Писатель М. Веллер справедливо заметил: «Наслаждаться всеми преимуществами упадка цивилизации бывает необыкновенно приятно, но надо же и отдавать себе отчет в том, что к чему и почем». Как следствие деградации общества появилась возможность деградации Человека. Искусство, как и полагается барометру общества, отреагировало на негативные процессы. Появилась масса книг и фильмов на эту тему. Американское кино выдало несколько показательных фильмов, пессимистически показывающих будущее человечества. Показателен фильм «Чужой-4», как завершающий аккорд противостояния человеческого и инопланетного «варварского» разума. Авторы в финале картины дают понять, что на смену деградирующему человечеству идут Новые Люди — биоробот (играет Ванесса Райдер) и генетическая подправленная копия человека (Сигурни Уивер), в которых сохраняется больше истинно человеческих качеств, чем у «чистопородных» людей. Последние потеряли всякую духовность и оказались во власти «жадных» мыслей и примитивных инстинктов.

Но Человек не деградирует одновременно на всем пространстве планеты. Сама Природа защитила человеческий род от такой возможности, «разбив» его на расы и народы. Поэтому деградировать может лишь какая- то часть человечества. Эта часть называется этнос.

Исследователи «Римского клуба» доказывали: выход за пределы возможного влечет неизбежный спад. Но что есть «пределы возможного»? Кризис 2008 года показал, что есть предел экспонентного (непрерывного) роста. Любое наращивание производства неизбежно упрется в «потолок». Чтобы продолжить восхождение, необходим переход в новое качество и уже на этой базе начинается новый рост. Но возможен вариант, когда такого диалектического скачка не происходит и начинается откат, переходящий в падение. Последний вариант чаще всего происходит при исчерпании изначально заложенного в объект потенциала. Например, можно сколь угодно экономно сжигать имеющуюся вязанку дров, но когда-нибудь она неизбежно закончится. Выход — нахождение новых дров или нового вида топлива. Но как быть с обществом или с народом в случае исчерпания его пассионарности? Получается, необходимо заменить общество или этнос новым! А это уже катастрофа. Правда, только для данного общества и данного народа. Несколько лучше положение, если требуется заменить государство, я совсем «легко», если требуется заменить политический режим. Правда, если смена политического режима перерастает в гражданскую войну, то «легкость» оборачивается разновидностью социальной катастрофы. Но она сродни обновлению крови, в этом случае «больное» общество испытывает эффект второго рождения. Так произошло с Францией в 1789 и с Россией в 1917 году. А вот исчерпание потенциала этноса — катастрофа без перспектив обновления. Ему на смену идут другие народы, другое общество. Примеров множество: древний Египет, древний Рим, Эллада, Византия и т. д. Поэтому лучше обеспокоиться поддержание энергетики этноса на должной высоте, чтобы не сталкиваться затем с проблемой «самоликвидации». Для этого надо знать, по каким причинам и как именно происходит угасание сил народа.

Традиционное общество — очень устойчивое социальное образование. Оно сформировалось в глубокой древности как родоплеменная и общинная организация. Главной целью этих форм человеческого общежития являлось стремление людей выжить в неблагоприятных условиях. Методом естественного отбора были найдены способы социальной организации, дающие возможность существовать этнической общности неопределенно долго. В круг обязательных принципов совместной жизни входили:

• коллективизм (круговая порука, взаимная поддержка);

• верховенство интересов группы над личными;

• сплачивающее группу противопоставление «своих чужим»;

• иерархия и авторитаризм, дающие возможность управлять группой с разными психологическими типами и характерами.

Особую роль в цементировании группы (рода, племени, позже народности) играл набор обязательных неписаных правил, которые прибрели статус сакральных (священных) — обычаи, традиции.

Обычаи направлены на сохранение этноса. Они снимают с человека проблему выбора, давая четкие ответы на вопросы «что делать?» и «что делать нельзя?» во многих жизненных ситуациях, прежде всего, самых распространенных и повторяющихся: как выбирать супругу (супруга)? как воспитывать детей? как относится к старикам? как хоронить усопших? И т. д. На десятки житейских вопросов есть готовые, отшлифованные временем ответы.

Многовековое существование народа означает, что имеющиеся обычаи верны в своей сути и потому их бездумное разрушение может поставить под угрозу стабильность этноса. В этом суть глубинного конфликта между старым и новым. Новое двигает этнос вперед по пути развития, но при этом оно должно доказать Традиции свою адекватность целям сохранения народа. Христианству (как и любой другой пришедшей извне религии), вытеснявшему язычество, также пришлось доказывать, что новые предлагаемые нормы морали и правила поведения вписываются в объективные цели охранения жизнеспособности этноса. И христианство не закрепилось до тех пор, пока не впитало в себя обычаи традиционного общества, которые стали выдаваться за свои. Христианская мораль, равно как и мусульманская, конфуцианская, индуистская и т. д. — это перелицованная и отчасти переосмысленная мораль традиционного общества, уходящая в дописьменную древность.

Показательно, что большевики, упразднив многие старые обычаи, немедля взялись конструировать новые и неплохо на этом поприще преуспели. Например, церковные праздники заменили революционными, а там, где не получилось, то сделали их своими, как праздник Нового года, признанный официально в начале 1930-х годов.

Наличие таких празднеств — не мелочь. Они необходимы для сохранения солидарности общества. Совместные праздники — способ единения, идущий от общеплеменных и родовых пиров. Как минимум несколько раз в году люди должны были почувствовать себя частью группы, частью общего.

В современных государствах функцию воспитания единения выполняют общенациональные даты — День независимости, День Конституции и пр. Большую роль приобрели спортивные состязания, где «наши» бьются с «чужими». И победа «своих» становится порой общенациональным праздником.

Крайняя индивидуализация жизни ведет к выхолащиванию праздников единства. Они утрачивают свою объединительную функцию. Люди остаются сидеть дома, не общаясь коллективно. С точки зрения сохранения этноса, его солидарности это дурной знак. И государство с позиции традиционного общества правильно делает, когда пытается переломить тенденцию к тотальному отчуждению, организуя массовые гуляния и прочие празднества.

Воспитанное чувство единения проявляется в дни тяжелых испытаний — войны или стихийных бедствий. Без укорененной на социальногенетическом уровне готовности действовать сообща, прийти на помощь, преодолеть испытания — обществу много труднее выдержать трудности.

Для народов с менталитетом традиционного общества характерна боязнь внешних культурно-идеологических заимствований. Глубинной причиной такого рода сопротивления является инстинктивный страх за энергетику своего этноса. Если народ начнет перенимать некое качество от других, то не приведет ли это к эрозии источников силы? Такая осторожность не есть просто расизм, национализм и ксенофобия, как зачастую принято считать. Инстинктивная осторожность перед чужими влияниями широко распространена в природе, в животном мире, где в арсенал борьбы за существование и доминирование входит жесткий отбор внешних влияний. Это соответствует физическому объяснению понятия энергии, как силы, которая сохраняется в системе, пока система является замкнутой, то есть антиэнтропийной. К сожалению, современные социальные науки, пораженные недугом политкорректности, мало анализируют проблему обмена этноэнергетическими качествами (все больше на уровне пары «модернизация — реставрация»), да и сама проблема нередко слабо осознается.