Андрей даже не шелохнулся. Его дыхание оставалось ровным и безмятежным, спина мерно покачивалась в такт. Ему снилось, что он идет по совершенно безлюдной улице, одетый по-зимнему, но почему-то в одних носках. На голове странная шапка, привязанная леской, чтобы не унесло, хотя никакого ветра не было. Чувство тревоги переполняло его. Какая-то опасность таилась за каждым кустом, в каждой подворотне.

Повернувшись, он увидел, что рядом трусит худая кляча с торчащими ребрами, окликая его.

— Андрей!

Человек ловко забросил рюкзак за спину и сделал шаг вперед. Взвизгнув, Уварова запрыгнула на кровать, толкнув Андрея.

— А?

Он приподнялся, моргая.

— Вор! — крикнула Уварова. — Проснись!

Незнакомец замер, размышляя, как ему быть. Уварова отчетливо видела нож в его руке. Опущенное вниз лезвие серебрилось в свете уличного фонаря.

Андрей отреагировал очень быстро и решительно. Вместо того чтобы хлопать глазами и задавать вопросы, он сунул руку в щель между матрасом и спинкой кровати и вытащил длинноствольный пистолет.

Для грабителя это послужило сигналом. Он развернулся и пропал из виду. Андрей, не теряя ни секунды, спрыгнул с кровати, больно ударив Уварову локтем в бок.

— Осторожней! — возмутилась она, что, конечно же, прозвучало чрезвычайно глупо в данной ситуации.

Андрей даже не обернулся. Когда он выскочил в гостиную, там уже никого не было, только прозрачная гардина слегка шевелилась на балконной двери.

— Он забрал дело! — подсказала Уварова из спальни.

Держа пистолет возле бедра, чтобы противник не схватил его за вытянутую руку, Андрей выбежал на балкон. Внизу хрустели и шелестели виноградные лозы, протянувшиеся к перилам от самой земли. Отец обожал прохладную тень летом и много лет подряд пестовал специально высаженный дикий виноград. Не учтя, что облегчает тем самым задачу злоумышленникам, решившим забраться в квартиру.

Стальная проволока была протянута от земли до перил, прикрывая довольно широкий карниз между вторым и третьим этажами. Человек с рюкзаком уже добрался до этого выступа и теперь раздвигал густую листву, готовясь продолжить спуск.

Андрей не думал о том, что подвергает свою жизнь опасности. Мысли были четкими и очень конкретными.

Стрелять нельзя, посадят. Хорошо, что уснул в трусах. Надо поймать этого типа. Он причастен к убийству Никольникова. Взяв его, я узнаю правду.

Мыслительный процесс происходил параллельно, абсолютно не мешая действиям. Перебросив ногу через перила, Андрей опустился ниже, схватился за железный костыль и прыгнул, повиснув на одной руке. Тело безошибочно вспомнило путь, проделанный в детстве дважды, когда Андрея в наказание запирали дома без права гулять. Это было очень давно, но мозг сохранил очередность действий и отдавал точные команды.

Грабителю приходилось тяжелей, особенно после того, как его рюкзак запутался в зарослях и на его освобождение он потратил несколько драгоценных мгновений. Этого времени хватило Андрею, чтобы, качнувшись, дотянуться босыми ногами до карниза, ухватиться руками за толстую многолетнюю лозу, опять повиснуть и, наконец, разжать пальцы.

На землю они спрыгнули почти одновременно. Грабитель, преодолевший в прыжке пару метров, приземлился, мягко присев, выпрямился и кинулся бежать. Андрей, висевший выше, не удержался на ногах и упал на бок.

— Стой! — крикнул он, прекрасно понимая, что останавливаться никто не собирается.

И действительно, похититель документов находился уже достаточно далеко, когда Андрей вскочил, чтобы начать погоню. Его фигура мелькала среди теней, отбрасываемых древесными кронами. Андрей попробовал бежать так же быстро, но сразу же наступил на что-то острое, а потом еще зацепился за выступающий асфальт ногтем большого пальца. Боль была такая, что он невольно запрыгал на одной ноге и потерял беглеца из виду.

Приглушенно заработал автомобильный двигатель, в глаза ударил свет фар. Прикрываясь ладонью, Андрей прицелился. Это было чисто механическое движение — стрелять он не стал. Он понимал, что ответов на многочисленные вопросы полиции у него не будет… Где он взял оружие? Почему открыл огонь, если его жизни не угрожала опасность?

