Самодовольство, сладость и, одновременно, - неуловимая досада разлиты в глазах владыки. Хитрое раздумье, упрямое желание без проблем взять свое: перед ним, скрыв под опущенными веками гневные искры в глазах, потупила голову Эньюэ.
Эньюэ, тоже из Прекрасных Дев, когда-то была подругой Арса, потом что-то случилось, она на время потерялась из виду, затем появилась опять. Ходили слухи, что они с Арсом так и остались друзьями; поговаривали, что склонна Эньюэ к тем же шуточкам над другими, вернее, издевательствам, служившим развлечениями Арсу. Изображение девицы, во всяком случае, выдавало и жестокость, и хитрость, и распущенность, и, между прочим, - то, что стоять вот так перед Зевом особой радости ей не приносило.
А вот и Арс: бледный, холодный, мрачный. Его обуревают жестокость и плохое предчувствие: вот-вот отнимет его собственность, его принадлежность, его игрушку проклятый отец. В наглых, отважных глазах непослушного сына выражен и страх перед Зевом, и насмешка над ним... По минимуму - насмешка.
Рядом с Арсом - обмякший, замкнутый, озлобленный и, конечно, по обыкновению, пьяный Фест.
С другой стороны от Зева Фина и Эра. Лица обеих изуродованы судорогами гнева и безуспешными попытками хоть немного этот гнев скрыть. В ярко-синих глазах Фины ненависть и стыд: да, пожалуй, это действительно глубоко запрятанный стыд. За отца? За братьев? За глупую, ревнивую, злую мать?
Такой изображена Эра с крепко сжатыми, одинаково белыми руками и губами. Дай ей только волю, она бы всех сейчас передушила. Видно, ей хочется наброситься сейчас на ненавистную Эньюэ, рвать новую соперницу, кусать, терзать - до крови, до смерти. А заодно обругать, избить, уничтожить сына, который притащил в дом этот очередной соблазн для Зева. Привел красотку, прекрасно зная нрав своего отца.
Касс перевела изумленный взгляд на Рамтея.
- Это выткала Рахел, - с готовностью пояснил тот. - Из-за этого ковра Фина её возненавидела больше всего. Скажу даже: для меня оказалось достаточно сложным его спасти. Собственно, в конце концов, я просто вытащил ковёр из огня...
- Я потрясена, - выдавила Касс и напрямую спросила: - Рахел у тебя? Нужна ли моя помощь? Я готова оказать тебе любую услугу, Рамтей.
- Она в безопасности, - гордо сообщил Рамтей. - Еще ночью я отправил ее... Далеко. - он улыбнулся: - Но все равно, благодарю. Я рад.
- Я слышала, если раз в году они не пройдут обязательную профилактику, то постепенно, рано или поздно полностью превращаются в свое низшее...
Касс замялась, безуспешно стараясь не глядеть на кентавра. Она мысленно пыталась построить фразу без обиды для него... Все, что вертелось в голове, высказывать Горну ей казалось, по меньшей мере, неуместным. Но Рамтей терпеливо ждал, и она решилась.
- Например, Рахел, если я правильно понимаю, в конце концов, превратится в гигантского... - Касс содрогнулась и упавшим голосом закончила: - Паука?
- Зато будет свободна, - отрезал Рамтей.
- Значит, это правда?
- Насколько я знаю, необязательно, - смягчился хозяин. - Зависит от обстоятельств, организма...
- Лучше умереть, чем такая жизнь, - вставил Горн.
- Умирать никому не хочется, - возразила Касс. - Кстати, правда ли, что Эрмс сегодня ездит по Посейдонису, предлагает всем Асклепиево бессмертие.
- Да, он был у меня... - улыбнулся Рамтей. - С сегодняшнего утра я бессмертен.
Он сказал это просто, как можно говорить о завтраке, поклонился и усмехнулся: - Если верить, конечно, Асклепию и Эрмсу...
Касс молча уставилась на гиганта: в его внешнем облике, вроде бы, ничего не изменилось.
- Я вижу, Прекрасную Деву это удивляет... - протянул Рамтей.
- Признаюсь.
- Что же именно удивляет тебя?
- Не знаю, - ответила Касс. - Мне казалось, ты хотел уйти...
