Никколо вскрикнул. Леонардо стиснул его плечо. Комната, представшая их глазам, была завешана полотнищами бездонно-чёрного цвета. Свечи в настенных канделябрах рассеивали тусклый мертвенно-восковой свет. В каждой стене было уютное углубление, и там удобно устроились подсвеченные человеческие черепа. Во всех четырёх углах висели скелеты, также искусно подсвеченные в расчёте на испуг. В центре комнаты, накрытый чёрной скатертью, стоял длинный стол. Посреди него на деревянном блюде лежали ещё черепа, а вокруг стояли четыре деревянные тарелки. Иль Нери, в чёрном одеянии священника, с напудренным до меловой белизны лицом и губами, подведёнными алым, обратился к Леонардо высоким, почти девичьим голосом:

   — Господа, это лишь вступление к вечеру наслаждений. Пожалуйста, садитесь к столу, потому что когда мы закончим здесь, то перейдём к следующей... стадии.

   — Где наши друзья, Нери? — спросил Леонардо.

   — Здесь, уверяю вас. Просто слегка обогнали вас в исследовании сегодняшних наслаждений. Леонардо, сегодня я превзошёл даже твоё волшебство. А теперь прошу к столу.

Едва гости расселись кругом стола, как черепа, без какого бы то ни было видимого механизма, повернулись — и из их глазниц, словно по волшебству, выпали колбаски, а на деревянных тарелках появились фазаны в перьях.

   — Прекрасно, Нери, и как же нам это есть? — поинтересовался Сандро.

   — А это уж твоё дело, друг мой. — Нери уселся и принялся разделывать фазана.

Но от птицы на тарелке Леонардо несло, как от выгребной ямы. ₍

   — Ничего не ешьте, — сказал Леонардо, в основном для Никколо. — Лучше нам уйти отсюда той же дорогой, которой пришли.

   — Ты плохой игрок, Леонардо, — вздохнул Нери. — Сам устраиваешь разные штучки, а от других ждёшь почтительного отношения.

   — Но я никогда не подсовывал тебе под нос дерьма.

   — С моей едой всё в порядке, — сказал Никколо.

   — И с моей тоже, — отозвался Сандро.

И тут наверху раздался страшный треск. Все трое подскочили в испуге, но их просто отвлекли — когда они снова глянули на стол, на месте фазанов и колбасок стояли большие серебряные миски с салатом.

Сандро с отвращением фыркнул и так оттолкнулся от стола, что едва не упал.

   — Что там? — спросил Леонардо.

   — Взгляни сам.

Леонардо увидел, что в зелени копошатся черви.

   — Нери, с нас довольно. Никколо, Сандро, пошли отсюда.

   — Ну-ну, друзья, у вас нет чувства юмора, — примирительно сказал Нери. — Всё это сделано в шутку, впечатления ради, и сознайтесь — впечатление оно произвело.

   — Сейчас не время для столь гротескных розыгрышей, — сказал Леонардо. — И с нами ребёнок.

   — Это правда, что среди нас молодой человек, но разве он здесь не для изучения жизни и её тайн?

   — Ты говорил с Зороастро и Бенедетто, — заключил Леонардо.

Нери кивнул и улыбнулся.

   — Разве может быть лучшая ночь для того, что я задумал? — обратился он к Сандро. — Святая ночь, ночь перед Воскресением. Ночь, чтобы запомнить холод и сырость могилы, чтобы созерцать вечный сон и червей, пожирающих плоть. Будь чудо Господа нашего Христа обыденным, не будь оно столь устрашающим в самой своей чистоте и сверхъестественности, это было бы недостойно Господа. Разве это не то, чему мы должны учить детей?

Раздался ещё один резкий внезапный шум, на сей раз в отдалении.

   — Мы уходим, Нери, — сказал Леонардо.

   — Ох, перестань, пожалуйста. Я сейчас отведу вас к вашим друзьям... в не столь пугающее местечко.

   — Нет уж, спасибо.

   — Но, милые друзья, — сказал Нери, — вам не выйти отсюда без провожатого. Без света.

Свечи вдруг разом погасли, оставив лишь залёгшие во тьме тени.

   — Ну, вот, — продолжал Нери. — Пойдёте вы теперь со мной к гостям? Обещаю, вы славно повеселитесь.

   — А как же ребёнок? — спросил Леонардо.

   — Вряд ли меня можно считать ребёнком, — сказал Никколо.

   — Торжественно клянусь, — проговорил Нери, — что, если и случится какая-нибудь неприятность, юноши при этом не будет. Я устрою так, чтобы его проводили домой. Ты сам его проводишь, если пожелаешь. Или Сандро. Но, уверяю вас обоих, уйти вам не захочется. Об этом вечере будут говорить и годы спустя. И, Сандро, уверяю тебя, он устроен по святому поводу.

