Касс горько усмехнулась. Кому дело до ее порывов! До ее надежд и душевного трепета?
Да и ей-то что? Хоть кентавр, хоть Фина... Ей-то что до Эриды, со всеми ее... любвями...
Но Уэшеми...
Она посидела, не выходя из аэробиля, перед дверью Веселого Грота. Все там было наглухо, все там было закрыто от посторонних взоров.
Солнце висело далеко на Западе, низко-низко, почти касаясь океана темно-оранжевой короной. Дневная жара уходила.
Скоро зажгутся огни, - думала Касс. - И настанет теплый летний вечер.
Теплый летний вечер всегда, сколько она себя помнила, ассоциировался с запахом мелких цветов маттиолы.
- А правда, - подумала девушка. - Почему маттиола пахнет только в теплые летние вечера? Ни днем, ни утром, ни в прохладу, ни в жару, - только в теплые летние вечера... Все теплые летние вечера пронизаны ароматом маттиолы... И воздух становится густой, вкусный, волшебный... Необычный...
Касс вздохнула и рывком оторвалась от плиты, на которой стоял аэробиль, а потом уже плавно стала набирать высоту, стараясь не думать. О том, что может быть, именно сейчас, в этот самый момент... Лучший в мире поэт с халдейским именем, Уэшеми, красивый, высокий, русоволосый юноша, обнимает рыжеволосую, тихую до зуда в позвоночнике, стареющую Эриду... Как Легу обнимал её возлюбленный... Опять, Лега! Ах, русалка... Зеленоволосая, зеленоглазая... Вот он что! Глаза Леги, изумрудные глаза Уэшеми...
Эрида извивается змеёй, отдается снисходительно и, вместе с тем, - победно, самодовольно... Или по-другому? Злобно, с видом победителя, презрительно улыбаясь яркими губами... И при этом, думает о том, что ещё предстоит: о вечернем приключении с кентавром...
Рамтей жил недалеко от гимнасий, на одиноком холме. Небольшой дом на отшибе. Небольшой двор, отгороженный от посторонних взглядов высокой стеной кустов шиповника. Их посадили настолько густо, что теперь листья кажутся сцепившимися насмерть.
Откуда она знала, где живет Рамтей, Касс не помнила: кто-то когда-то, давным-давно, случайно показал ей это место, а поиск на экране аэробиля подтвердил адрес. Рамтей не Зев: никаких приемов, никаких показов по визу, а сплетни... Если они есть, то осторожные, смутные... Не сплетни - догадки, досужие домыслы.
Когда аэробиль приземлился и Касс по узкому зеленому коридору между кустами пошла ко входной двери, сердце девушки забилось сильней. Она и сама не знала, чего ждет от этого посещения, только чувствовала его очевидную для себя необходимость. И знала еще, что где-то, в конце недлинной этой дорожки, ждет необычное.
Касс нажала кнопку на двери: в глубине дома откликнулся звонок виза.
Экран над дверью не осветился. Значит, его не включили на обоюдную связь. Голос Рамтея звучно произнес: "Да". Он, безусловно, увидел гостью на своём экране, но не удивился... Неужели ожидал её визита?
Касс улыбнулась слепому визу и сказала: - Могу ли я видеть тебя.
Прекрасная Дева не предполагала ни тему, ни построение разговора, но надеялась: все произойдет само собой.
Голос Рамтея так же звучно ответил: - Да, конечно, я рад.
После этого стало тихо. Прошло, кажется, несколько минут, пока мелкие шажки не нарушили тишину. Что-то шаркало и кряхтело сначала поодаль, затем странные звуки, похожие на глухие стоны, постепенно приблизились и усилились.
Дверь начала открываться, медленно, натужно. Касс стало не по себе. Неожиданно она догадалась: для того, кто находился там, за дверью, было тяжким физическим трудом тащить эту дверь на себя. Это Рамтею-то? А, может, он заболел? Или чего-то опасался? Неужели у него такие рабы? Неужели у него вообще есть рабы?
Когда дверь, наконец, отворилась, Касс стало не по себе еще больше: ее даже затрясло мелкой, рябью по телу, дрожью. Это не могло быть жилищем Рамтея.
Гостья еще раз посмотрела вперед. Перед ней был пустой, длинный и мрачноватый коридор. И во всю длину его не обнаруживалось ни одного живого существа. Создавалось впечатление, что дверь оттаскивалась сама собой и сопротивлялась тоже сама себе.