Хуже всего, что такие вопросы станут задавать после того, как упрячут Андрея за решетку. А там и дачная перестрелка всплывет, и потасовка во дворе Людмилы. Навесят срок, потом доказывай, что ты не верблюд…

Пошарив по земле глазами, Андрей увидел драный полиэтиленовый пакет, завернул в него пистолет и побрел обратно.

Голова Уваровой торчала над перилами балкона, свесившись вниз.

— Ну что? — спросила она.

Ее тихий голос был слышен совершенно отчетливо, несмотря на разделяющее их расстояние. Андрей прекрасно знал, как хорошо и далеко разносятся любые звуки в ночном воздухе. Дай бог, чтобы никто из соседей не страдал бессонницей и не отличался повышенной бдительностью.

— Ключи брось, — негромко попросил Андрей.

Пока Уварова отсутствовала, он поднял ногу и осмотрел поврежденный палец. Из-под ногтя текла кровь. Не самой обильной струей и уж точно не последним из тех потоков, которым предстояло пролиться в ближайшем будущем.

Разум Андрея отвергал такую вероятность, но сердце подсказывало совсем иное.

Судебное заседание проходило в помещении, слишком большом, чтобы называться комнатой, но слишком маленьком, чтобы уже быть залом. Стены оказались выкрашены в тот цвет, который специально придумывают для государственных учреждений: вроде бы зеленоватые, но скорее серые, со стальным отливом. Мебель выглядела хлипкой и не очень новой, над судейским столом висел государственный герб, сквозь приоткрытые окна доносился бодрый уличный шум.

Туманов воспринимал все как происходящее с кем-то другим. Он уже потерял счет почти бессонным ночам, когда приходилось караулить, чтобы уголовники опять не подослали кого-нибудь с ножичком. Подчеркнутое равнодушие Князя и Барбариса не внушало доверия. Возможно, они специально делали вид, что не смотрят в сторону Туманова, чтобы усыпить его бдительность.

Заведенный в стеклянный аквариум с решетчатым потолком, Туманов рухнул мешком на стул.

— Когда судьи войдут, встанешь, — предупредил конвоир в черной выгоревшей униформе.

Лицо у него было скучное и равнодушное. Ему не было никакого дела до судьбы подсудимого и срока, который вынесут сегодня. Наверное, на своем веку он повидал немало таких, как Туманов.

За стеклом уже собирался народ. Зрителей оказалось немного, треть из них — родственники Никольникова и его коллеги по работе. Все они сгруппировались вокруг Светланы, подурневшей и постаревшей в своем траурном одеянии. Она взглянула на Туманова с такой откровенной ненавистью, что он больше не решался даже повернуться в ее сторону. Это, конечно, не могло избавить его от любопытного разглядывания как «преступной» персоны со стороны других. Вспомнилось, как в детстве он жег муравьев, направив на них лупой солнечный луч. Наверное, несчастные насекомые испытывали примерно такие же ощущения, только длились они очень недолго.

Туманову же предстояло испить свою чашу до дна. Постепенно, маленькими глоточками.

Господи, как тянется время! Скорей бы суд. Пусть даже осудят, лишь бы не торчать в клетке под взглядами, в которых было что угодно, но только не понимание и сочувствие.

Девушка в короткой и отчего-то перекошенной юбке проверила расставленные на столах микрофоны: «Раз, раз». Усилительные колонки с готовностью подхватывали звенящий звук: «С-с! С-с!»

Туманов встрепенулся, обнаружив, что незаметно для себя забылся. Из зала ему махал рукой Андрей, какой-то весь осунувшийся, небритый. Алла, напротив, выглядела превосходно, словно помолодев за дни разлуки. На Туманова она посмотрела прямо, без смущения и жалости. Он вдруг понял, что ей не просто все равно, что с ним будет, — она по-настоящему обрадуется, если ему впаяют срок. Что ж, в таком случае ее ожидало разочарование. Адвокат, приставленный к Туманову Соболевым, без обиняков предложил ему ничего не отрицать, не оправдываться, а отказаться от своих слов, признав вину. В этом случае, пообещал он, все очень скоро закончится.