– Я много думал, – сказал я. – Мы все отменяем. Я не могу больше! Я не такой.

Покемон задумчиво посмотрел на меня, вставил в рот палец и выпустил клуб дыма.

– Что случилось? – пропищал он мультяшным голоском. – Дядя дал денег?

– Нет! Мы просто должны отменить препарат, – повторил я твердо. – Это не обсуждается!

Покемон склонил голову набок.

– Препарата давно нет, – пискнул он. – Он распался, рассыпался на молекулы, впитался в жировые складки брюшины, сцепился с другими молекулами, выжег в мозгу синапсы в нужных тканях… Работа завершена, процессы запущены, ситуация необратима.

– Нет! – закричал я. – Так нельзя! Дядя невероятно страдает!

Покемон скривился.

– Это он вам так сказал? Ему просто кажется. Вокруг нас каждый день ходят депрессивные люди и постоянно рассказывают, как они несчастны. Они самые несчастные люди в мире – у них несчастная любовь, несложившаяся жизнь и вообще все плохо. А вы на них смотрите и думаете: как же ты достал, мне бы твои проблемы! Просто забудь этого козла, страдающая дура, и найди себе другого… Малыш на Пиккадилли рыдает, мама не купила мороженое – он чувствует себя самым несчастным в мире. Вы броситесь его утешать, покупать мороженое? Нет, вы пройдете мимо и даже подмигнете его маме. Потому что нас мало волнует, что люди чувствуют внутри. Нас волнует, как у них дела в реальности. А в реальности дела плохи у вас. Это вы должны серьезных денег серьезным людям, это вас грозятся убить. А у дяди вашего, наоборот, все хорошо. Он богат, удивительно крепок для своего возраста, и ему совершенно никто не угрожает, кроме него самого.

– Но…

– Подождите, я не закончил. Вашему дяде осталось безучастно страдать совсем недолго, вот-вот включится вторая фаза – к нему вернется немного психической энергии, наложится на депрессию, и он примет единственно верное решение. Сам, без чьей-либо подсказки. На что он вам жаловался? На бессмысленность жизни? Все бесит? Одиночество?

– Да.

– Но это же чушь! – Покемон снова затянулся дымом. – Смысла в его жизни не меньше, чем у меня или у вас. Бесит – понятие вымышленное, нет бесов, которые бесят. И он не одинок – у него есть как минимум вы…

Я набрал воздуха и выпалил:

– Харви, это все красивые слова, я тоже немного учился в колледже и тоже слушал курс философии: можно и так повернуть, и наоборот, и всегда звучит красиво. Но я звоню вам потому, что принял решение это остановить.

– Во-первых, я не Харви, а Пикачу, – напомнил покемон. – Во-вторых, остановить это невозможно.

– Выписывайте противодействие! Антидепрессанты!

– Такой схемы не существует, – ответил покемон. – Это не так работает, как вы думаете. Нельзя на всей скорости выжать тормоз, когда нажат до упора газ, и надеяться, что машина плавно остановится. Она не остановится, она уже обречена. Она сорвет и газ, и тормоз и полетит кувырком, да еще покалечит всех окружающих – и вас в первую очередь. Я понятно объясняю?

Я стиснул зубы.

– Харви, а кто говорил, что любит интересные задачи и верит, что антидепрессанты способны решить любую проблему? Это проблема, которую вам надо срочно решить!

– А иначе – что? – с вызовом спросил Пикачу.

– Мне терять нечего, – напомнил я. – Меня скоро убьют. А вот вы со своими препаратами рискуете познакомиться не только со Скотленд-Ярдом, но и с МИ-5!

– Это будет для меня дауншифтинг: ведь я работаю на МИ-6.

– Значит, вы там больше не работаете! Я подключу полицию и журналистов, если вы не спасете дядю, я вам устрою такую утечку…

– Вы меня решили напугать… – Покемон задумчиво выпустил изо рта кольцо дыма.

На миг приложение дало сбой в мимике: рот Пикачу уплыл вверх вместе с кольцом, глаз вдруг рухнул на место рта, и сложившееся чудовище оказалось таким омерзительным, что я похолодел. Но через миг картинка покрылась квадратами и щелчком вернулась в норму: передо мной снова был Пикачу.

