— Зачем вы здесь?

— Очень просто. Чтобы выполнять свою работу, я должна знать, откуда и куда идут деньги.

— Деньги — еще не все.

— Я счетовод, — ответила Бару, пожав плечами. — И меня учили, что деньги — самое главное в жизни.

Тайн Ху уперла руки в колени и наклонилась вперед. Губы ее дрогнули, обнажив резцы. Во взгляде появилась неприязнь — а может, вызов или что–то еще.

— Вас учили… И вы хотите, чтобы я продолжила ваше образование?

Вспомнив их последнюю встречу, Бару услышала собственные слова: «Дичайшие парадоксы Ордвинна сплелись в одной женщине. Думаю, я очень многому смогу научиться у вас, Тайн Ху».

Пожалуй, надо ответить княгине напрямую.

— Если бы не хотела, меня бы здесь не было.

— Тогда смотрите. Смотрите и знайте: вы тоже замешаны в этом.

Тайн потянулась через ее плечо к передней стенке кареты и, откинув шторку, которая закрывала окошко, обратилась к кучеру.

— Прежде чем покинуть город, заверни в Северную гавань. Пусть счетовод полюбуется зачисткой.

В Северной гавани, где портовые постройки примыкали к аркам и сводчатым галереям старинных стахечийских зданий, они обнаружили кое–что интересное. Беспорядки были в самом разгаре.

Вначале их настиг звук — рев, шум неотступного прибоя. Затем лошади догнали шеренги солдат Маскарада в серо–голубых мундирах, шагающих в ногу, с бочонками разбавленной кислоты на плечах. И, наконец, заняв удобное положение на крыше кареты (ни Тайн Ху, ни ее дружинникам не улыбалось углубляться в шеренги Маскарада), — они увидели все воочию с безопасного расстояния.

В толпе преобладали зеленые одежды, выкрашенные с помощью железной протравы. Бару ожидала увидеть толпу в нападении, ломающей ворота тюрьмы или спешащей с факелами к дому сборщика налогов.

Но нет, гарнизон наступал на людей, загоняя их в угол, прижав ревущую массу к северному краю площади. Толпа обороняла от солдат выбеленный известью склад без единого окна или вывески, кроме афалонской надписи «ПРЯНОСТИ СЕВЕРНОЙ ГАВАНИ». Бару навострила уши, пытаясь различить, что кричат люди, но слова сливались в сплошной отчаянный гул.

— Тайный храм Видд, — шепнула ей па ухо Тайн Ху. — Защищаемый ее последователями.

На уроках об ордвиннских верованиях об этом упоминалось, но лишь как о политической проблеме.

— Это богиня?

— Нет, она человек. Она довела некую Добродетель до совершенства — настолько, что сама сделалась ее воплощением. Добродетель Видд — кротость, непротивление. Она воплощает собой зиму, воспаление легких, медленное разрушение, упадок, само время… Вот что связывают с Видд. Ей противостоит Химу, а Девена стоит между ними и уравновешивает их, — Тайн Ху коснулась лба — вероятно, в знак почтения, а может, просто чтобы почесаться. — Конечно, достойные люди не верят в старые суеверия.

— Что–то ее последователи не отличаются кротостью, — заметила Бару, вглядываясь в шеренги солдат гарнизона.

Те по цепочке передавали бочонки с кислотой в первые ряды. Саперы с лопатами, в перчатках и набитых ветошью кожаных масках с клювами, ждали сигнала, чтобы их откупорить.

— Видимо, они — не лучшие из ее последователей, — сухо ответила Тайн Ху, — или сегодня ими движет Химу.

Саперы откупорили бочонки и принялись разбрасывать кислоту над толпой, мерно поднимая и опуская лопаты. Ветер донес со стороны гавани крики боли.

— Ничего страшного, — заявила Тайн Ху. — Кислота, используемая для умиротворения, только щиплет глаза и слизистые оболочки. На коже она вызывает красную зудящую сыпь. Ослепляет редко, по ожоги метят виновных, чтобы впоследствии их легче было переловить поодиночке. Весьма точный и гуманный, как меня уверяли, метод.

Прядь, выбившаяся из косы Тайн Ху, затрепетала на ветру. Бару предпочла остановить взгляд на ней и отвлечься от воцарившегося внизу хаоса.

— Зачем устраивать храм Видд на складе? И зачем защищать его?

