Всадница привстала в стременах, демонстрируя силу, обычную при крепком здоровье и обильном питании, и встретилась с Бару взглядом. Облик ее говорил о многом. Хищный орлиный нос, некогда перебитый и вправленный. Кожа цветов ту майянской расы — меди и поля под паром. Что ж, данный фенотип очень близок к таранокийскому, за исключением высоких скул и гордого носа. Улыбка без единой бреши в зубах.

Значит, княгиня. Наверное, из высшего звена. Игуаке? Наяуру? Неужели могущественная Коровья Царица или юная вспыльчивая Строительница Плотин явились из центральных земель, чтобы продемонстрировать свое расположение?

Некоторое время всадница тоже разглядывала Бару сквозь забранное решеткой стекло оконца кареты, затем с еле заметной кривой усмешкой пришпорила рысака и унеслась вперед.

Бару опустилась на сиденье. Еe не покидала нервозность: она поняла, каково это — ощущать себя дичью.

Дом губернатора — закон, воплощенный в железе и камне, — находился менее чем в четверти мили от гавани. Ворота охраняли имперские морские пехотинцы в красных табардах, стальных масках и латных перчатках длиною по локоть (они напоминали Бару стерильное облачение хирурга). Матовый камень стены, ограждающей особняк, сиял белизной.

Имперскому счетоводу отвели целую башню с жилыми покоями на самом верху.

— Вас ждут на балу к концу послеполуденной вахты, — сообщил проводивший Бару стюард, после чего был отпущен.

— Прибыв к этому времени, вы опоздаете, — предупредил ее Мер Ло. — Запланирована вступительная часть, а также выпивка и разнообразные политесы… В ваше отсутствие гости будут сплетничать о вашем возрасте и поносить вашу родину. Кто–то вознамерился сбить вас с толку.

— Нужно подумать, — сказала Бару, распахивая двери, ведущие из приемной в кабинет для аудиенций. — Ну и ну! Ты погляди!

Ковры на полу и гобелены на стенах повествовали о великих баталиях между вышитыми всадниками и фалангами пехотинцев, ощетинившихся копьями.

— Найти слуг и ободрать это безобразие, — приказала Бару. — Ковры тоже.

— Но они весьма дороги…

— Тем лучше. Мне надо выглядеть провинциалкой из простонародья, которая даже не представляет, что такое роскошь и богатство. И можешь развесить в приемной якоря и цепи — мне плевать.

Подойдя к столу секретаря, Бару пролистала лежавшую на нем стопу палимпсестов.

— Убери отсюда все, написанное по–иолински, по–урунски, по–стахечийски — на любых языках, которыми я не владею. Пусть думают, что я этого стесняюсь. И табличку повесь: все деловое общение — устное ли, письменное — производится на афалоне. Тогда город будет считать, что другие языки мне неизвестны.

— Но так оно и есть, ваше превосходительство.

— Ничего, научусь.

Родной язык Бару, уруноки, вел происхождение от уруна — языка ту майя. Креол–иолинский, на котором говорили многие в Ордвинне, произошел от него же.

Она присела на краешек соснового стола.

— Расскажи мне про бал. Как держаться, чтобы не попасть впросак?

Мер Ло поджал губы, словно тетушка, недовольная поведением племянницы.

— Вам нужно платье. В Ордвинне женщине нельзя появиться на официальном мероприятии в штанах. Вы не желаете завоевать репутацию «морского волка»? Кроме того, вам необходимо вымыться и раздобыть парик, что, конечно, потребует времени. Как представителю Имперской Республики, вам также положена официальная полумаска.

— Вымоюсь я самостоятельно. Достань и пришли мне маску и непритязательное платье… Нет, принеси лично — я здесь пока никого не знаю, а у тебя и на борту было предостаточно возможностей проявить нескромность. О парике забудь. Пойду с «корабельной» головой. И еще… — Бару на миг задумалась. — Зайди к главному старшине корабельной полиции и выясни, что случилось с предыдущим имперским счетоводом. Посмотрим, насколько сказки, которыми будут потчевать меня за обедом, совпадут с той информацией, которую ты сумеешь добыть.