Только, спустя некоторое время, дряхлый голос прокаркал откуда-то снизу: - Угодно ли Прекрасной Деве войти к Рамтею?
Касс опустила глаза.
Прямо перед ней сопел, круто задрав несуразную голову, старый маленький гномик в огромных, не по росту, башмаках. Вот он, раб Рамтея. Значит, справедливый Рамтей всё-таки держит рабов... Уродливая голова гномика едва доставала до бедер Касс: ему пришлось отступить, чтобы видеть ее лицо. И с видимым напряжением удерживать в маленьких ручках веревку, которую тянула в обратную сторону дверь.
- Да, пожалуйста, - почему-то шепотом попросила Касс.
Гном молча посторонился и пропустил ее в дом. Кряхтя и шаркая ногами, он еще несколько минут тащился впереди.
Наконец, он, по-прежнему, со стонами, натужно пользуясь точно такой же веревкой, открыл еще одну дверь в конце коридора.
Касс вошла и теперь окончательно замерла, ещё больше, чем минуту назад, пораженная открывшимся видом.
Перед ней был просторный, светлый, отделанный в белых и жемчужных тонах зал. Обстановка и убранство выдавали пристрастие к роскоши, аристократизм и, безусловно, определенный вкус. Чего-чего, но первых двух качеств она почему-то не ожидала от Рамтея. Удивительно уживались, оказывается, в этом человеке явный, просто-таки, бивший в глаза аскетизм с пристрастием к роскоши. Странно это нелепое соседство в одном доме мрачного коридора с бело-жемчужным залом. Не в насмешку ли сочетается аристократизм хозяина с гномом, который впускает в дом гостей, таща скверную дверь за неприглаженную веревку.
В двух шагах, ожидая гостью, не скрывая наслаждения произведённым на неё впечатлением, стоял сам хозяин.
А в углу, на необъятном ложе странной ромбической формы, удобно, безo всякого смущения устроился тот самый кентавр, на котором Касс с большим удовольствием проехалась сегодня по Парнасу.
- По крайней мере, становится понятно, откуда у Рамтея оказалось ожерелье, - мелькнуло в голове.
Рамтей учтиво поклонился и предложил девушке устраиваться на ложе, уже приготовленном для нее напротив кентавра. Тот заметался на месте, едва только увидел свою недавнюю наездницу и узнал ее.
- Это Горн, - без комментариев представил кентавра Рамтей. Объяснять гнома и дверь на веревке он, похоже, не считал первостепенной необходимостью.
- Мы знакомы, - улыбнулась Касс, тоже ничего не объясняя. В свою очередь, не без легкого злорадства девушка наблюдала удивление на лице хозяина, а затем быстрый подозрительный взгляд в сторону кентавра.
Она устроилась, по-свойски улыбнулась сначала Горну, потом Рамтею. Отщипнула виноградину: поднос с фруктами и напитками ждал на столике, примыкавшем к ложу. Касс заметила, что такие же подносы стояли и перед мужчинами... О, Творцы! Это вот только что она мысленно назвала кентавра мужчиной!
- Я рад видеть тебя, Прекрасная Дева, - нарушил молчание Рамтей. Очевидно, он был ошарашен появлением гостьи и не знал, ни о чем говорить с ней, ни как себя вести в её обществе...
Касс вежливо улыбнулась, рассеянно обвела комнату глазами. И опять обнаружила нечто, достойное удивления. Что ещё за сюрпризы ждут её в этом доме?
Прямо перед девушкой, слева от входной двери, на стене висел огромный, во всю стену ковер. Рисунок его изображал сцены из жизни владыки и его семейства.
Сцены, которые не льстили ни Зеву, ни Эре, ни их детям.
Рамтей, переглянувшись с Горном, с улыбкой следил глазами за реакцией гостьи. Она же не могла глаз оторвать от этого ковра.
Идеей рисунка было Зло.
Порок владел каждым членом могущественной семьи, сидел в каждой нитке ткани, светился в глазах, выступал на губах, обретался в лицах и руках каждого из людей, изображенных на ковре.
В центре выткано породистое лицо Зева. Какой мастер сумел так тонко поймать и передать выражение властителя? И ведь ковер - не картина, не скульптура: ведь его же не писали, не лепили - ткали...
