— Ого!

— Ничего, я ему еще покажу. Он у меня теперь попляшет.

Андрей представил себе маленького человечка, вприпрыжку убегающего от мерно наступающих женских туфель с высокими каблуками.

— Так ты сюда специально устроилась? — догадался он. — Чтобы с муженьком поквитаться?

— Угу, — фыркнула Уварова. — По ускоренной программе.

— Это как?

— Замнем для ясности. — Ее лицо сделалось злым, напряженным и красивым. — Ты не женщина, тебе не понять.

Андрей согласно кивнул, чтобы не вникать в чужие проблемы. Лицо Уваровой снова разгладилось, как бы оттаяв.

— Помнишь? — спросила она.

— Конечно, — заулыбался он.

— Коньяка хочешь? С чаем. Или наоборот.

— Чай с коньяком?

— Сообразительный, — засмеялась Уварова.

Они попробовали и первый, и второй вариант, немного повспоминали молодость, а потом она спросила:

— Ты у родителей остановился?

— Ага, — ответил он. — Только мама сейчас в отъезде.

— Это хорошо, — рассудила Уварова. — Я загляну к тебе сегодня вечерком.

— Зачем? — насторожился Андрей.

— Дело твоего отца скопирую, принесу почитать. Хочешь?

— О, спасибо! Поищу там проколы.

— Вместе поищем, — пообещала Уварова. — Коньяк такой же бери, я мешать не люблю.

Андрей поднял рассеянный взгляд:

— Коньяк? Ладно.

— И в холодильник поставь. Только дураки теплым потребляют.

— Договорились.

— Тогда до вечера.

— Пока, Лида.

Андрей взялся за дверную ручку, когда услышал за спиной:

— Признайся, а ты ведь тогда специально трусы спрятал?

Он обернулся. Она опять полусидела на столе, скрестив руки под грудью.

— Какие трусы?

— Мои, — пояснила Уварова, многозначительно усмехаясь. — Чтобы я подольше задержалась, да?

— Было дело, — признался Андрей.

— Посмотрим, остался ли ты таким же изобретательным, как раньше.

Она засмеялась ведьмовским смехом. Он выскочил из кабинета, трогая разгоряченные щеки. Радоваться, что встретил Лиду Уварову, или огорчаться? Андрей не знал.

Днем неожиданно позвонил Соболев, выслушал жалобы на исчезнувшего Перепелицына и сказал:

— Ты вот что, Андрей, набирайся мужества.

Голос его звучал басовито и торжественно. Как у киношного генерала, отправляющего бойцов на задание, из которого им не вернуться.

— Что случилось? — поспешно спросил Андрей.

— Ничего особенного, — успокоил Соболев. — Все под контролем. Но есть маленькая неувязка.

— Какая неувязка?

— Перепелицын обхитрил меня, старого дурака. Как услыхал, что я с ним лично переговорить хочу, так сразу в отпуск смылся. Теперь его из Греции не выковырнешь.

— Знаю, Анатолий Борисович, — вздохнул Андрей.

— Откуда?

Пришлось сознаться. Соболеву рассказ определенно не понравился.

— Я же просил тебя, Андрей. Своими действиями ты мне только мешаешь, путаешься под ногами. Что ты делал в полиции?

— Просто наводил справки, — решил схитрить Андрей.

— Ох, не ври мне, не ври! — прикрикнул Соболев. — Между нами должно быть полное доверие, а ты тут тень на плетень наводишь.

— Ну, знакомая у меня в полиции нашлась. Обещала разузнать, что и как.

— Кто такая?

— Анатолий Борис…

— Кто такая, спрашиваю? Я должен знать. Погоди, ничего не говори. — Соболев задышал в трубку. — Так, сейчас посмотрим штатное расписание этого отделения… Знакомая, говоришь? Варианта три. Уборщицу отметаю. Секретарша чересчур молоденькая, чтобы ты мог ее знать. Остается Уварова Лидия Федоровна. Черт подери, Андрей, ты меня в могилу загонишь! Она же с прессой постоянно якшается и с разными правозащитниками хреновыми. Если они узнают про мою близость с семьей Тумановых… Ты отдаешь себе отчет?

— Я ей ничего не говорил, — буркнул Андрей.

— И не вздумай! — прикрикнул Соболев. — Уварова твоя та еще штучка. Ее однажды под столом в очень высоком кабинете застали.

— Под каким столом?

