В заключение, перед глазами снова возникла Эра. Холеная, красивая, со своим крупным властным подбородком и ртом. Которая не договаривала до конца фраз. Кажется, ни одной мысли еще не высказала от начала до конца жена атланта номер один. Зато всегда точно знала, с кем и как нужно себя вести: кому улыбнуться, на кого прикрикнуть, а кого и не заметить... На одних она подобострастно смотрела снизу вверх, на других - уничтожающе, на третьих - высокомерно, с презрительным удивлением...
Вспомнилось, что однажды в припадке нервной откровенности рассказывала о родителях Фина. Воображение немедленно же и разыграло сцену: мечется по своему роскошному дворцу в который раз обманутая мужем Эра. С ненавистью выкрикивая отрывистые злобные проклятья по адресу муз, жен и дев, всех, кто имел когда-то несчастье попасть под неугомонное око Зева...
И сам Зев, с его аристократическим лицом и томными пальцами, Зев хватается за плеть... Нет, по-другому: лицо его искажается, глаза мечут молнии, губы бледнеют, пальцы дергаются, - говорят, атлант номер один бывает по-настоящему страшен в гневе, - и тогда он хватается за плеть.
А бесконечные ссоры Зева с Рамтеем, тоже братья, называется...
Тотчас же память услужливо вырисовала надменное отрешенное лицо исполина Рамтея. Что все-таки могло связать Рамтея с кентавром? Холодного бесчувственного Рамтея с кентавром, который выгравировал на речных камнях историю своей любви, а потом впал в истерику... Аскета Рамтея с кентавром, погибшим из-за эмоций...
Перед смертью вытащил ожерелье. Кстати, откуда он его мог вытащить? С шеи своей снял, конечно: всем известно, что кентавры не носят одежды. Итак, кентавр передал для любимой свое единственное сокровище - кому? Настоящему. Не простому настоящему - атланту номер два.
А почему, собственно, - два? Ведь Рамтей старше Зева? Почему безоговорочно и привычно всегда первенствует Зев? Полная Рамтею противоположность: мягкий, внимательный, большой любитель плотских наслаждений. Впрочем, что плохого в желании услаждать свою плоть? Вполне нормальное желание человека без отклонений. Разве чувственность вредит кому бы то ни было? Все Настоящие сладострастны от природы. Все, кроме Рамтея.
А Орф, со своей паталогической ненавистью к чувствам? Или Орф все-таки то же, что и остальные... Нет, пожалуй, не совсем. Ярче немного, что ли... О, Творцы, ну причем тут Орф?
- А Лон? - Касс опять вздрогнула и мысленно закричала: - А ты-то сама? Ты, кровь от крови всех тех, кого только что...
- Ну признайся сама себе, наконец, не отгоняй от себя правду! - вслух приказала себе девушка. - Разве ты не плоть от плоти всех, с кем проводишь время, делишь ужины, развлекаешься в постели?
- Да, тебе жаль Легу, может, жаль того несчастного кентавра, ну и что? Они все равно чужие. А Настоящих, кого он убил, и других... Этих... - Касс поймала себя на том, что не может больше произнести слово "машина" и опять стала думать: а ведь так обидно, так несправедливо быть таким существом.
- Ну и ладно, пусть не машиной, пусть рабом, что от этого меняется. Русалки все равно наполовину рыбы, а кентавры - наполовину звери. Не в названии дело.
Она разозлилась на себя окончательно, опять попыталась нащупать смутную мысль, опять дала этой мысли ускользнуть, а поймать не смогла, наконец, решилась и для себя поняла, что на самом деле, ей безразлично, как там их называют... Настоящие, ненастоящие, машины или живые, - надоели ей все со своими проблемами, со своими тайнами. Все надоели: от Эриды до Рамтея.
А Лега? И Лега надоела? Тогда, когда прервалась, наконец, странная дружба, начавшаяся... Когда же всё началось...
Детский бассейн без русалок не бассейн, игры не игры, веселье не веселье без рассыпчатого, искрящегося в каждой капле воды, особого русалочьего смеха.
Туторы - что? Им главное - порядок. Русалки же, хоть и следят за безопасностью детей, - все же сверстники. С удовольствием показывают, как плавать, как нырять. Щедрые на озорство, придумывают развлечения. Прирожденные певцы и артисты, забавляют, смешат, веселят.
