— Так… Во-первых, не повышай на меня голос, я этого не люблю.

— Но…

— И не перебивай старших! — раздался окрик в телефонной трубке. — Не вынуждай меня напоминать, от кого сейчас зависит судьба твоего отца.

— Извините, — буркнул Андрей.

— Ладно, делаю скидку на твое взвинченное состояние, — великодушно произнес Соболев. — Теперь пошли дальше. Непоправимых ошибок не бывает. Приговор будет обязательно — слышишь? — обязательно обжалован. Тебе не нужно вникать в юридические тонкости, этим займутся специалисты. Твоя задача другая…

— Какая, Анатолий Борисович?

— Мухой лети в СИЗО, Андрюша. Нужно вытаскивать отца из общей хаты.

— Хаты?

— Камеры, Вадим… Ты ведь рассказывал, что у отца там сложные отношения с уголовниками сложились.

— Да, — согласился Андрей, — но что я могу сделать? Мне даже в свиданиях отказано.

— Дадут тебе свидание, я позабочусь, — уверенно произнес Соболев. — Поезжай и скажи отцу, чтобы нарушил дисциплину. Тогда его упекут в карцер, и он сможет побыть один. Нарушение не должно быть серьезным. Нам нужно выиграть всего лишь сутки. Достаточно будет обругать конвоира. Да, это лучше всего. Так и передай. Пусть проявит грубость или неуважение.

— Это никак не повлияет на приговор? — тревожно спросил Андрей.

— Что ты! — Соболев издал короткий смешок. — Приговор уже вынесен и утвержден. Дисциплинарные проступки осужденных не имеют к этому никакого отношения.

Он сказал осу´жденных, с ударением на втором слоге, в лучших традициях силовиков. То, что это было сказано не о ком-нибудь, а об отце, покоробило Андрея. Осознание происходящего сделалось более отчетливым, более ясным. И гораздо более болезненным.

— Но его же оправдают? — спросил он с надеждой.

Нам всем очень нужно, чтобы нас кто-то успокаивал, гладил по голове и говорил, что все будет хорошо.

— Конечно, — сказал Соболев. — Это не твоя забота. А ты поспеши в тюрьму, договорились?

— Да-да.

Но путь в СИЗО оказался длиннее, чем Андрей предполагал. Во-первых, выпитое спиртное не позволило ему сесть за руль машины. Во-вторых, задержала Уварова, потребовавшая немедленной встречи. Правда, разговор с ней вселил в сердце новую надежду. Оказывается, у Андрея появился еще один союзник, важность которого трудно переоценить.

— Я знаю всю их кухню изнутри, — пояснила Уварова, зловеще усмехаясь. — Они у нас попляшут, когда мы выведем их на чистую воду.

— Прямо в воде? — глупо пошутил Андрей, все еще хмельной после ударных доз.

Она присмотрелась к нему повнимательней и повела носом:

— Ты пил?

Они стояли на остановке, откуда до СИЗО было рукой подать. По неизвестной причине следственный изолятор размещался прямо в центре города, соединенный с главной магистралью тихой улочкой с государственными учреждениями типа технической библиотеки и бюро технической инвентаризации. В конце этой улочки, полускрытая густой зеленью, высилась мрачная серая стена с глухими воротами. Пока Андрей и Уварова разговаривали, оттуда выехал тюремный фургон, напоминающий хлебовозку. Из зарешеченного окошка на прохожих пялился то ли конвоир, то ли заключенный. От его взгляда сделалось неуютно и тревожно.

— Пил, — сказал Андрей. — Это был не суд, а цирк какой-то. Они там все сговорились.

— Но ноги растут из моей конторы, — напомнила Уварова. — Из моей бывшей конторы.

— Что значит бывшей?..

— Я уволилась сегодня. Подала рапорт. По собственному.

— Да? — Андрей посмотрел в сторону СИЗО и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — Почему?

— Мне совесть не позволяет находиться среди этих продажных тварей, — сказала Уварова. — Не хочу помогать им обтяпывать свои грязные делишки. Сегодня явилась к шефу и так ему и сказала, прямо в лицо. — Она горделиво подбоченилась. — А что мне терять? Не на ту напали!

— Молодец, — сказал Андрей. — Давай вечером поговорим об этом. Ты придешь сегодня?

— А ты хочешь?

