Пуск новой китайской ракеты-носителя «Великий поход-5» на тридцать тонн полезного груза опять отложился. И по непонятной причине, главное. Государственное информагентство «Синьхуа» выдает какой-то туман со ссылками на официальных лиц, а ТАСС его просто перепечатывает слово в слово. Не то погодные условия у них поменялись, не то настроения на пусковой площадке, а может, 60-метровую махину на стартовый стол установили не по фэншую – без поллитры не разобраться, короче…

Всеволод Сергеевич Журавлев, не гений, кандидат физико-математических наук, для друзей просто Сева, непонимающе уставился на догорающую спичку. Ах да, опять он не до конца открыл кран на газовой плите. Вроде бы и техника надежная, импортная, чехословацкая, а вот не каждому дано добыть синий пропан-бутановый цветок для запуска элементарного процесса нагрева воды в свистящем чайнике из нержавейки.

По правде сказать, Журавлев не особо-то и переживал за коллег из космического городка Вэньчан, сама по себе возможность поучаствовать в амбициозной китайской космической программе – уже удача, но почему-то мысли о третьем отложенном пуске самой тяжелой в мире ракеты не отпускали. Давал о себе знать, видимо, прошлогодний дружеский визит в Китайскую Народную Республику, из которого Журавлев вернулся слегка обалдевшим. А как не обалдеть от тропического острова Хайнань, на котором вырос новый китайский космодром, специально построенный для запуска пузатых «тяжеловозов»?

И это уже четвертый пусковой комплекс, на минуточку. Китайцы отстроили его всего за одну пятилетку. А кипучий-могучий Советский Союз при всей своей промышленно-космической мощи не может достроить третий космодром. Сдачу Восточного опять сдвинули на несколько месяцев, и теперь первый запуск оттуда, как сообщили Журавлеву по большому секрету знающие люди, наметили на 31 октября 2017 года. В том смысле, что партия и правительство не сомневаются в готовности трудящихся треста Дальпромстрой сделать все возможное и невозможное для сдачи нового объекта космической инфраструктуры в канун 100-летней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции…

Жена возникла на кухне неожиданно, и Журавлев чуть не выронил яйца, из которых собирался сварганить себе на завтрак незамысловатую яичницу с болгарскими помидорами.

– Нинуль, ну сколько можно тебя просить. Не надо ко мне подкрадываться, – выдохнул он.

– Мне матросский танец «Яблочко» исполнять, когда ты на кухне? Или цыганочку с выходом? И вообще, чего подскочил так рано? – удивилась сонная жена.

– На работу…

– В воскресенье?

– А сегодня воскресенье? – в свою очередь удивился Журавлев.

– Зарапортовался, здрасьте… Скоро вообще перестанешь дома появляться, – скривила губы жена и закрылась в ванной.

– Я тебя тоже очень люблю, дорогая, – пробормотал Журавлев в ответ. Путем длительных тренингов он уже почти научился останавливать весь негатив на периферии восприятия.

Супружеские отношения в семье Журавлевых не были никогда особо горячими, поскольку Нина Павловна, некогда первая красавица курса, выбрала себе в мужья Всеволода Сергеевича совсем не по большой любви. А спустя почти три десятка лет, когда уже дети выросли и разъехались, их брак представлял собой не просто жалкие остатки семейного очага, а тщательно утрамбованную площадку, где когда-то, вполне возможно, и горел костер, но прогоревшие угольки давно притоптаны ногами, хорошенько политы дождями, да еще и землицей сверху присыпаны…

– Так ты идешь на работу или нет? – саркастически поинтересовалась Нина Павловна из-за закрытой двери. – Подумай хорошенько, Сева. Если не появишься в своей лаборатории хоть один день, отбросишь науку назад на десятилетие!

Журавлев поморщился и выкрутил на максимум миниатюрное радио, встроенное в дверцу холодильника «Бирюса». Выяснять отношения не хотелось. Незачем портить солнечное, по-настоящему июльское утро. Но для себя он отметил: первая программа в радиоприемнике точно воскресная. Москва передавала приятную легкую музыку. Похоже, это «Времена года» Вивальди.

