В апреле 2009 г. было опубликовано заявление министра внутренних дел Российской Федерации Р. Нургалиева с призывом к общественности серьезно задуматься над сомнительными проектами на телевидения, вроде «Дом-2». По словам министра, «потеря естественного внутреннего стыда, которая происходит в сознании участников и многочисленных зрителей телепроекта, чрезвычайно опасна». Он призвал в противовес таким реалити-шоу насыщать телевидение положительными героями и их нравственными поступками.
С точки зрения либералов (а показательно, что проект «Дом-2» курировала дочь известного либерального деятеля времен «перестройки» Ксения Собчак) это заявление было форменным нарушением свобод — свободы самовыражения, свободы творчества, свободы средств массовой информации. С точки же зрения противников данные передачи способствуют разложению обществу, поэтому свободы в «такой тональности» являются вредоносными. Кто прав? Наверное те, которые хотят укрепления жизнеспособности социума.
Другая любимая тема либерального кино (помимо сладострастного интереса к «уродам») — развенчивание героических «мифов» прошлого, ибо создать героическое настоящее деграданты не в состоянии. Им чужды и даже ненавистны энергетически сильные личности, сыгранные М. Ульяновым, Е. Урбанским, К. Лавровым, В. Тихоновым. Пассионарии советского периода воспринимаются такими художниками как личное оскорбление. Ведь те могли то, что не под силу их природе. Так известный писатель и критик Д. Быков в журнале «Искусство кино» высказался о советском кинематографе в следующих выражениях: «Если во Вселенной есть существо, которое я хотел бы убить изощренно, многократно, с особым цинизмом, то это советский положительный герой. Я расквасил бы ему нос, я оторвал бы ему уши…, я сломал бы ему рабочую косточку, я оттаскал бы его за непокорные, ершистые, вихрастые вихры» (Д. Быков. Морковка и крыса — «Искусство кино», № 1. 1998). И это сказано о героях Н. Рыбникова («Весна на Заречной улице», «Девчата», «Высота»), А. Баталова («Большая семья»), В. Тихонова («Дело было в Пенькове»). А уж про всяких Корчагиных и говорить нечего. Шутка сказать, пожертвовал собой ради других! Нонсенс! Как все это расходится с идеалами общества потребления. И они как бы в укор. Возненавидишь тут.
В 2000-е годы положение попытались исправить. Со стороны государства стали делаться заказы на «положительных героев». Но получилось не очень убедительно. Кино — зеркало социальных процессов, индикатор состояния общества. Кинематограф как самое массовое и демократичное из искусств невольно показал изнанку «реформаторских» преобразований, приведших к ощутимому падению энергетики нации. Хотя у каждого политического лагеря свое видение проблемы. Вот позиция либералов (привожу дословно выступление в одной дискуссии на канале «Культура»): «Важно, чтобы, поддерживая здоровые начинания, государство ни в коем случае не запрещало бульварную литературу, не начинало кому-то ставить рогатки по советскому образцу. Нет ничего хуже ситуации, когда чиновник придет в издательство, выпускающее эротические романы и плохие детективы, и скажет: "Я это запрещаю, нам не нужна плохая литература". Помощь в издании хороших книг не должна приводить к запретам книг плохих. Тем более, что сразу возникает вопрос о критериях выбора и экспертах».
В данном случае дело не в запретах, а в нежелании хоть как-то бороться против халтуры и понижения уровня культуры людьми, считающих себя «европейцами» и интеллигентами. Либералы заявляют, что они не ведают о критериях отбора. И хотя все они начитанные, а многие с научными степенями, потому не могут не знать о существовании таких дисциплин, как философия и таких ее разделов, как этика и эстетика. Но вся трехтысячелетняя истории гуманитарной мысли отбрасывается по единственному основанию: «А судьи кто? Судей нет, кроме запросов рынка!»
Европейское Просвещение активно разрабатывало этику как основу жизнедеятельности гражданского общества. Философ И. Кант провозгласил даже нравственный закон центром мироздания, и его наличие оправданием человечества. И вот появляется Либерал (точнее Деградант) и с мефистофельской логикой заявляет, что морального императива нет и не может быть, ибо это не толерантно, а, следовательно, мораль относительна: что добро, что зло — все суть проявления свободы! И пусть потребитель (вместе с рекламодателем и пиарщиком) решает, что ему по вкусу.
