— Бу-бу-бу, — пробормотал Щербатых.

Прокурор посмотрел на него расфокусированным, не видящим взглядом.

— Что?

— Оплата в порядке, говорю. Портфель можно забрать? Или переложить деньги куда-нибудь.

— Потом переложишь, — сказал Соболев. — А сейчас слушай. Прочитал, кто я такой, на визитке? Запомнил? Теперь забудь. Ни одна живая душа не должна знать о нашей сделке.

Щербатых нерешительно покачал головой:

— Нет, нужно будет зарегистрировать договор и передачу недвижимости в…

— Это не обсуждается, — перебил Соболев, и сразу стало ясно: действительно не обсуждается.

— Хорошо, — покорно произнес Щербатых.

— Мальчики, — негромко окликнул гость.

Дверь отворилась, и в кабинете стало негде повернуться из-за трех здоровяков в просторной одежде. Больше всего Щербатых напугало то, что он не услышал их приближения. При такой комплекции парни должны были обладать достаточно тяжелой поступью, а они через коридор словно по воздуху перенеслись.

— Останьтесь здесь и проследите, чтобы все было оформлено, — сказал им Соболев, вставая. — А я поеду в свой новый дом. — Он требовательно протянул ладонь. — Ключи.

Щербатых хотел предложить прокатиться вместе, но не смог выдавить из горла ни единого звука. И когда Соболев ушел, он испытал такое ощущение, как будто из кабинета вынесли бомбу, готовую взорваться.

Людмила поражалась своей выдержке. Каждый день они с Андреем встречались и даже проводили некоторое время в пустой квартире его родителей, но до близости дело ни разу не дошло. Когда он брал ее за руку, она осторожно высвобождалась. Когда он садился слишком близко, она находила повод, чтобы встать и сменить диспозицию.

Почему она так поступала? Что ее останавливало? В первую очередь, наличие у Андрея жены. Уже два раза она звонила ему в присутствии Людмилы. Он общался с ней подчеркнуто холодно, однако все же общался. Что-то отвечал, что-то спрашивал, объяснял, почему не возвращается домой.

После этих звонков в голове Людмилы включался тревожный сигнал, не позволяющий ей расслабиться. Но сегодня красная лампочка не вспыхнула. Андрей усадил ее на диван в своей гостиной, угостил кофе и пристроился так близко, что их локти соприкасались. И Людмила осталась на месте. Ей надоело убегать. Надоело подчиняться правилам, которые установила она же сама. Андрей притягивал ее, как мощный магнит. И у нее не осталось сил сопротивляться.

— Ты не положил сахар, — пробормотала она, водя ложечкой в чашке.

— Упс, забыл. Сейчас я…

— Сиди! — прикрикнула Людмила.

Это вырвалось у нее непроизвольно. Ей не хотелось, чтобы Андрей отлучался даже на минуту, ей не хотелось лишаться его близости.

— Сижу, — покорно произнес он.

— Осторожно. Не толкни. У меня платье новое.

— Я буду как истукан с острова Пасхи, — пообещал он. — Окаменевший и неподвижный.

Людмиле захотелось отставить чашку и поцеловать его.

Вместо этого она сделала несколько мелких глотков и спросила:

— Как думаешь, Соболев совсем из страны уехал или прячется где-то неподалеку?

— Смылся, наверное, — решил Андрей. — Но теперь его все равно найдут. Из-под земли достанут. У силовиков всегда так. Они своего не сдают только до тех пор, пока он сам не обгадится по полной программе… Извини.

— Ничего, — милостиво разрешила Людмила. — Иначе о Соболеве не скажешь.

— Это была отличная идея — разместить ролики на всех ведущих сайтах.

— Да, но что предпринимать дальше, я не знаю. Бумаги оформлены и разосланы. Остается только сидеть и ждать. Это может занять несколько недель. — Сказав это, Людмила искоса взглянула на Андрея. — Тебе совсем незачем торчать здесь. Можешь возвращаться домой. Я извещу тебя, когда появятся какие-то новости.

— Не поеду я, — буркнул он. — Не хочу.

Она моргнула, но взгляд не отвела.

— Чем же ты будешь заниматься? Бездельничать станешь?

— Пока не решил, — ответил Андрей. — Устроюсь на работу. Не пропаду.

— А семья?

— Да какая у нас семья. — Он махнул рукой. — Только сынишка и связывает.

