Получается, что положительные цели сменились негативными. Отрицательная селекция во имя «свободы» поставила страну на грань очередной катастрофы. Дарованные в годы «перестройки» свободы способствовали стремительной криминализации экономики и общества, а также росту сепаратизма, коррупции, деградации промышленности и сельского хозяйства, гибели научных и инженерных школ.

Когда последовательно потерпели неудачи «перестройка» и построение либерального общества по западному образцу, то возник закономерный вопрос: почему свободы в России ведут к массовому воровству, коррупции и неудаче демократических замыслов? Споры в конечном итоге свелись к поискам виноватых. У либералов им оказался народ, который не оценил их усилий. Державники видели виновных в евреях и ЦРУ. Остальные выдвинули массу других предположений (плохой климат, бюрократы, отсутствие протестантской этики и т. п.).

Виноват, конечно, не климат или ЦРУ, а в том, что в России общество было нацелено на дележ и доение халявы — имеющихся производительных и природных ресурсов, тогда как при большевиках — на создание производительных сил страны по гамбургскому, высшему, счету. Соответственно, в каждом случае создавались приспособленные под заданные параметры политико-экономические системы, где в одном случае идеология служила средством мобилизации общества на достижение поставленных целей, в другом — прикрывала творимое. Поэтому большевики, многие из которых имели скудное образование, за три десятилетия создавали мощную промышленно-научную державу, а дипломированные реформаторы низвели Россию до уровня Бразилии. В одном случае действовали пассионарии, в другом — деграданты.

«Реформаторы» 1990-х сформировали систему «периферийного капитализма», в результате чего деградация стала доходной. Каким образом? Рынок развивается во имя прибыли. Но если прибыльным становится добыча и первичная переработка сырья, а большая часть обрабатывающей промышленности на этом фоне малорентабельна, то на повестку дня выходит проблема избавления от «неэффективных производств». Но с закрытием сотен заводов возникает проблема избавления от ставшими «неэффективными» рабочих и инженеров. Их надо переквалифицировать в торговцев (в 1990-е годы — в «челноков»), офисных работников, охранников, короче — в работников сферы услуг. Правда, остаются отрасли, где требуются рабочие, например, строительство. Но цена рабочей силы делает выгодным завоз иностранной рабочей силы. Более того, в России «неэффективными» становятся обширные территории Севера, тысячи деревень, сотни городов. И получается, что помимо ликвидации предприятий, необходимо избавляться от большого числа населенных пунктов и даже регионов. Например, даже раздавались предложение о том, что было бы лучше под видом интеграции передать экономический контроль над Дальним Востоком соседним Японии и Китаю, как то доказывалось в статье директора Института Дальнего Востока РАН В. Михеева. «Ученые-дальневосточники… предложили собственную версию программы (развития Дальнего Востока), предлагающую "открыть" дальневосточную экономику и тем самым облегчить интеграцию России в Азиатско-Тихоокеанский регион и Северо-Восточной Азии», для чего предоставить «дальневосточным субъектам РФ большую стратегическую, тарифную и монетарную автономию» (Михеев В. В. Азиатский регионализм и Россия // Pro et contra. 2002. T. 7. № 2. C. 110, 112). Таких «научных» и публицистических «обоснований» расчленения страны на «зоны» в 1990-е и начале 2000-х гг. было предостаточно.

Фактически же, в конце концов, неэффективной становится сама Россия. Получается, что необходимо какое-то иное понимание эффективности, не сводимое к простым арифметическим действиям (прибыль на руль затрат). Для этого надо, по меньшей мере, беречь те ресурсы, что есть у России, и те капиталы, что воспроизводит российская экономика. Но как раз в этой сфере Россия является одной из самых расточительных и хлебосольных государств.

Тысячи лет назад человечество представляло собой коллективы охотников и собирателей. Такой способ жизнедеятельности называется присваивающим хозяйством. Присваивающим по типу жизнедеятельности стал и российский капитализм.

На Западе путь классического капитализма связан с определенной последовательностью этапов развития. В политической сфере сначала появилась демократия, потом уже либерализм. В России, наоборот, сначала победил либерализм, а потом началось строительство демократической системы. Этот «перешаг» оказался для страны роковым.