Он не очень хотел, если разобраться. Но выпитый натощак алкоголь требовал своего.

— Да, — ответил Андрей. — До вечера.

— Подожди. — Уварова поймала его за руку. — Должна тебя предупредить. Твой Соболев разводит тебя как последнего лоха. Я сегодня приперла к стенке одного типа, так он мне, знаешь, что сказал?

— Что?

Андрей насторожился, догадываясь, что сейчас услышит нечто важное. Он вдруг сразу понял, что совершенно напрасно доверял Соболеву. Все, что обещал прокурор, оказалось ложью. Ни черта он не сделал для старого друга. Наоборот, послушавшись его рекомендаций, отец оказался в куда более сложном положении, чем раньше.

— Помнишь, Соболев видел у тебя копию уголовного дела? — заговорила Уварова, понижая голос и озираясь. — А потом у нас в управлении проверили ксероксы и установили, что копию сделала я. Свяжи этот факт со странным грабителем, который забрался к тебе только для того, чтобы похитить дело. Ну? Теперь доходит?

Андрей ударил кулаком по своей ладони.

— Вот гад! — воскликнул он. — Сволочь такая.

— Тише! Это еще не все… — Уварова снова посмотрела по сторонам. — Соболев из своего кабинета заправляет делами у нас в управлении. Например, следователь Плотников ему родственником приходится. Уверена, что и Перепелицын не самостоятельно действовал.

— Конечно, — согласился Андрей угрюмо. — Все это звенья одной цепи.

— Мы ее распутаем, — пообещала Уварова, приблизившись вплотную. — Они еще пожалеют, что со мной связались… Я имею в виду, с нами. Потому что мы теперь команда! — Она подняла сжатый кулак. — И мы найдем на них управу.

— Лида…

— Что?

— Какая же ты молодец, Лида. — Андрей положил руки ей на плечи и легонько встряхнул. — Мне повезло, что я тебя встретил.

— Мне тоже, — сказала Уварова. — Ты мне нравишься. Я редко схожусь с мужчинами. Они всегда лгут и предают. Но ты — другое дело. У меня таких никогда не было.

Испытывая неловкость, Андрей поморщился.

— Совсем захвалила.

— Это правда, — тихо произнесла она, глядя ему в глаза. — Мне с тобой хорошо.

Он спохватился и уклонился от рук, потянувшихся к нему.

— Все, Лида. Я побежал. Увидимся.

Уварова не сразу двинулась с места, провожая его оценивающим взглядом. Не было счастья, да несчастье помогло. Кажется, пришло время подумать о создании собственной семьи. Разведенный мужик — не лучший вариант, но за неимением лучшего сойдет.

С удовольствием обдумывая свои дальнейшие планы, Уварова повернула в другую сторону.

Странное дело, но разговор с сыном не добил Туманова окончательно, а вернул ему бойцовский дух и желание сопротивляться. Что ж, суд состоялся, и противник продолжает побеждать в этой необъявленной войне. Но жизнь полна неожиданностей. Никто не знает, как повернется дело потом или даже в следующий момент. Мы еще поборемся.

— Что ты там бормочешь? — недовольно спросил конвоир.

Прозвище его было Штырь, и оно как нельзя лучше подходило этому худому, прямому человеку с длинным угреватым лицом.

Сообразив, что он только что размышлял вслух, Туманов спохватился.

— Ничего, — сказал он.

— Стоять! — неожиданно скомандовал Штырь. — Харю в стену уткнул, живо!

Они поднимались по железной лестнице на третий этаж, где находилась камера Туманова. Сопровождая заключенных, конвоиры всегда выполняли этот ритуал. Заслышав многозначительное позвякивание ключей, тот, кто находился ниже, останавливал своего арестанта и пережидал, пока спускающиеся пройдут мимо. Но сегодня что-то было не так. Что? «Никто сверху не идет, — понял Туманов. — На лестнице тихо. Зачем он меня остановил?»

Перед мысленным взором тут же возник Толик Соболев, каким Туманов его помнил. Большой, самоуверенный, с жидкой челочкой, зализанной набок.

Конечно, прическа его изменилась, и лицо с годами сделалось не таким гладким, но в общем он, наверное, остался прежним. Только уже не друг и не товарищ. Враг. Возможно ли это? Похоже, что да.