— Не тебе?

— С меня какой спрос? Маленькая, да еще и чудом спасшаяся. А зачинщиком получился папа. Ну, ты знаешь, как это бывает.

— Да, — сказал Андрей. — Я и сам получал не раз за то, что недосмотрел за сыном.

Он посмотрел Людмиле в глаза, проверяя ее реакцию. Она спокойно выдержала его взгляд и, помолчав, спросила:

— Жена знает?

— Знает, — кивнул он.

— Когда приезжает?

Людмиле хотелось расплакаться, но тон ее оставался ровным, понимающим, в меру сочувственным.

— Она не приедет, — сказал Андрей. — Я не захотел.

— Ах да, вы же в ссоре…

— Это не ссора, а нечто большее. Знаешь, Люба мне изменила. Уже не первый раз. Раньше я ее прощал. Один раз поколотил серьезно, в другой раз оттолкнул так сильно, что она руку сломала, но в конечном итоге прощал. Из-за Данилки. А теперь…

— Что теперь?

Людмила обнаружила, что уже довольно долго сдерживает дыхание, осторожно выпустила воздух и наполнила легкие заново.

— Я подумал, что от такого нашего сосуществования Данилка все равно счастлив не будет, — сказал Андрей. — Что толку от перемирия, когда потом опять война.

— Значит, развод?

— А какой еще выход?

— Твердо решил?

Перед тем как ответить, Андрей снова посмотрел Людмиле в глаза.

— Нет, — сказал он. — Не хочу тебе врать. А то будет, как с курением…

— Ты куришь? — удивилась она.

— Много раз бросал, а потом начинал снова. Как узнать, когда именно это произойдет окончательно? Вот я не знаю. — Андрей встал, продолжая смотреть на гостью. — Потом решать буду. Когда за отца отомщу. Ты не против?

— Почему я должна быть против? — Людмила тоже встала. — Это ваши внутрисемейные проблемы, я-то здесь при чем?

— При том, что…

Он положил ей руки на талию и привлек к себе.

— Что? — спросила она без голоса, одними губами.

— Ты мне нравишься. Нет, не так. Ты мне нужна. Очень.

Каким-то чудом ее руки оказались под рубашкой Андрея, действуя своевольно, не подчиняясь хозяйке. Они ненадолго остановились на талии, а потом скользнули вверх по спине, чтобы неторопливо и с удовольствием пройтись по длинным мышцам вдоль позвоночника.

Пришел черед Андрея затаить дыхание.

Долгий, протяжный выдох сорвался с его губ, когда холодные ладошки Людмилы сместились ему на грудь и накрыли обе ее половины.

— Ты тоже, — прошептала она.

— Тоже — что? — пожелал знать Андрей.

— Тоже нужен. Мне.

— Не верю, что так бывает.

Он провел руками по голубому свитерку Людмилы, разглаживая тонкий трикотаж поверх ее кожи, пока не ощутил стерженьки сосков, проклюнувшихся сквозь чашечки бюстгальтера. Он нажал на них большими пальцами, как на кнопки, обвел по контуру, стал гладить.

— Что мы делаем! — воскликнула Людмила с отчаянием.

— Хочешь, чтобы я перестал?

— Нет!

Возглас вырвался из Людмилы со стоном, и она обвила одну ногу вокруг сведенных вместе ног Андрея.

Его пальцы обрисовали очертания ее губ, детализируя их форму, прежде чем его рот втянул их внутрь. Людмила попыталась отвернуться. Он снова припал к ее губам. Не обращая внимания на некоторое сопротивление, его язык втиснулся в ее рот и свободно перемещался там, неутомимо и деловито пробуя все, что попадалось ему на пути.

Людмила почувствовала, что вот-вот упадет. Было два способа удержаться на ногах: или изо всех сил цепляться за Андрея, или сесть на прежнее место. Она выбрала второе. Его это не устроило. Просунув пальцы под ее руки, он заставил ее подняться снова и возобновил прерванный поцелуй. Не позволяя их губам разъединиться хотя бы на мгновение и удерживая обмякшую Людмилу на весу, он понес ее к кровати. Ее ноги волочились по линолеуму, а из горла вырывались звуки, напоминающие курлыканье голубки.

Она всегда мечтала, чтобы ее взяли именно так: не то чтобы силой, но и не спрашивая согласия. Не слишком грубо, но и без лишних церемоний. Как это делал Андрей.