   — Я считал, что — в честь Симонетты, — сказал Сандро.

   — Так оно и есть, — согласился Нери.

   — Тогда где она?

   — Здесь, уверяю тебя. Но отыщешь ли ты её — зависит от тебя. — Свеча у Нери в руке занялась, будто по волшебству. — А теперь... прошу за мной. — Он открыл дверь и вышел.

Ни у Леонардо, ни у Сандро не было выбора; оба не спускали глаз с Никколо.

   — Вот и пришли, — сказал Нери и через массивную, обитую оловом ореховую дверь ввёл их в огромный сводчатый зал, большие камины которого и высокие стрельчатые окна затягивала чёрная ткань. В зале было так много шандалов и ламп, что Никколо не удержался от восторженного восклицания:

   — Это мир звёзд!

По меньшей мере сотня гостей, многие уже навеселе, толкалась у длинных столов, уставленных свечами и едой — фазаны, куропатки, говядина, свинина, фрукты, зелень, приправы. Компания была разношёрстная, экзотическая, что, впрочем, обычно для таких вечеров. Были здесь несколько кардиналов в сочных цветах своего сана; были богатые куртизанки в очень открытых девственно-белых камизах по венецианской и миланской моде; бедные проститутки, застенчивые и неловкие, слишком громко болтающие на тосканском уличном диалекте; были и зажиточные цеховики, представители крупных семейств Флоренции. Не было, кажется, только Медичи. Иноземно одетые гости из Фамагусты, Боджайи, Туниса и Константинополя; агенты и клиенты купцов из Севильи и с Майорки, из Неаполя, Парижа, Брюгге — все прибыли на празднество. Посол Святого Султана Вавилонского надел к модному флорентийскому костюму белый тюрбан; на правой ноге у него был красный чулок, на левой — голубой, и даже туфли у него были разного цвета — аметистовая и белая. Но самой экзотической птицей был высокий плотный китаец в одеждах и туфлях пурпурного цвета. Слуги — мужчины и женщины, но большей частью юноши — были одеты в тончайший газ; с тем же успехом они могли оставаться голыми. Они разносили подносы с бокалами вина.

   — Ты делаешь мне больно, — сказал Никколо Леонардо, крепко сжимавшему его руку.

   — А ты не отходи от нас с Сандро.

   — Отпусти. Ты мне не отец.

   — Не испытывай моего терпения, Никко, — сказал Леонардо. — Ещё слово, и я отведу тебя домой прямо сейчас.

   — В bottega мессера Тосканелли?

   — Ты захотел быть моим учеником, — сказал Леонардо. — Им ты и останешься.

Никколо перестал вертеться и улыбнулся Леонардо, словно именно это и хотел от него услышать. Леонардо отпустил мальчика и вновь обратил своё внимание на Нери.

   — Всех ли почтили таким обедом наедине, как нас? — спросил он.

   — Только нескольких особых гостей, которых мне очень хотелось потрясти, — ответил Нери.

   — Уверен, что не этих добрых прелатов и не того косоглазого.

   — Добрых прелатов в особенности, — иронически улыбнулся Нери. — А теперь, прошу вас, ешьте и пейте что захотите. Уверен, еда вам понравится.

В углу зала полыхнул свет, и раздались рукоплескания. Народ там собрался около человека, похожего на Леонардо.

   — И кто это может быть? — спросил Леонардо у Нери.

Нери засмеялся.

   — Ты, кто же ещё?

   — Это ты, — довольно подтвердил Сандро. — Смотри-ка, а он тоже зажигает огонь, наливая красное вино в кипящее масло. Можно понять, какое впечатление эти фокусы производят на чернь, но здесь люди с положением. И всё же... надо признать, что фокус удался.

   — Идём, я представлю тебя, — сказал Нери, улыбаясь с преувеличенной весёлостью, потому что губы его были подведены, как у ярмарочного клоуна.

   — Кому — мне? — Леонардо искренне потешался.

Вслед за Нери они прошли в угол зала, где двойник Леонардо потешал толпу остроумным рассказом. Он был одного роста с Леонардо; одежда, свежая и чистая, была такой же, как у него: куртка пурпурного цвета, алая рубаха, лосины, на которых было лишь два кусочка кожи, нашитые на calze[37], чтобы защитить подошвы ног. Но что поразило Леонардо — так это лицо. Он точно посмотрелся в зеркало. Черты были именно его, во всяком случае, казались таковыми в маслянистом сиянии свечей.