Туманов поднес бутылочное горлышко к носу. Пахло, вне всякого сомнения, водкой. Был Туманов уверен и в том, что колпачок, снятый вором, был целым, до того как его скрутили.

Пока он решал, принимать угощение, или нет, Князь достал две конфеты, одну протянул сокамернику.

— Не менжуйся, профессор. Чистая водяра. И даже не паленая.

Туманов запрокинул стеклянную фляжку и пил до тех пор, пока хватило дыхания. Потом отдал водку, уставился слезящимися глазами на конфету и стал сдирать с нее обертку. Пока он закусывал, Князь легко, не напрягаясь, опустошил бутылку и сунул ее на прежнее место. Карамельку разворачивать не стал, тоже спрятал. Весело посмотрел на Туманова:

— Что, захорошело тебе, сучок?

Во взгляде его читалось превосходство. Он сделал лоха.

Туманов посмотрел на конфетную обертку. Пальцы, которыми он ее сжимал, ничего не чувствовали. И ног у Туманова как будто не осталось. И туловища. Только голова: непомерно большая, горячая, гудящая.

Посмеиваясь, Князь ударил в дверь четыре раза с длинной паузой в конце. Туманов съехал по наклонному сиденью на пол, упал на колени, растянулся лицом вниз. Дышать было нечем. Перед глазами плясали сверкающие феи размером с мошек. Они пели Туманову колыбельную из далекого детства.

Пусть поют. Только бы серенький волчок не пришел. Как страшно…

Дверь открылась, Князь вышел, Туманов остался один.

Совсем.

Навсегда.

Утренние пробежки — испытание воли, решимости, настойчивости. Начинают бегать многие. Продолжают достаточно долго — единицы. Находится множество причин, чтобы разрешить себе пропустить денек-другой, неделю, а потом и вовсе забыть о принятом решении. Дело в том, что в человеке нет одного постоянного «я», контролирующего его поведение. Таких «я» — сотни, они постоянно сменяют друг друга. Вот и получается, что сегодня ты даешь слово отказаться от сладкого, а завтра наминаешь пирожные. Один принимает решение, а другой ничего об этом не знает и знать не хочет.

За свою жизнь Лида Уварова давала себе столько разных обещаний, что и половины уже не помнила. Худела, бросала пить кофе, начинала вести целомудренный образ жизни, прекращала врать на каждом шагу. И что, многого она добилась? Курить, допустим, перестала, однако алкоголем увлекаться продолжала. Злоупотребляла сладким. Имела любовных связей больше, чем допускали приличия.

И вот, похоже, пришло время остановить выбор на одном-единственном мужчине (ну пусть не совсем единственном) и начать жить по-новому. Прекрасно. Уварова была готова к такому повороту событий. Несколько месяцев назад она затеяла утренние пробежки, приобрела отличные шорты и кроссовки, оставлять которые без применения было жалко. Собирая вещи для временного переселения к Андрею, Уварова нашла спортивную экипировку и прихватила с собой.

Удели ей Андрей минувшим вечером чуть больше времени, сил и внимания, она бы, скорее всего, мирно спала утром. Но накануне он был настолько озабочен и подавлен, что стало просто неразумно требовать от него слишком многого. Вот почему Уварова проснулась, полная энергии и задора. Их нужно было куда-то девать. Она натянула шорты, кроссовки и отправилась на улицу.

Кросс не задался с самого начала. За аркой Уварову облаял здоровенный кобель, таскавший на поводке хозяина. Потом она случайно наступила в лужу возле политого газона и забрызгала свои замечательные бледно-голубые шорты. Зацепила рукой наушники так, что где-то отошел проводок. И в довершение ко всем этим напастям на бульваре за ней увязалась тонированная иномарка, из которой за бегуньей определенно следили.

Чтобы отвязаться, Уварова резко сменила направление, пересекла обширную лужайку с елочками и выскочила на другую улицу, но спустя полминуты иномарка опять замаячила за спиной. Уже не просто сердясь, а начиная побаиваться, девушка увеличила скорость, намереваясь сократить маршрут и прервать кросс, неожиданно юркнув во двор.

