– Марти, это вы? – спросил дядька взволнованно, с легким польским акцентом. – Я Вацек, шофер дяди Джозефа! У него инфаркт, он в больнице и просит приехать!

Когда я подошел к дядиной палате, оттуда вдруг вышел Сяолун. Большой толстый китаец в белом халате казался здесь хирургом, а не гангстером. Увидев меня, он тоже опешил. А затем развел руками, словно извиняясь, и бочком-бочком проскочил мимо.

Палата дяди оказалась такой же маленькой, как и его спальня. И лежал он в той же позе на спине, с уплывшими к ушам щеками и заострившимся лицом. Рядом светились медицинские приборы и поблескивали шнуры капельниц.

– Дядя Джо, ты слышишь меня? – спросил я.

– Заходи, Марти, – раздался скрипучий голос. – Прости, что вырвал тебя, хотел попрощаться на всякий случай.

– Что с тобой, дядя? Что говорят врачи?

– Инфаркт. Переутомился я с тобой, Марти.

– Да я вообще не понимаю, как ты все это вытерпел…

– Но я не жалею, – заскрипел Джо. – Это было отличное время, Марти.

– Да, – сказал я искренне. – До сих пор не могу осмыслить.

– Я тебя позвал, чтобы сказать: прости меня, Марти. Я много сделал неправильного и виноват перед тобой.

– Ты передо мной виноват?! – изумился я. – В чем же, господи?!

– Во многом, Марти. Я действительно слишком нагружал твоего отца. Я правда завещал все состояние Красному Кресту и не изменю своего решения.

– Я поддерживаю это, – сказал я. – Я, дядя Джо, еще и присмотрю за ним, за твоим состоянием, правильно ли его используют.

– Как это? – не понял дядя Джо.

– Я решил уехать волонтером в Африку. Потому что хочу стать врачом. Не менеджером, не дизайнером – врачом.

Из глаз дяди покатились слезы.

– Обнял бы тебя, – сказал он, – да понавешали на меня всякой вашей электронной чертовщины твои будущие коллеги.

– Заодно и от Сяолуна спрячусь временно… – Я опасливо покосился на дверь. – Он даже сюда приходил из тебя долг выбивать?

– За Сяолуна меня отдельно прости, – вздохнул дядя. – Это мой начальник охраны. Я подкидывал тебе деньги через него, а когда узнал, как ты их просадил… Хотел заставить тебя научиться работать.

Я открыл рот, и глаза наполнились слезами.

– Дядя Джо, – выдавил я. – Да я сам виноват перед тобой, дядя Джо. Ты даже представить себе не можешь, как я перед тобой виноват! Я буду носить этот камень в душе до конца своих дней.

– Я чего-то не знаю? – нахмурился дядя Джо. – Ты женишься на Синтии?

– Нет, – мрачно усмехнулся я. – С ней я расстался. Все хуже. Настолько хуже, что ты даже не сможешь представить… Оно уже в прошлом. Но…

– Рассказывай, не томи. Что ж ты мог мне такого плохого сделать? Нагадил мне в трубку?

Я помотал головой:

– Не могу рассказать, дядя Джо.

– Тебе станет легче.

– Да. Но тебе – тяжелей. А вот этого я совсем не хочу.

Дядя откинулся на подушку.

– Значит, чему-то я смог тебя научить, – задумчиво сказал он. – Тогда и не рассказывай. Я просто тебя прощаю. А сейчас иди, Марти. – Он откинулся на подушку и закрыл глаза. – Я прожил долгую и сложную жизнь. А теперь мне пора отдохнуть…

Больше я никогда не видел дядю Джозефа живым, только говорил с ним по телефону. Нет, он не умер к утру. К обеду ему сделали операцию на сердце, и он снова не умер. Но в реанимацию меня не пускали до конца недели. А мне надо было держать слово, и я уехал волонтером в сирийский госпиталь – мне было все равно куда. Я провел там три года, встретил Ингу, а когда вернулся в Лондон, дядя Джозеф уже умер – мы так больше и не увиделись. Зато нам довелось однажды встретиться с доктором Харви – уже после того, как я окончил медицинский колледж и стал работать врачом. Поговорить нам не удалось, хотя я его узнал сразу – Харви привезли к нам в кардиологию без сознания, его подобрали на улице с остановившимся сердцем. Оно отчаянно не хотело работать – сердечная мышца словно засыпала. Мы откачивали его несколько часов, а потом я решился на операцию и поставил ему водитель ритма. Я рассчитывал, что он придет в сознание на следующий день и расскажет, что с ним произошло. Но к утру за ним приехали полицейские и люди из спецслужб – они показали предписание о переводе в военный госпиталь, и больше я его никогда не видел.

