Выходит, гибель Атлантиды неизбежна. Выходит, так.
Лон Апол - это вам не какой-нибудь невежа египетский. Не припадочная жрица из Вави, что за золото для своей жадной богини отдается приезжим богачам на ступеньках зиггурата. Лон Апол - не Геракл, юнец драчливый, которого Зев никак не приобщит к цивилизации, а Эра все хвастает прибрать к рукам... Лон Апол легенд не сочиняет, а в его предсказаниях можете быть уверены: все произойдет. Сбудется каждое слово.
Значит, что-то надо делать: предупреждать, убегать, немедленно звонить музам по событиям... Но ведь поднимут на смех. Ещё и с каким удовольствием! Этого, правда, пока не бывало, с Лоном, во всяком случае... Тем больше наслаждений сулит острякам-насмешникам. А остальные... Уж кому-кому, а ему ли, ясновидящему и поэту, не знать: реакция толпы непредсказуема? Нет правил в общении с толпой... Кроме одного, если это можно назвать правилом: предвидеть реакцию толпы невозможно. Что ж, тем хуже для толпы. Только не надо спешить... Спокойно все обдумать, поговорить...
Поговорить бы, конечно, хорошо, но с кем?
С Зевом, окончательно помешавшимся на хорошеньких чужестранках? С Фадитой, так ведь она не муза по событиям, она тут же заскучает и отключится на полуслове... Может, с Артемой? Которую, кроме охоты, вообще ничего не волнует...
Ученые? Господа ученые мужи. Кронот, выживший из ума от старости со спесью. Чем разговаривать с Кронотом, лучше уж сразу на растерзание общественности... Ноэл? Если б знать, что не попадешь под удар его красноречия, а вдруг попадешь? Да ведь, скорее всего, и попадёшь... Асклепий, занятый своей амброзией? Все бессмертия ищет, все жаждет осчастливить Человечество. Это ему про конец Атлантиды? Да, господа ученые мужи, много вас в славном городе Посейдонисе. Смешно... Было бы смешно, когда бы не было так грустно.
В тишине еле-еле слышалось легкое пощелкивание удаленного переключателя: Касс бездумно бегала по программам виза.
Лон вяло подумал, что надо бы отработать новую песню, которую он сочинил для предстоявшего вечера у Зева и Эры. Песня была почти готова и звучала не безнадёжно. Даже, пожалуй, многообещающе. Правда, не очень еще на местах некоторые слова да рифма на "Юность" не идет: то глупости какие-то, то не влезает в ритм. Но это мелочи... К тому же, вряд ли сейчас что-нибудь удастся улучшить... Что ж, значит, хватит мучиться. Значит, просто пора отдохнуть...
Поэт приподнялся, опёршись на один локоть, и уставился на экран.
Интервью с молодыми конструкторами космодрома Вави... Состязания атлетов гимнасий... А вот и Орф со своей терой. Слабо рифмованная ерунда, цинизм, обычные орфовские дела...
- Здорово он владеет струнами, - заметила Касс, чуть-чуть скашивая голову в сторону друга. Появлялась у нее иногда странная манера: не смотреть, а так, подсматривать, на манер любопытного петуха, одним глазом.
- У него пальцы деревянные, - немедленно возразил Лон с нервным смешком.
Касс только взглянула в ответ. В её движении усматривался протест.
- Подумаешь, конкурент! - голос Лона стал звонким от обиды.
- Он становится все более и более популярен, - не сдавалась любимая. Похоже, она сегодня в том самом настрое, который доводил поэта до белого каления и одновременно обострял желание победить, покорить, заставить, влюбить в себя. - Голос его необычен, да и стихи...
- Тебе хочется меня разозлить?
Лон вскочил и стал возбужденно бегать вдоль стен из угла в угол. Иногда один и тот же маршрут ему надоедал: провидец неожиданно менял направление или пересекал комнату по диагонали.
При этом, первый поэт Атлантиды отчаянно размахивал руками и саркастически выкрикивал, срываясь на несвойственный ему фальцет: - Меня разозлить легко! Меня злят бездари! Меня злит, когда искусством занимаются не те, кто имеет к этому от природы талант, а те, которые умеют громко вопить и тянуть на себя! Я тоже умею повышать голос...
- Ты-то здесь причём?