— Но все-таки связывает, — уточнила Людмила.

Андрей опять отмахнулся, на сей раз неудачно. Чашка, выпав из рук гостьи, упала ей на колени, оттуда — на пол и покатилась по кривой дуге. Ковер не пострадал, потому что вся кофейная жижа осталась на полосатом платье Людмилы.

— Ну вот! — сердито воскликнула она.

Гнев ее был сильно преувеличен.

— Черт, извини! — заволновался Андрей. — Пойдем скорее застирывать.

— Никуда я не пойду, — отрезала она. — Сам испачкал, сам застирывай.

С этими словами Людмила поднялась с дивана и стащила платье через голову. Проделано это было столь непринужденно, словно она долгое время репетировала это маленькое шоу. За чистоту белья можно было не опасаться, как и за собственные формы. И все же Людмила почувствовала, что краснеет.

Уставившийся на нее Андрей дернул кадыком. Их взгляды соединились в одно целое. Осознание того, что произошло и что предстоит, обрушилось на них одновременно.

— Ты тоже, — тихо сказала Людмила. — Одной стыдно.

Ничего не говоря, Андрей расстегнул рубашку. Волосы на его груди росли жесткими завитками, которые щекотали Людмиле нос, когда он крепко прижал ее к себе. Шея была покрыта загаром, дальше кожа оставалась белой. Она медленно провела ладонью по его груди, чтобы почувствовать кончиками пальцев все его мышцы. Они не бросались в глаза, но ощущались, и еще как!..

Людмилу слегка затрясло.

— Я развратная? — спросила она.

— Очень, — с готовностью подтвердил Андрей.

В принципе, она рассчитывала услышать заверения в обратном, но и это ее вполне устроило.

Когда он обнял ее, она запрокинула голову со струящимися вниз светлыми волосами. Он стал целовать ее в шею, и тогда она подставила губы: ей не терпелось вновь испробовать его язык на вкус.

— Учти, — прошептала Людмила, когда поцелуй завершился, — инициатива от тебя исходит, а не от меня.

— Да, да, никто не спорит.

Руки Андрея проворно скользнули за спину Людмилы и расстегнули бюстгальтер.

Когда он стащил его и уронил на пол, она опять выгнулась назад, теперь еще сильнее. Упасть она не боялась: его руки были надежными и сильными.

— Наконец-то, — пробормотал Андрей и тут же принялся осыпать жаркими поцелуями нежную плоть ее грудей, поднося их на ладонях к своим губам. Ее соски сделались твердыми, как фасолины, от беглых прикосновений его пальцев, а когда он пустил в ход горячий шершавый язык, Людмила сама потащила его к дивану.

— Подожди, — попросил он, — хочу рассмотреть тебя хорошенько.

— Не надо! — запротестовала она.

— Надо!

Он оставил ее без последнего лоскута одежды и отступил на шаг, любуясь. Она, переступая в тесноватых босоножках с ноги на ногу, стояла перед ним покорная, как рабыня. Его восхищенный взгляд наполнял ее желанием, разливающимся по телу по мере того, как он скользил по ее трепетным грудям, по животу и ниже, ниже.

— Ты одетый, — напомнила Людмила изменившимся голосом.

— О, забыл совсем, — спохватился Андрей.

Он расстегнул ремень, снял джинсы, отбросил их и отправил следом рубашку. Смущенная внезапным приступом девичей скромности, Людмила прикрылась ладошкой. Андрей не смог бы сделать этого, даже если бы очень захотел. Он был возбужден до крайности. Людмила подошла, чтобы потрогать его — всего: снизу доверху и обратно. Его дыхание с шипением вырвалось сквозь зубы. Ему неприятно или наоборот? Людмила не помнила, чтобы ощупывала других мужчин подобным образом.

— Ты сказал, что я развратная, — напомнила она, тяжело дыша.

— Я не хотел, — сдавленно ответил Андрей. — Это случайно вырвалось.

— Но я действительно развратная. Гораздо больше, чем ты подозреваешь.

— Глупости. Мы…

— Молчи.

Людмила приложила указательный палец к его губам и стала медленно опускаться на колени, ведя ладонями по бокам, бедрам и ногам Андрея. Это было все равно, что проваливаться в сладкую трясину. У Людмилы уже начали подгибаться колени, когда раздался щелчок.