Пока он пытался сообразить, каким образом в голове перепутались дни недели, подоспела яичница. Вместо подставки под сковородку Журавлев схватил первый подвернувшийся под руку предмет. На этот раз не повезло толстой тетрадке с позапрошлогодними конспектами из Университета марксизма-ленинизма. Яичницу идеально дополнили бы большая кружка холодного молока и горбушка свежего пшеничного хлеба, но взять их негде, в холодильнике опять шаром покати. Придется довольствоваться остатками вчерашнего кефира и куском позавчерашнего «Урожайного».

Мысли Журавлева легко перепрыгнули с перегоревшей лампочки в недрах холодильника к привычке Нины Павловны оставлять открытыми тюбики зубной пасты, потом метнулись к празднованию 100-летия революции – а как же без него, в последний год без предчувствий приближающейся круглой даты не обходилось ни одно протокольное мероприятие, – и задержались чуть подольше на планах КНР по созданию первой китайской космической станции с международным статусом, ее сегменты как раз и должна была поднять на орбиту ракета «Великий поход-5».

Некоторое время неутомимые мысли порхали вокруг непутевого мужа младшей дочери Анны, в очередной раз уволившегося с работы, и непростого характера старшей дочери Виктории, которая назло отцу окончила Высшую школу милиции в Омске и трудилась теперь следователем в Уссурийске, но в итоге предсказуемо вернулись в НПО «Гелиос», где Журавлев много лет приручал криогенные процессы в КБ динамики. Там же разрабатывались и системы стабилизации грузовых площадок для китайских носителей. Его родное КБ освоило многие направления, вплоть до игрушечных ракет, поскольку официально НПО «Гелиос» считалось производителем изделий в сфере точной механики, но на самом деле предприятие давно уже стало базовой производственной площадкой программы «Марс-2050».

Советский Союз запланировал колонизацию Марса еще в начале 2000-х, широко оповестив об этом весь мир, вот только научные и технические сведения, добываемые в процессе многочисленных экспериментов работниками НПО «Гелиос», стали сразу клеймить печатью государственной тайны, а защиты диссертаций на «марсианские» темы проводить с соблюдением режима строгой секретности и всегда в Крутой Горке, закрытом для посторонних взглядов поселке неподалеку от Обска, неофициально именуемом Марсоградом, где компактно размещались производственные и испытательные площадки НПО «Гелиос». Поначалу Журавлев вообще не понимал такой логики, а потом просто привык и перестал задавать вопросы и себе, и начальству.

Тем не менее каждый новичок, заселяя служебную квартиру, непременно хотел знать, почему же предприятие называется «Гелиос», если программа марсианская. В ответ старожилы пересказывали, как правило, седую байку про Крутую Горку – уникальное место на Земле, где солнце светит более трехсот дней в году. А самые настойчивые новички удостаивались и долгой истории про то, как партия, желая поразить мир наживы и капитала, собирала экспедицию для исследования солнечной короны и создала научно-производственную базу в далекой от цивилизации Сибири, чтобы умные люди, ни на что постороннее не отвлекаясь, построили солнечную ракету.

Ну а потом, мол, когда седые академики смогли объяснить членам Политбюро, что сегодняшний уровень технологий не позволяет создать космический аппарат, способный нырнуть не то что в солнечную корону, но даже за орбиту Меркурия, а Генсек поставил вопрос ребром, желая узнать альтернативу эффектному социалистическому полету на Солнце, не растерялся только директор института по изучению ближнего космоса академик Желтоглазов. Он предложил колонизировать Марс, построив там еще одно социалистическое государство, и буквально на следующий день стал научным руководителем НПО «Гелиос».

Впрочем, шутки шутками, а Крутая Горка и в самом деле превратилась в Марсоград не случайно. Сначала сверхсекретный Крутогорский химзавод выпускал токсичное топливо для стратегических ракет, вскоре к нему добавили Крутогорский машиностроительный, где испытывали авиационные двигатели на реактивной тяге, потом их объединили под доработку перспективного твердофазного ядерного ракетного двигателя РД-0510, которым изначально занималось КБ «Воронежхимавтоматика», а выше по реке поставили еще два завода, и поселок стал вспухать, как на дрожжах…