Конечно, никому не приходило в голову подружиться с машиной: и не только потому, что дети Настоящих сближались один на один лишь с себе подобными. Касс поймала себя на том, что опять легко назвала Легу машиной, но развивать эту мысль дальше пока не стала.
Не то, что бы это запрещалось, но легкий привкус, - и Касс всегда знала, или, по крайней мере, чувствовала, - странный привкус, из-за которого и сами отношения казались чудаковатыми, безусловно, был.
А ведь сначала действительно даже в голову не приходило: взять и завести вдруг близкие отношения с русалкой. Как вышло, что обычный урок плаванья закончился дружбой? Незаметно, ненавязчиво, не нарочно: это произошло само собой.
В какой-то момент Касс заметила хлюпавший рядом раздвоенный рыбий хвост, опоясанный гранатовыми ромбиками. Вспомнила, что этот опознавательный знак видит возле себя вроде бы не в первый раз. И постепенно привыкла к тому, что Лега откуда-то выныривает и плывет рядом, едва лишь стоит Касс оказаться в воде.
Больше всего Прекрасную Деву в русалке поражала всегдашняя готовность ввязаться в любое приключение, расхохотаться каждому порыву ветра, попавшей в рот соленой морской капле, сверкнувшему в глаза солнечному зайчику.
Сложенные в смешную гримаску треугольные губки Леги придавали ее лицу трогательную беззащитность. Полураскрытый рот, казалось, только и ждал повода, чтобы раскрыться вовсю и рассмеяться. Ах, как громко, как беззаботно, как заразительно умела смеяться русалка Лега! Да, плакать машины не умеют (интересно, нарочно их такими придумали? Чтобы хохотать вовсю, а плакать - ни-ни), - но смех! Ведь никто так ни может, ни один из знакомых...
Удивительно, что Эрида с Фадитой до сих пор помалкивали о Леге. Ах, если бы побеседовать с Ноэлом, только как заставить себя отважиться на беседу с Ноэлом. Взять да позвонить. Решиться да позвонить... - Помогите, господин ученый муж: Прекрасную Деву одолели нехорошие сомнения. Странные мысли. - А Прекрасным Девам мыслить не положено. - и вся беседа.
Да. Вот так, выходит и началось: просто, стоило Касс войти в воду, откуда-то появлялась Лега. Как нечто, само собою разумевшееся, русалка возникала и беспечно плыла рядом, поднимая тяжёлым хвостом веселые брызги.
Нет, вряд ли то, хоть и сильное, но неосознанное стремление друг к другу, можно называть товариществом... А вот когда Лега голыми руками разорвала спрута... Откуда он взялся в детском загоне, этот спрут, сам еще ребенок, наверное? Впрочем, русалки для того и существуют, чтобы охранять детей Настоящих от опасности.
Дружба, на самом деле, началась с драки. Скверный рыжий мальчишка с птичьим именем. Сколько лет прошло, а Касс все еще помнила его имя. Противный мальчишка с противным именем, произносить которое не хотелось ни вслух, ни в памяти... И с противным маленьким блестящим носиком, густо посыпанным веснушками... Захохотал некрасивым искусственным смехом, показывая пальцем на Легу. Что ему не понравилось в ней?
Касс отважно пошла на веснушчатого и дело кончилось дракой: Настоящая девочка бок о бок с русалкой в безумном морском бою против целой группы Настоящих же мальчишек.
Что-что, но бить атлантов, тем паче их детей, машинам не позволено. То есть, строго настрого запрещено... Легу спасло от лабораторий Баала только то, что Касс, плача, но не опуская глаз, упорно твердила туторам: Лега защищала ее от хулиганов.
"Посмотрите мне в глаза", - твeрдила Касс.
"Посмотрите мне в глаза" - и изо всех сил заставляла себя поверить в абсолютное соответствие своего рассказа тому, что произошло в действительности.
Туторы заулыбались. А поглядев в безупречно честные глаза Прекрасной Девы, заулыбались еще больше и поверили.
Вот тогда и завязалась дружба девочки с русалкой.
В течение нескольких лет, каждое утро для Касс начиналось с плаванья. Она выискивала всевозможные предлоги, чтобы почаще бывать в бассейне. Она мчалась на встречу с Легой, едва выдавалась свободная минута. Странным непостижимым образом девочка и русалка умудрялись не надоесть друг другу.