Подозрительная машина не дала ей такого шанса. Развернулась на булыжной мостовой, взвизгнув тормозами, и преградила бегунье путь. Уварова метнулась влево, машина чуть подалась вперед. Уварова попробовала обогнуть ее сзади, но водитель предусмотрительно дал задний ход.

Дав понять, что его не проведешь, он выбрался наружу и улыбнулся одной половиной лица. Оно у него было какое-то все острое и вогнутое, словно молодой месяц.

— Физкультпривет, — сказал он.

— Что тебе надо? — нервно спросила Уварова.

Время было раннее, редкие прохожие совсем не походили на героев, готовых броситься на помощь одинокой девушке.

— Ты зря в сбруе бегаешь, — посетовал остролицый. — Рассупонилась бы. Тогда грудки прыгали бы, как мячики, одно удовольствие смотреть.

— Дурак!

Точно так же Уварова реагировала на всякие похабные шуточки в ранней молодости. Но времена, когда можно было отбрить нахала и пройти мимо, прошли. Остролицый как-то весь подобрался и тут же очутился рядом: настолько близко, что терпкий запах его одеколона ударил в нос.

— Что ты сказала, сука?

Пощечина развернула голову Уваровой вправо. И тут же — хлоп! — последовал удар с другой стороны.

— Фильтруй базар, овца, — прошипел остролицый, за спиной которого возникли еще две мужские фигуры, затуманенные слезами, выступившими на глазах Уваровой.

— За что? — спросила она, держась за щеки обеими руками. — Что я вам сделала?

— Пока ничего, — был ответ, — но сделаешь.

Она посмотрела по сторонам, решая, куда броситься бежать. Ее намерение не ускользнуло от внимания остролицего.

— Не вздумай бежать, — предупредил он. — Мы все про тебя знаем, Лида Уварова. С кем трахаешься, где живешь, за что тебя из органов поперли. Так что не усугубляй, станет только больнее. Вот и все, чего ты добьешься.

— Кто вы? — спросила она, сразу сообразив, что остролицый говорит правду. — Что вам от меня нужно?

— Мы бандиты, — просто сказал он. — Меня зовут Джокером. Видишь, я даже не шифруюсь. Потому что ничего ты мне не сделаешь, сука полицейская.

«Бывшая, — горько уточнила Уварова про себя. — Иначе ты не посмел бы разговаривать со мной в таком тоне. И тем более руки распускать».

— Что нужно? — повторила она вопрос, сделав его по возможности кратким.

— Люди о тебе беспокоятся, — начал Джокер, пристроив зад на капот своей машины. — Что это Лидочка себе жизнь портит? Из-за кого?

«Из-за Андрея, — мысленно ответила она. — А ведь действительно, не вызвалась бы помогать, так не лишилась бы должности в полиции. Стоило оно того? И зачем только я связалась с этим Андреем. Одни неприятности от него. Только в постели с ним хорошо».

— Переходи к сути, Джокер, — предложила она, зная, что при встречах с бандитами и собаками ни в коем случае нельзя проявлять страх и неуверенность.

— Все просто, — сказал он, ухмыляясь. — Ты грозилась кого-то там на чистую воду вывести в конторе своей. Так вот, этого не надо. И с Андрейкой Тумановым тереться не стоит. Потрахались и хватит. Сегодня соберешь шмотки и поедешь домой. Все понятно?

— Нет, — сказала Уварова. — Кто тебя прислал?

— Если я скажу, замочить тебя придется, — пояснил Джокер, продолжая усмехаться. — Ты этого хочешь? Нет? Тогда беги дальше.

Поколебавшись мгновение, она подчинилась. Особого страха не было. Злости тоже. Уварова и сама с удовольствием отхлестала бы себя по щекам. Сломала себе жизнь из-за постороннего человека. Кто он такой, этот Андрей? Может быть, обещал жениться? Или подарки дорогие делает? Нет. Пользуется Лидой Уваровой, удовольствие получает да еще и поручения подкидывает. А не пошел бы он куда подальше, умный такой?

Войдя в квартиру, Уварова едва сдержалась, чтобы от души не хлопнуть дверью. Андрей уже не спал, занимался утренней разминкой.

— Как погодка? — спросил он, отжимаясь от пола.

— Это не ко мне, а к синоптикам, — отрезала она.

Он поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Задрав подбородок, Уварова закрылась в ванной комнате.