— Подними руки, — сказал он и ловко избавил ее от свитера.

Потом наклонил голову и поцеловал ее грудь сквозь тонкую ткань лифчика. Людмила почувствовала, что вся дрожит, хотя ей было не холодно, а совсем даже наоборот.

— Ох, что мы делаем, — повторяла она снова и снова.

— То, — коротко произнес Андрей, продолжая водить губами по увлажнившейся и сделавшейся прозрачной ткани, под которой, как под паутиной, проступали розовые пятачки. — Так бы и съел… Ам!

— Ой!

— Страшно?

— Голова… кружится…

— У меня тоже кругом идет.

— От счастья?

— От тебя.

Он опрокинул ее поперек застеленной кровати и стал целовать в живот, касаясь языком пупка. Людмиле стало щекотно, она захихикала. Ее руки обхватили его крепкую шею, а щекой она прижалась к его колотящемуся сердцу. От него пахло не очень дорогим, но замечательно свежим одеколоном, и она жадно вдыхала его аромат.

Они уже были готовы слиться воедино, когда раздался какой-то посторонний звук. Андрей замер, прислушиваясь. Людмила заерзала под ним, как гусеница, стремящаяся выбраться из-под придавившего ее камня.

— Что это было? — тихо спросила она. — Кто-то пришел?

Андрей вскочил, застегивая ширинку. Едва он успел сделать это, как в комнату вошла незнакомая Людмиле девушка не первой молодости. У нее было симпатичное лицо, испорченное злобной гримасой, замаскированной под язвительную усмешку.

— А ты, я вижу, не скучаешь, Андрюша, — процедила она. — Ни по мне, ни по папочке своему.

Не успела она закрыть рот после этой тирады, как Андрей наградил ее хлесткой пощечиной.

— Это предупреждение, Лида. Чтобы далеко не зашла.

— Я за вещами. — Девушка по имени Лида потрогала порозовевшую щеку. — Где-то тут мои кол…

— Все в пакете возле двери, — отчеканил Андрей. — Давай сюда ключи и прощай.

Людмила, наблюдавшая за этой сценой снизу, из опрокинутого положения, прикрывала груди ладонями и мечтала провалиться сквозь землю. Когда, наконец, непрошеная гостья ушла, она вскочила и стала одеваться с такой скоростью, которой позавидовали бы даже солдаты, поднятые по тревоге.

— Не спеши, — попросил ее вернувшийся в спальню Андрей.

— Отстань! Сказал бы сразу, что у тебя гарем!

— У меня нет гарема. У меня есть ты.

Он схватил ее за плечи, удерживая на месте. Она ударила его по рукам, освобождаясь. Так повторилось несколько раз, потом Людмила подхватила сумочку и выскочила из квартиры.

Добежав до двери, Андрей остановился.

— Ну и ладно, — пробормотал он. — Может, так и лучше.

На самом деле Андрей так не думал. Только хотел думать.

Кладбища многое говорят о людях. Только они из всех обитателей Земли имеют обыкновение закапывать останки своих близких в одном месте и ухаживать за этими захоронениями.

Кладбища также говорят о целых народах. Они устроены по-разному в разных странах. Вы никогда не спутаете американское кладбище со славянским, точно так же как не спутаете католическое с православным.

То же кладбище, куда переносится действие нашего повествования, выглядело именно так, как его успели представить читатели. Много зелени, много могил, расположенных впритык, узкие тропинки между оградками, черные надгробья из полированной мраморной крошки, ржавые пирамидки со звездами, такие же ржавые кресты с проступающими швами сварки.

Что еще?

Ну, к примеру, специфический запах, который то ли присутствует на самом деле, то ли кажется, что витает в воздухе. Овалы ощипанных венков, сваленных в кучи. Рыжие насыпи глины возле загодя заготовленных ям. Мутные стаканы на дешевых надгробьях. Лики усопших, которые, если верить изображениям, еще при жизни выглядели так, словно были мертвыми.

Попадали сюда обычно одним и тем же путем: через главные ворота с обширной площадкой для автобусов, которые привозили провожающих. Но со временем погребальные процедуры все больше упрощались и зрителей становилось все меньше. Даже поминки перестали привлекать народ — места за столом обычно были тщательно подсчитаны и распределены. Редко когда погребальная процессия насчитывала больше двух десятков участников. Полсотни — это уже были пышные похороны. А уж заунывное дудение оркестра стало и вовсе редкостью.