедлил бы протянуть руку Англии, он заключил бы союз, открывающий все моря русской торговле.
И если вы, великая дочь Великого Петра, желаете действовать в духе и разуме вашего отца, вам необходимо поступить так же.
Императрица с милостивой улыбкой выслушала горячую речь Бекетова и, когда он замолк, на мгновение забылась в том же положении.
Иван Шувалов с гневом смял лежащий перед ним лист бумаги и затем насмешливо промолвил:
— Мне сдаётся, что Великий Пётр, если бы он находился среди нас, был бы прежде всего крайне удивлён, услышав изложение своих мыслей из уст молодого человека, ещё вчера сидевшего на школьной скамье.
Императрица выпрямилась и бросила на обер-камергера гневный взор.
Бекетов побледнел и трясущимися губами холодно и гордо ответил:
— Ваше величество, вы приказали мне высказать моё мнение; если это было мнение ученика, то он прежде всего научился из истории своей родины следовать по стопам великого основателя русской державы и в будущем искать верных путей к славе и величию в том направлении, какое указано неизгладимой деятельностью великого императора.
— Полковник Бекетов прав, — сказала императрица, — мне, как дочери Великого Петра, вполне необходимо быть его ученицей. Господин посланник, я принимаю союз, который вы явились предложить мне от имени вашего государя.
Уильямс низко поклонился, чтобы скрыть радость.
Бестужев сохранил полнейшее хладнокровие: зато Иван Иванович Шувалов, впервые испытавший такое унижение, резко повернулся на месте, почти спиной к императрице. Александр Шувалов боязливо старался встретиться с ним взорами, чтобы дать ему знак овладеть собой. Великий же князь по-прежнему не выходил из своей мрачной молчаливой безучастности.
— Условия договора, — продолжала императрица, не спуская взора с Уильямса, — возлагают на его величество английского короля обязанность принять участие в расходах по содержанию войск в Лифляндии и в будущей войне. Поэтому мне кажется необходимым выразить эти расходы в определённой сумме, так как моя казна пуста и требует пополнения.
Уильямс с улыбкой утвердительно склонил голову и заметил:
— Генералы вашего величества легко могут составить этот счёт. Ваше величество, не откажите обратить ваше всемилостивейшее внимание на то, что Россия получит большие выгоды в предстоящих победах.