Мне до сих пор кажется, что я в любой момент могу набрать номер и позвонить дяде Джо. Кажется, просто здесь, в Лондоне, дяди временно нет. Хотя умом понимаю, что его действительно нет. Таких людей больше не делают, мы утратили этот рецепт.

Чужой был совсем как человек – только лучше.

Ростом чуть выше среднего, но не настолько высок, чтобы пугаться или чувствовать себя коротышкой. Кожа его была золотистого оттенка, приятного и для белых, и для черных, и для желтых людей. Глаза большие, добрые и умные. Самые радикальные феминистки при взгляде на него млели, а мужчины хотели пойти с ним в разведку, на рыбалку или хотя бы в пивную.

Появление инопланетянина на Земле ознаменовалось тем, что его корабль приземлился возле горящего дома, после чего чужой вынес из огня смеющегося ребенка, мурлычущую кошку и томик пьес Шекспира. Затем чужой посетил две противоборствующие армии, чья артиллерийская дуэль вызвала пожар, и ласково побеседовал с солдатами. Через полчаса на линии фронта начались братания, слезы и раскаянье недавних врагов.

В общем, неделя прошла под знаком чужого.

А теперь он собирался улетать.

Вначале их было больше тысячи – отобранных по всей Земле дипломатов, переговорщиков, астрономов, философов и даже писателей-фантастов. После изнурительных трехдневных тестов и проверок их осталось семеро. Пятеро мужчин и две женщины. Белые, черные, азиаты и люди смешанных кровей. Включая карлика и женщину с протезом руки. Самому младшему, китайскому вундеркинду Су Хао Чжану, не исполнилось и четырнадцати. Самым старшим, ирландской художнице Александре Кэйт Хоули и американскому бизнесмену Аарону Шварцгольду, уже минуло восемьдесят.

Но помимо тщательно подобранного культурно-социального разнообразия команда действительно была способна уболтать кого угодно и на что угодно. Они, собственно, и отбор прошли, убедив остальных претендентов в своей исключительности и наивысших шансах на успех.

А теперь они сидели в просторном помещении внутри инопланетного звездолета, и перед ними была одна-единственная задача – уговорить чужого на продолжение контакта с Землей. Ибо, поблагодарив человечество за гостеприимство и пожелав всем людям Земли счастья, здоровья и успехов в работе, чужой сообщил о своем скором отбытии.

– Позвольте мне еще раз повторить, что я покидаю вашу замечательную планету с самыми теплыми чувствами, – сказал чужой. Он сидел в кресле за круглым столом, еще семь кресел были заняты переговорщиками. – Человечество, как и многие другие цивилизации, опасалось пришельцев из космоса. Надеюсь, теперь этот страх стал меньше. В космосе нет места войне. – Чужой мягко улыбнулся. – Это нерентабельно.

Валерий Самойлов, попавший в число переговорщиков как один из самых успешных дипломатов, родился и вырос в Вологде. Сейчас он слышал в чистом русском языке пришельца характерное, знакомое с детства «оканье». Китайский мальчик наверняка слышал шанхайский диалект китайского языка. Британский лорд и филантроп, без сомнения, наслаждался звуками безукоризненно правильной, доступной только ученикам старых элитных школ английской речи. Каким образом пришелец этого добивался, было непонятно, ведь даже губы у него шевелились правильно, Валерий умел читать по губам и русскую, и английскую речь.

– Мы счастливы, что вы посетили нашу планету, – начал диалог Валерий. – Вы вернетесь?

Чужой покачал головой и с явным сочувствием сказал:

– Нет.

– Может быть, какая-то дистанционная связь… общение?