Свобода — коварная вещь. Для умных она во благо, для остальных — во вред. Свободы — благо, если этноэнергетика общества укрепляется, и трагедия, если они способствуют ее разрушению. Именно этот критерий развел демократов и левых (социалистов, коммунистов, анархистов), а также либералов и демократов, либерализм и демократию по разные стороны отношения к жизни.

Ратуя за всемерное расширение гражданских свобод (но не гражданских обязанностей!), либералы не понимают, где следовало бы установить границу свобод, какую грань не следует преступать. Вместо этого права доводятся до своей противоположности. В правах уравниваются энергетически сильные и полезные обществу элементы и социальный балласт.

С введением всеобщего права возникает ситуация, когда в органы власти все чаще выбирают не тех, кто вносит деньги на общественные нужды, а представителей тех, на кого они будут потрачены. После чего начинается раскрутка бюджетных расходов, государственный дефицит становится хроническим и, одновременно, все менее эффективным.

Пока гражданское общество здорово (чаще всего до тех пор, пока сохраняется избирательный ценз), оно контролирует негатив, но если оно слабеет, балласт начинает топить социум. Деграданты используют в качестве прикрытия идеологию либерализма («прав человека»), а также социализма, как общества всеобщего равенства. Это дискредитирует демократию, представляя ее как общество вседозволенности и социального паразитизма.

Либералы — это люди с правозащитным мышлением, а либерализм — де-факто правозащитная идеология, и в этом ценность либералов и либеральной идеологии, но, одновременно, их слабость. Вводить свободы особого ума не требуется. Государственный и социальный ум требуется, когда вслед за свободами вдруг вылезает огромное количество прежде задавленных проблем и деконструктивных тенденций. Российские либералы ни в 1917-м, когда после Февраля вошли во власть, ни в 1990-е годы с ними не справились. Но российские либералы быстро нашли выход из положения: во-первых, неудачи сваливаются на других, а во-вторых, их объявляют «объективными». Разваливается государство? Так это разваливается империя. Гибнет промышленность и сельское хозяйство? Значит, не выдерживают конкуренцию. Культурное пространство заливается низкопробной продукцией? Не нравится — не смотрите, не читайте. Ссылками на то, что разрушение культурно-моральных регуляторов есть, в сущности, выведение из строя иммунной системы общества истинного либерала не смутишь. Свобода превыше всего!

Западные либералы в этом плане не лучше. Если они не справляются с проблемами, они предпочитают их узаконивать, как это произошло с агрессивным гомосексуализмом. Этому способствует идеология либерализма, которая качественно отличается от идеологии демократов.

«Либерти» у демократов изначально означало не «свободу» вообще; не возможность для всех и каждого делать, что он хочет, а права для личности, города, области, фирмы в сфере их деятельности. То есть речь шла о юридически оформленном праве, при котором узаконенная регламентация обусловлена вескими причинами. Это свобода во имя каких-то целей. Либералы же провозгласили свободу самоценной. Раз так, то «самоценными» оказалось многое из того, что способствует разложению общества. Покровительство деградации они объявили толерантностью. А кто против толерантности, того заклеймили ксенофобами. Так сложность мира была сведена к паре несложных формул. В отличие от либерала, демократ тот, кто считает, что свободы должны улучшать общество, и необходимо бороться с теми, кто использует свободы для подрыва общества. Поэтому современный либерализм можно охарактеризовать как деградантный по сущности, потому что действия либералов объективно способствуют понижению качества культуры и эрозии энергетики социума.

Как следствие философии либерализма «эпохи постмодернизма» у либералов получился негласный лозунг: «разрушаем и будем разрушать во имя свободы и толерантности!» Такая «философия пофигизма» родилась, конечно, не на пустом месте. Ее социальные источники — антипассионарные слои общества. Именно на них, в отличие от времени Вольтера и Джефферсона, начинают в первую очередь распространяться «права человека».

Этапы трансформации либерализма в идеологию свобод для всех и вся можно отметить следующими вешками. Исходный пункт — тезис о том, что свобода индивида не должна ограничиваться нормами морали, а только законом. После того, как просвещенная публика усвоила эту «передовую», постмодернистскую посылку, началась кампания под лозунгом: «А судьи кто?» Ограничение деятельности носителей антисистемы объявляется «наследием тоталитарного прошлого», «нарушением прав человека». Демагогия ныне выступает мощным оружием воздействия на общественность. В частности, постулат гуманизма «личность является высшей ценностью» доводится до «логического конца» и провозглашается, что желания индивида — высшая ценность, и моральные нормы тому помеха, ибо сковывают его бесценную свободу. Успеху пропаганды способствует то обстоятельство, что среди антисистемщиков всегда присутствуют известные деятели искусства, чей талант стимулируется и подпитывается специфическими, чаще всего, оргастическими способами (алкоголь, наркотики, бисексуализм и пр.). Это не значит, что все пленники своего таланта выступают за ультралиберализм, но антипассионарии вербуют своих сторонников и защитников именно в этой благодатной среде.

Когда постулат «свобода не есть осознанная необходимость, а свобода — это просто свобода» внедряется в общественное сознание, сразу начинается борьба за видоизменение законов в сторону снятия ограничений на разрушение основ человеческого общежития и защиты их от критиков (свобода насилия в искусстве, понижающего порог эмоционального восприятия, свобода распространения «легких» наркотиков, пропаганда норм жизни криминального мира и т. д.). В итоге, стирается граница между добром и злом, пошлостью и вкусом, ответственностью художника за сделанное и его безответственностью («Я свободен в своем творчестве, и мне не нужна цензура, ни внешняя, ни внутренняя!»). На деле же мерилом успеха становятся суммы гонорара, а получить их легче всего, апеллируя к самым простым реакциям Человеческой психики, в том числе к таким, которые издавна относились к низменным. Именно такая «культура» начинает разлагать общество и способствовать понижению этноэнергетики нации.

Современные либералы превратились в жрецов антисистемы, чьи действия объективно ведут к слому ценностной ориентации нации и государства, без которых не может нормально существовать общество, заменяя знаки с плюса на минус и наоборот. То, что считалось ранее безусловно плохим — моральный релятивизм, тунеядство, праздность — становится вполне терпимым и даже проявлением свободы индивидов. И то что считалось безусловно хорошим — патриотизм, уважение к своей истории, защита своей экономики и культуры — становится необязательным и даже постыдным. «Непротивление злу насилием» возводится в абсолютную ценность. Скрепы общества расшатываются, и этнос начинает терять свою силу. Социум атомизируется и социальные процессы приобретают характер броунова движения. Ясные прежде ответы на вопросы: «Ради чего мы существуем?», «Во имя чего живем?», «Почему мы не другие?» теперь растворяются в «свободе мнений».

Победивший либерализм доводит Свободу до крайних пределов. Система жизнедеятельности общества начинает опираться не на дисциплину, а на анархию как мать порядка, что приносит первое время неплохие дивиденды, пока разрушительные процессы удается контролировать властным структурам и самому обществу. Современный либерализм, впитывая в себя деградантов с их интересами, разрушая классическую либеральную идею изнутри. Итогом такой эволюции становится либо возвращение к авторитаризму, как средству обуздать разгулявшиеся страсти черни, либо разложение и гибель этноса, если диктатура не помогает, потому что сама заражена социальным СПИДом (как это произошло в Древней Греции и Риме).