– Я попробую объяснить, Марти, – назвал он меня по имени своим мультяшным голоском. – Вы, наверно, не в курсе, что такое МИ-6. Почитайте в Википедии. МИ-6 – это не мебельная фабрика, оттуда не увольняют. Особенно учитывая ту пикантную область моей профессии, в которую черт меня дернул по дружбе вас посвятить в тот солнечный кембриджский денек под действием новенького, не обкатанного релаксанта… Вы, наверно, не до конца понимаете, какими исследованиями я занимаюсь? Может, вы думаете, что моя работа – обижать чьих-то пожилых дядюшек? Поверьте, то, с чем вы столкнулись, совершенно бесплатно – это мое доброе отношение к Синтии и вечная нехватка статистики. А работаю я для интересов страны. Поэтому я при любом раскладе уцелею – я нужен МИ-6 даже больше, чем их киберотдел, и заменить меня пока некем. Но цена этой утечки для МИ-6 будет так высока, что все остальное окажется выжжено напалмом в большом радиусе. Вы поставили крест на себе? Ваше дело, Марти. Вас не волнует, что по самым разным бытовым причинам за пару дней уйдут из жизни все те полицейские и журналисты, которых вы задумали так подло схлестнуть с геополитическими интересами родного королевства? Оʼкей, они тоже на вашей совести. Может, вы думаете, что спасете дядю, подняв шум? Вы же не идиот, Марти. Никто не сохранит живой экспонат для независимых анализов и свободных репортеров. Даже трупа не останется для исследований. И наконец, Синтия. Вы ее любите, Марти? Хотите, чтобы утром ее нашли в ванной комнате с остановившимся сердцем?

Я молчал, потому что вдруг понял, как он прав. И только нежелание скандала не даст этому парню сделать звонок, чтобы с остановившимся сердцем к утру нашли меня… Или он обязан это сделать по инструкции?

– Харви, – перебил я, – перестаньте меня запугивать. Я принял решение – я хочу спасти дядю Джо. И я сделаю это.

– Вы не сделаете этого, – спокойно сказал покемон.

– Посмотрим, – ответил я. – Или я не Мартин Логан!

– Вы не Логан, – нагло ответил покемон и отключился.

Вскоре мне стала названивать Синтия, но я не отвечал на звонки – просто выключил телефон.

Заснуть я не мог – ворочался, и мне все время чудился на лестнице за дверью шорох. Мне и раньше представлялась картина, как ночью в эту дверь врываются люди Сяолуна, надевают мне на голову черный мешок, как в кино, и волокут по лестнице. Сейчас мне представлялись невзрачные штатские с белыми глазами убийц – как из фильмов про Джеймса Бонда. Этот бесконечный калейдоскоп заставлял меня дрожать, я чувствовал, что простыня холодная от пота. Под утро мне все-таки удалось уснуть. По крайней мере перед глазами поплыли сумбурные образы: Пикачу, потом я в колледже на каком-то экзамене сдаю свой дизайн-макет, потом лодка на канале в Кембридже, заваленная ведрами и рюкзаками, потом Синтия – как в тот день, когда она подсела ко мне в пабе… А потом я услышал, как в прихожей щелкнул замок и раздалось пыхтение. Уж точно не Синтия, а больше ни у кого не было ключа от моей квартиры. Я распахнул глаза – вокруг темнота. Может, показалось? Снова послышалось пыхтение, затем чиркнула зажигалка, и я испуганно зажмурился, притворяясь спящим. Сердце колотилось так, что я не мог понять: то ли кто-то ходит по комнате, то ли это грохочет у меня внутри.

– Марти! – требовательно раздалось у меня над головой. – Проснись, Марти!

Я открыл глаза.

Надо мной склонился дядя с горящей зажигалкой, и ее огонь отражался в его зрачках.

– Нам надо поговорить, Марти, – сказал он глухо. – Другого выхода нет. Где у тебя зажигается чертов свет?!

– Откуда у тебя ключ, дядя Джо? – спросил я ошарашенно.

– Ты уже забыл, чья это квартира, – с горечью сказал дядя. – Как же я тебя избаловал. Мальчику тяжело жить в квартире погибших родителей, мальчик хочет жить один, в студии, в центре Сохо, он дизайнер…

Я вскочил, зажег свет и начал торопливо одеваться. Мысли путались. Дядя присел на стул и внимательно смотрел на меня. Сегодня он выглядел гораздо лучше: не было ни складок, ни мешков под глазами, лицо было чисто выбрито, а костюм безупречен, как в прежние времена. Только был он немного бледен, а глаза красные, воспаленные. Одеваться под его пристальным взглядом было очень некомфортно. Дядя шагал по квартире, опираясь на трость, и разглядывал мой бардак.