— Под письменным. Не прикидывайся, Андрей.

О чем это он? Пряталась Лида, что ли? Зачем? От кого?

Не желая ломать голову над вопросами, которые мало его волновали, Андрей сказал:

— Я больше не намерен сидеть и ждать у моря погоды, Анатолий Борисович. Какой-то другой следователь занимается делом отца. Мало ли, что он туда еще добавит. Это нужно срочно прекращать.

— Да? — ехидно переспросил Соболев. — И каким образом, по-твоему?

— Закрыть дело. Остановить следствие. Хотя бы временно, пока не будут найдены оправдательные доказательства.

— Невозможно.

— То есть мы не можем на вас рассчитывать?

— Эх, Андрей, Андрей, — с упреком произнес Соболев. — Горячишься, бежишь впереди паровоза. Прошу тебя, доверься мне. Я все улажу. Будет суд, но приговор вынесут мягкий, почти условный.

— Как суд? — оторопел Андрей.

— Очень просто, мой мальчик. Ничего не попишешь. Слишком много изобличающих улик, да и время сработало против нас. Судебное заседание состоится послезавтра. Разве я не говорил?

— Впервые слышу…

— Я сам распорядился провести заседание как можно скорее, — сказал Соболев. — Обвинителем выступит мой хороший друг. Он найдет смягчающие обстоятельства и попросит у суда наказание в виде двух лет заключения в колонии общего режима. Это что значит?

— Что отца все же признают виновным, — произнес Андрей упавшим тоном.

— Смотри дальше и глубже! Если прокурор окажется не кровожадным, то защита вообще потребует освободить твоего отца прямо в зале суда. Даже если этого не произойдет, то Вадим отделается легким испугом. Ну а потом дело техники: кассации, апелляции. Понимаешь?

— Не нравится мне все это.

— Думаешь, мне нравится? Если бы Вадим не сунулся в западню, как кур в ощип… Но сделанного не воротишь. Так и объясни отцу. Пусть отнесется к суду, как к хирургической операции. Чем скорее будет вскрыт гнойник, тем лучше. Больно? Еще как! Конечно, больно, когда по живому. Но зато потом наступит облегчение.

— И отца переведут в другую камеру? — спросил Андрей, обдумывая услышанное.

— Разумеется, — подтвердил Соболев. — Его сразу же отправят из следственного изолятора на место отбывания наказания. А оно, как мы с тобой уже знаем, будет очень недолгим, если вообще будет. Так что выше нос, мой мальчик! Скоро все закончится. Очень скоро.

— Так и передать отцу?

— Именно! Так и передай. Слово в слово. Этот кошмар для него скоро закончится.

После этого разговора на душе у Андрея стало легче, хотя до полного благодушия было далеко. Трагедия отца, предательство матери, нелады в собственной семье — все это создавало слишком мрачный фон, чтобы радоваться чему-то по-настоящему. А тут еще с Людмилой Витковой непонятки. И предстоящий визит Лидки Уваровой.

Андрей задумался. Впускать ли ее в дом? Нужно ли ему знакомиться с делом, если суд все равно пройдет по заранее спланированному сценарию? Может, плюнуть и просто не открыть Уваровой дверь? Плоть яростно запротестовала против такого скучного варианта. После почти месячного воздержания на семейном фронте ей хотелось совсем другого. Да и рассудок подключился, напоминая, что материалы уголовного дела понадобятся, допустим, при обжаловании приговора.

Так что же, идти за коньяком? Или проигнорировать просьбу Уваровой? Нет, это будет выглядеть как полное неуважение. У Андрея нет причин хамить своей давней подружке. Она ему ничего плохого не сделала. Совсем наоборот.

Был даже момент, когда Андрей ощутил себя влюбленным. Близость между ними уже произошла, они, переводя дыхание, возились на скамейке, застеленной его свитером. Все так переплелось: руки, ноги… Приходилось буквально выпутываться из объятий друг друга. Когда это, наконец, произошло, Андрей встал и посмотрел на распростертую внизу Лиду. Она показалась ему безумно красивой со своими пылающими щеками и пурпурными от поцелуев губами. Ее тело словно светилось в темноте, распространяя вокруг сияние желания. Андрей снова расстегнул джинсы и лег сверху. Очень скоро эмоции, принятые им за любовь, остыли и угасли, но воспоминания о них все же сохранились. Значит, они чего-то да стоили.