- Я при всём! Я давно злой! Я из транса! - голос Апола действительно усиливался с каждым восклицанием. - Я ещё не отошел от кошмара! - возмущался поэт. - Вот эти крики ты считаешь песней? О, Творцы! Какой слог! Какие образы! Какие рифмы! Какие недосягаемые вершины поэзии! - Лон воздел к потолку руки и принял горделивую позу. - Может, ты думаешь, я орать не умею?
- Нет, почему же, - мирно размышляла Касс. - Орать ты как раз умеешь, даже очень... - она криво улыбнулась. - А все-таки в нем что-то есть... Даже в том, что Орф поет языком плебса, даже в его ругани... - девушка надолго задумалась, а потом сделала странный вывод: - Может, вовсе не потому что поэт, а потому что хулиган?
- Насчет хулиганов - тебе виднее! - отрезал Лон, хотя сам не знал, что именно хотел этим сказать. - А вот поэт - это я. - он выставил вперед указательный палец. - Номер один!
Ей оставалось выражать согласие молчанием.
А поэт номер один, продолжая сильную, хоть и не очень понятную, жестикуляцию руками, не без интереса осведомился: - И вообще, тебе не кажется, что мы тратим на Орфа слишком много времени?
На этот раз Касс только вздохнула, и тогда Лон, все еще вздрагивая от возбуждения, объявил:
- Я видел!
- Что-нибудь плохое?
Она всегда немедленно понимала по тону, а может, чувствовала... Вернее, чуяла. И тут... Сообразила, наконец, ученица ясновидящего.
- Мы должны уехать отсюда.
- Куда? - Касс пожала плечами. - А что случится?
- Об этом потом, нужно подумать... Впрочем, об этом лучше не думать... Лучше уехать... Молча...
- И ты уверен, что не ошибся?
Она прекрасно знала, что не только ошибка, а даже неточность для него маловероятна.
- Вы имеете дело с тренированным оракулом номер один, Прекрасная Дева. - Лон покивал со значением и усмехнулся. - К счастью, или, может, наоборот, к сожалению, я не ошибаюсь.
Касс встала и подошла к огромному, на всю стену, западному окну. На улице уже было светлее, чем днем. Горели уличные электронки, ярко и разноцветно сверкали аэро и наземные мобили, бегали огни витрин, ослепительно отсвечивала великолепная орихалково-зеркальная отделка зданий.
- И ты считаешь, бегство нас спасет?
Касс задернула шторы и бесцельно походила по комнате. Лон мрачно смотрел, как девушка ступает маленькими босыми ногами по прогретой, чуть шершавой мозаике пола, по-детски забирая носками внутрь. И всем своим видом показывает нежелание не только уезжать из Посейдониса, но даже и говорить об этом.
- Только не надо! Не надо красивых слов. - Лон поморщился, каждым мускулом лица изображая, как неприятны ему красивые слова. - Долг, благородство, не в бегстве спасение, - не начинай: все это наизусть...
Касс пожала плечами. Вслух она не произнесла ни звука. Тогда Лон, уже миролюбиво объяснил: - Просто, кроме бегства, не вижу выхода... Хоть в Тартесс для начала, а оттуда... Или сразу в Элладу... Гея велика, места нам с тобой хватит.
Касс молчала. Орф закончил свою бесконечную песню и теперь гордо улыбался восторженным крикам и аплодисментам зрителей. "И что только находят в нем глупые бабы!" - злобно подумал Апол.
Молчание Касс можно было расценивать по-разному. Молчит и молчит себе. Впрочем, она всегда больше молчала: задумается вот так и губами шевелит... А толпа? Толпа молчать не станет, и благородства от неё не жди... Вон она, толпа, Орфу аплодирует...
Вдобавок еще хлестнула мысль, что его, в искусстве игры на тере и мастерстве стихосложения не знавшего себе равных, не пригласили. Предпочли сопляка Орфа, грубого молодчика с какой-то визгливой чепухой. Самыми приличными атрибутами поэтического красноречия во всех песнях юнца выступали истерзанные любовью тела, искусанные поцелуями рты и обманутые чувства...
Впрочем, ведь это и чувствами не назовешь: так, нечто. Непонятное, аморфное, мелкое, скользкое. Не понять им с Орфом друг друга. Смешно, какая чушь лезет в мысли... В конце концов, что такое Орф, когда цивилизация на грани катастрофы? Лон опять поморщился, на этот раз собственной патетике.