Советская культура в лучшей своей части развивалась именно потому, что там имелись критерии «плохого — хорошего». Доказать Довженко, Ромму, Тарковскому, Шолохову, Шукшину, что дерьмо имеет все права на существование, вряд ли было возможно. Маяковский написал: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: "Что такое хорошо и что такое плохо?"». Нынешний ответ такому крохе был бы толерантен: «А хрен его знает! Главное свобода». Культура, где нет критериев «хорошего» и «плохого», или они равнозначны, а также исчезли «эксперты» в этих вопросах разбирающиеся, обречена на деградацию. Ибо экспертами «хорошего» могут только творцы культуры. Если исчезают такие «эксперты», значит, в данном обществе плохо обстоит дело и с творцами.
Особенно удивительно это слышать от людей, заявляющих, что они уверовали в Бога, и при этом не в состоянии отличать божьего промысла от сатанинского. Если понимать под главной христианской идеей «любовь к ближнему», то советское искусство было вполне религиозным. Чтобы в этом убедиться, следует посмотреть такие фильмы, как «Когда деревья были большими», «Звонят, откройте дверь», «Иваново детство», «На семи ветрах» и т. д. Это фильмы о преображении человека, о том, как индивид становится личностью. И не просто личностью, а хорошим человеком. Зато нынешняя мода объявлять себя верующим никак не отражается на творчестве художников. С. Герасимов, Ю. Райзман, а тем более А. Тарковский с В. Шукшиным были «религиозными» художниками, а верующие в православие А. Балабанов или И. Охлобыстин — нет.
Мощная моральная советская («религиозная») традиция была разрушена почти полностью. То, что не удалось теоретикам и практикам «обострения классовой борьбы», то есть дегуманизации общества и искусства, в считанные годы смогли сделать адепты «свободы».
Показателен в этой связи образ Учителя в советском и либерализованном искусстве, ведь это знаковая для общества фигура. Советский учитель не просто преподаватель школы, а учитель жизни (фильмы «Сельская учительница» с В. Марецкой, «Учитель» с Б. Чирковым, «Доживем до понедельника» с В. Тихоновым, «Дневник директора школы» с О. Борисовым). Учитель в новом российском социуме — несчастное существо, брошенный в дебилизированную среду (телевизионный сериал «Школа» Г. Германики).
Ученики в советских фильмах — критичные, конфликтующие ради любви (картина Ю. Райзмана «А если это любовь?»), дружбы («Друг мой, Колька»). В постсоветском — это циники, ищущие удовольствий и карьеры — «никакое поколение». И опять вопрос: откуда такое следствие свободы?
Если советское искусство искало в человеке человеческое, то постсоциалистическое подчеркнуло наоборот — темное, лохматое, дегенеративное, смрадное.
Ремарка: речь идет не об идеализации советского искусства. Художественно слабого и конъюнктурного в нем было предостаточно, впрочем, как в искусстве любой другой страны, — одно «вечное» творить невозможно. Дело в сравнении. А оно не в пользу искусства либерализованной России.
Можно обосновано утверждать, что, по крайней мере, после 1953 года в искусстве господствовала эстетика добра, а в 1990-х годах в полную силу заявила о себе эстетика зла. Получается, что советский период продемонстрировал неэффективность добра. Зло оказалось более гибким. Оно может мимикрировать под добро, использовать ее эстетические достижения как красивую одежду. Собственно, именно это и произошло с идеей коммунизма, ставшей ширмой для реализации карьерных желаний многочисленных маргиналов и плебса в ходе «социалистической» революции. Иным путем пошел Голливуд. Там упростили проблему до четкого деления добра и зла на белое и черное, а главное — дали добру фору. Положительный герой в фильмах стал неубиваем (как в сказке: в огне не горит, в воде не тонет), и обреченным на счастливый победоносный конец. Это психологически тонизирует, но не решает проблему проникновения зла в поры общества.