- Уйти - это для слабосильных! - гордо заявил атлет. - Нет, я так легко не уйду. Ему, - он грозно и с ненавистью вскинул подбородок к изображению на ковре брата: - ему так легко от меня не избавиться! Прежде всего, я заставлю его заплатить за все свои удовольствия... Чтоб платили не дети, не жена, не красавицы - он сам!
Касс поразилась виду Рамтея. Обычная бесстрастность его испарилась. Глаза горели. Великан тяжело дышал.
- Разве в наслаждениях смысл жизни? - тихонько подыграл кентавр.
- Лон говорит, что смысл жизни в красоте, - прошептала девушка.
- Нет, - уверенно сказал Горн. - Смысл жизни в страданиях. Только страданием можно постичь...
Кентавр покивал головой, как будто поддакивая сам себе, и закончил: - Только страданием можно искупить...
- Передай своему Лону, пусть стишки пишет, - презрительно бросил Рамтей. Выступления кентавра он, казалось, и не заметил.
- Тогда в чем? Правда, в страдании? А, может, наоборот, в счастье? Или, в любви? - С надеждой спросила Касс. На каждое ее предположение Рамтей отрицательно качал головой.
- В чем же? - настаивала она. Казалось, вот-вот - и он ответит на тот самый главный вопрос, который мучил ее все это последнее время.
- В бунте. - Рамтей произнёс это слово отрывисто, как выплюнул.
Он приподнялся, взял с подноса трубку и стал раскуривать. По комнате поплыл сладковатый запах трубочного табака.
- Мир устроен так, - с наслаждением затянувшись, тихо говорил Рамтей: - что в его основе лежит справедливость. Справедливость распределения сил стягивает между собой атомы, вращает планеты, гонит куда-то галактики... Справедливость взращивает растения, выбирая к жизни самые лучшие... Справедливость поддерживает огонь жизни. Справедливость царит над зверями в лесу, заставляет их подчиняться определенному порядку...
Рамтей опять затянулся и продолжал: - И только в отношениях между людьми справедливость чаще всего беспомощна и бесполезна.
Касс взглянула на Горна: тот сидел, пригорюнившись. Ему, видимо, очень хотелось изменить отношения между людьми.
- Почему-то ситуация всегда складывается в пользу того, кто меньше всего этого заслуживает. Ничтожества властвуют над гениями... Бездари над талантами... Чем ничтожней человек, тем знатнее слывет... Чем бессовестней - тем большим богатством обладает... Чем меньше достоин славы - тем знаменитей...
Рамтей передохнул, подумал, затем твердо посмотрел перед собой и подытожил: - Смысл жизни в сопротивлении. Только, когда справедливость станет основой отношений между людьми, необходимость мятежа отпадет, - тогда, возможно, возникнет другой смысл...
Рамтей взглянул на Касс, словно, в поиске подтверждения: - Возможно, это будет любовь. Возможно. А пока... Пока что я - единственный на всей Гее, - тихо и медленно сказал Рамтей, длинно растягивая последние слова: - Единственный, кто поможет слабому. До тех пор, пока у меня есть возможность спасти от истязаний хотя бы одну такую Рахел, я не могу позволить себе уйти, оставить несчастных один на один с братцем Зевом... И гвардией Баала... С Легой вот не получилось, не успел... Но я хочу справедливости для всех: и для тебя, и для него, - Рамтей кивнул на притихшего кентавра, - и для гнома...
Рамтей кивнул куда-то в сторону. - Пусть хоть самого, я думаю, тебе показалось, ничтожного... Но я когда-то спас его и в награду получил верного друга... Может ли кто-нибудь из наших знакомых...
Рамтей презрительно улыбнулся и закончил: - похвастаться верным другом?
Он покачал головой сам себе в ответ. - Ну, и пусть впускает гостей, если ему так хочется...
Рамтей глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Ресницы его были пушистые и короткие. Совсем не вязались ресницы Рамтея с его речами.
- И я добьюсь когда-нибудь этой справедливости... - внушительно сказал он: - хоть это изнурительная, долгая и тяжелая работа... Мне только нужно время...
Он вздохнул и блаженно протянул: - Бессмертие! Теперь спешить некуда: раньше ли, позднее - но справедливости...
В глазах Рамтея засверкали молнии, он воодушевился. Где-то в недалеком будущем он уже видел победу: - я имею в виду, той самой высшей справедливости, которая только может установиться в отношениях между людьми, я добьюсь.