Демократия — это не просто набор аморфных свобод для всех и каждого, как это происходит при доминировании либерализма. Демократия — система мобилизации национальной энергии; система развернутой наступательной конкуренции не только внутри страны, но и на мировых рынках. Поэтому молодая демократия, как правило, агрессивна; она не сдает всем желающим экономические и политические позиции, а, наоборот, стремится расширить свое доминирование за счет других. Без экономической экспансии успех Японии, Тайваня, Южной Кореи был бы невозможен, точно также как до них демократий Западной Европы и США.

Пройденный путь российского бизнеса, естественно, можно оценить с самых разных, в том числе диаметрально противоположных, позиций. Найдутся основания поставить высший балл («несмотря на все трудности, кризисы и ошибки властей…») и самый низкий. Все зависит от критерия оценок. Если российское предпринимательство сравнивать со странами Африки и Латинской Америки, то налицо большой успех. Если же сравнить с государствами Запада, а тем более Восточной Азии, то получается, что вместо одной тупиковой модели — великодержавной, расходующей значительную часть прироста национального дохода на военные и внешнеполитические цели, была создана другая тупиковая модель, теперь уже «потребительского общества» с номинальным по количеству и качеству производством. А если сравнивать уровень, с которого начали свое восхождение к вершинам мировой экономики восточно-азиатские государства, с уровнем России, становится ясным, насколько плохим было управление реформами у нас и насколько высокоэффективным там.

«Тоталитарное государство положило начало Воркуте и Комсомольску, Норильску и Братску насилием и лагерями, чудовищной эксплуатацией человеческого и природного потенциала. Но уже не было в состоянии справиться с глобальной исторической задачей — построить цивилизацию на этой гигантской части земного шара. Это способны сделать только свободные люди и свободная страна, живущая в мировом сообществе», — писал Е. Гайдар (Гайдар Е. Построить Россию. «Открытая политика». 1994. № 1). Ну и что получилось в «свободной России» с Сибирью и Дальним Востоком? Откат: экономический, культурный, демографический. Стоит задача «не построить цивилизацию», а хотя бы сохранить советское индустриальное и научное наследие. Причина не просто в хищнической эксплуатации природных богатств, но и в превращении страны в донора. Деньги, которые могли бы расходоваться на развитие российских пространств уходят на финансирования других стран.

До сих пор считанное число предприятий достигло уровня производительности труда, существовавшего при советских министерствах. Рапорты о росте эффективности в постсоциалистической России базируются на сопоставлении положения этих предприятий начала 90-х годов, когда произошел значительный спад производства и в экономике царила анархия. При этом не учитывается, что советские предприятия были обременены значительной социалкой (пионерлагеря, подшефные совхозы, клубы с бесплатными кружками и художественной самодеятельностью, дома отдыха, детские сады, большой жилищный комплекс и так далее вплоть до финансирования городского транспорта). На доходы с советской промышленности функционировала «бесплатное» образование и здравоохранение. При этом советские заводы были лишены возможности экономического и финансового маневра, прежде всего, не имели права сами устанавливать цены на свою продукцию и искать торговых партеров. То, что есть сегодня в свободной России (полные полки магазинов и пр.), можно было достаточно легко достигнуть и при социализме, переведи руководство КПСС советскую промышленность и сельское хозяйство на хозрасчет, как это было сделано в СФРЮ и в Венгрии при Я. Кадаре. Да и само потребительское благополучие в современной России во многом следствия проедания капитала, накопленного предыдущими поколениями, и эксплуатации (нередко хищнической) природных ресурсов. Приватизация не создала в российской экономике главного — стартовой площадки для рывка в круг развитых индустриальных и постиндустриальных держав. Наоборот, откат в обрабатывающих отраслях и потеря многих высокотехнологических производств отбросил страну на десятилетия назад. Если взять номенклатуру и объем выпускаемых товаров, то из ее перечня видно, что по многим параметрам страна существует как участник «третьего мира». Это и есть «ордынская» составляющая современной России, вписанная в доктрину либеральной демократии. Такой капитализм способствует консервации системных слабостей российского социума. При всей внешней европезированности Россия, как и при царях, как и при генсеках, так и при президенте и парламенте, остается вне рамок подлинной европейской цивилизации, обильно воспроизводя по «восточному» специфическую бюрократию, ее роль в жизни общества, менталитет народа, характерный для разлагающего традиционного социума, и слабое использование потенциальных возможностей страны («богатая страна с бедным населением»).