— Культы икари запрещены законом. Они, понимаете ли, учат, что земная власть временна и преходяща, и сеют анархию и раскол. — Тайн Ху нащупала выбившуюся прядь и подоткнула ее, не сводя взгляда с толпы: гарнизон, продвигаясь вперед за облаками кислотных брызг, рассекал ее на части. — И потому вы изобрели хитрый трюк. Вы разрешаете иликари устроить маленький тихий конклав в укромном местечке. Вы позволяете распространиться вести о том, что правоверные могут собираться там для поклонения и прорицаний. Думаю, иногда вы даже организуете подобные секты сами.

— Для приманки.

— Верно. Зачем давить секты в зародыше, когда можно проследить, кто собирается в них, кто смотрит па них сквозь пальцы, кто берет взятки и потворствует им, а потом — прижать к ногтю всех разом? — Тайн Ху обвела окрестности широким жестом. — Везде полным ходом идут аресты. Иликари будут брошены в тюрьмы или утоплены, а их сектанты и пособники предстанут перед судом правоблюстителя и ее присных[12]. В течение нескольких недель Зате будет очень занята преступниками, которых доставят в ее Погреба с кислотными ожогами!

Бару припомнила бал, их обмен взглядами, свои подозрения о заговоре. Глупо говорить сейчас, но не прощупать Тайн Ху на предмет союза с правоблюстителем — еще глупее.

— Вам хорошо известны методы правоблюстителя.

— Зате Ява поступает, как считает нужным, дабы удержать власть. Методы Маскарада хитры и изощренны. Она рассказывала, что в Фалькресте заключенным позволяют бежать из их камер, не правда ли? А когда они оказываются на свободе, их ловят снова! И так происходит постоянно. Зато позже они понимают, что бегство — не более чем иллюзия.

Тем временем на площади передали в передний ряд вторую очередь бочонков с кислотой.

— Полюбуйтесь–ка! Смотрите, какое зрелище! — продолжала Тайн Ху. — Вы уверены, что в этом есть необходимость?

— Я счетовод, — выдавила Бару, с трудом сдерживая желание заткнуть уши, чтобы не слышать воплей дымящейся, разрозненной толпы. — Я имею дело с ценами, а не с верованиями.

— Но ведь и вы — часть Империи.

Тайн Ху все же была чуть выше ростом. Каждое ее движение источало целеустремленную мощь. И, сколь бы мягко ни звучали ее речи, в них чувствовалась угроза.

— Вот какую цену мы платим за широкие дороги и горячую воду, за банки и обильный урожай, — добавила Тайн Ху. — Такова сделка, на которой ты настаиваешь.

Сомнений в том, кого она имеет в виду, быть не могло: княгиня употребила афалонское местоимение в единственном числе.

— Такое сопротивление бессмысленно, — произнесла Бару. — Если им нужны перемены, они должны стать полезными Фалькресту. Можно найти путь наверх, но сначала надо проникнуть в нутро Маскарада.

— Что за недостойные речи! Люди не могут долго молчать под плетью.

— Порядок лучше беспорядка, — возразила Бару теми самыми словами, над которыми издевалась на Тараноке, спрятавшись под темным пологом школьной кровати.

Тайн Ху молча отвернулась от Бару.

Они ехали на север по сливочно–белому известняку, уложенному на подстилку из бетона и керамической крошки, по гравию с известью, по гудящей под копытами ордвиннской земле. «Может, настанет день, — думала Бару, — и дороги здесь начнут строить из таранокийского туфа».

Теперь Тайн Ху скакала верхом вместе со своими дружинниками, оставив Бару работать в карете. Бару отчаянно старалась сосредоточиться на бумагах, одолеть смутное, неизвестно откуда взявшееся беспокойство. Наверное, его породили воспоминания о беспорядках в Северной гавани и мысли о несчастных, запятнанных кислотой и сгинувших в Погребах. Или осознание того, что Тайн Ху вполне может убить ее и бросить тело Бару на поживу шакалам. Тогда ее труп точно никогда не найдут…

Раздумывая над палимпсестом, Бару пыталась сконцентрироваться. В Вультъягских владениях Тайн Ху, конечно, должны были вести кучу счетных книг. Бару предстояло изучить их и найти в них признаки подготовки к бунту: чрезмерное увлечение ссудами, агрессивные инвестиции в старую монету и ценные товары, закупки оружия и зерна, необходимые для потенциальных восставших…