Приняв ванну и дочиста отскоблив кожу пемзой — может, и с родного Тараноке! — Бару позволила Мер Ло помочь ей облачиться в белое камчатное платье с вытачками. Во время своего туалета вид Бару приняла весьма скромный, по крайней мере, по понятиям Маскарада он таковым и являлся.

Изготовленная для счетовода фарфоровая полумаска, столь же белая и безликая, как и платье, сидела неуклюже: мастер явно рассчитывал на фалькрестийские черты и не столь высокий лоб. Ну и пусть! Теперь она — технократ, шестерня великого механизма, и маска необходима для выполнения соответствующих функций.

Если Мер Ло и был уязвлен или смущен, помогая ей одеваться, он скрыл это мастерски.

— Удачи, ваше превосходительство, — пожелал он Бару.

Бару отмахнулась — она была слишком напряжена, чтобы балансировать на грани доверительных и формальных отношений.

Образно говоря, времени ждать у трапа не было. Вперед, на абордаж! Если Ордвинн действительно вот–вот восстанет, а мятежники понимают, какой силой наделен имперский счетовод… что ж, это вполне объясняет причину того, куда подевались два ее горе–предшественника.

Бару пристегнула к поясу ножны и кошель на цепи. Ни то ни другое не подходило к платью, но остриженная «ежиком» голова и тяжелые сапоги дисгармонировали с ним куда сильнее. После недолгих раздумий она рассмеялась и пинком отправила ножны с саблей под кровать. Спускаясь вниз, она старалась дышать ровно, и по пути впихивала пальцы в прилагавшиеся к платью белые перчатки длиною по локоть.

У входа в бальный зал ее приветствовал лакей–фалькрестиец с затейливым макияжем на лице.

— Должен ли я объявить о прибытии вашего превосходительства?

— Да, будь любезен, — отвечала она, прикрыв глаза под маской и ожидая его слов с замершим сердцем.

Началось. Только один миг слабости. Один–единственный…

— Имперский счетовод, — провозгласил лакей, распахнув двери, — ее превосходительство Бару Корморан!

Бару переступила порог зала, и толпа гостей раздалась перед ней. Кого здесь только не было! Бледнолицые стахечи и смуглые, как давешняя всадница, ту майя… Десятки лиц всех оттенков! Волна перешептываний на иолинском пронеслась над приглашенными, как порыв ветра. Губернатор Каттлсон замер возле накрытого стола, расположенного у противоположной стены. Рядом с губернатором находилась и Зате Ява — ее сверкающее голубым льдом платье было невозможно не заметить. Позади них возвышался суровый мужчина в замше и коже, вероятно, князь Хейнгиль. Там, за губернаторским столом, безопасно. Но добраться туда — все равно что пересечь жерло вулкана. Направленные на Бару взгляды обжигали, как безжалостные солнечные лучи, и ей немедленно захотелось пить.

— Господин губернатор, — произнесла Бару и посмотрела на притихшую толпу. — Ваше превосходительство правоблюститель. Господа князья и княгини, ваши превосходительства члены судейского корпуса… — Среди ярко и пестро разодетой ордвиннской знати судьи Маскарада чернели, точно стайка грачей. — Я с нетерпением жду возможности узнать всех вас столь же хорошо, как и ваши бухгалтерские книги.

У кого–то вырвался приглушенный смешок. Бару вглядывалась в людей, стараясь вычленить давних союзников и лютых врагов. Не князь ли Унузекоме, Жених Моря, по слухам — пират, наблюдает за ней холодными умными глазами? Но горло сдавило при виде такого множества лиц. Медленно, осторожно ступая по паркетному полу, она избегала смотреть на губернатора Каттлсона и Зате, словно говорила себе и толпе гостей: «Они мне пока не нужны».

Но, к ужасу Бару, собравшиеся также отвернулись от нее, вновь разбившись на кружки и группки.

Тогда Бару встретилась взглядом с Зате Явой (ее лицо скрывала обычная черная полумаска) и отчетливо услышала реплику, сказанную нравоблюстителем:

— Бару Корморан? Подозреваю, никто не желает оказаться тем смельчаком, который сообщит ей об этом.

Кто–то коснулся ее локтя. Бару едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Добро пожаловать в Ордвинн, — шепнул ей на ухо женский голос.