— Спасибо, доктор, за экстренность. Это так сложно в этих стенах, — поблагодарила я доктора Рюриковича.

— Это вам спасибо за профессионализм, — ответил доктор.

— Какие у нас сегодня перепендюльки (то есть «как дела?»)? — спросила Веселая Ольга, проснувшись вечером перед открытием «дороги». Ей сегодня снилась, как всегда, жареная картошечка. И не только картошечка, но и свобода. Ольга развела руки, потянулась: вот такая огромная-преогромная, такая большая-пребольшая свобода.

Потом Ольга объяснила, какие перепендюльки на сегодняшнюю ночь. У Людки Раковой завтра юбилей, пятьдесят лет. А послезавтра еще один праздник — приговор. Потому всем задания: кто-то готовит плакаты, кто-то — подарки. Мне досталась несложная работа: написать имениннице поздравление в стихах. Я успела хорошо узнать Людмилу, так как она уже четыре месяца каталась по этапам. Мать четырех детей, муж умер рано. Работала как проклятая, денег вечно не хватало. Ушла на пенсию «по вредности» и получила акции предприятия: ну захотелось ей хоть раз в жизни большие деньги в руках подержать. Похвасталась брату умершего мужа (которому, кстати, из жалости комнату предложила, когда тот из тюрьмы пришел). Явился пьяный, деньги стал просить, избил ее сильно. Она его и ударила ножом. Нож длинный, вошел в брюшную полость, а вышел в грудную. Задеты печень, кишечник, диафрагма, аорта, легкое.

— Думала, убила насмерть.

— А он что? Живой остался?

— Выжил. Бог хранит детей, беременных и пьяных.

— Ничего себе, такие тяжелые травмы…

— Пьяный был. Такие не умирают.

— Мой муж-травматолог в таких случаях говорил: «Был бы трезвый, убился б насмерть».

— Выжил. Куда денется…

К утру стихи были готовы.

Стихотворение оказалось пророческим, суд ограничился отсиженными четырьмя месяцами, признал превышение самообороны, а нанесенные травмы — легкими (!) телесными повреждениями. Ларчик просто открывался: дети у Людки хорошие, адвоката хорошего наняли. Адвокаты бывают хорошие и очень хорошие. Хорошие — это те, кто знают Уголовный кодекс, а очень хорошие — те, кто знакомы с судьей. Людкины дети наняли очень хорошего адвоката, цена вопроса — половина тех злополучных денег.

Тюремные двери — явление чрезвычайно удивительное. Двери, через которые ты входишь в тюрьму, широки и всегда открыты. Эти же двери, если на них посмотреть с обратной стороны, — узки и закрыты. Вот вновь замки загремели, дверь заскрипела и… И ничего. Все с удивлением ждали, кто же появится. Наконец-то! В дверной проем с трудом вписался пьяный опер Базалей. «Девчонки, сегодня праздник, а я еще ни в одном глазу!» Опер прошел в камеру и рухнул на лавку около стола. Камера оживилась, все любили, когда приходил этот веселый опер. Женщины обступили его со всех сторон и наперебой стали задавать разные вопросы. Прямого ответа он никогда не давал, но изображал намек, непременно подмигивая и улыбаясь.

— Ну что, девчонки, кофейком угостите? Я ведь к вам тоже не с пустыми руками. Угощайтесь. — И он кинул на стол несколько пачек дорогих сигарет.

Опер Базалей — красивый молодой мужчина в модной дубленке, шикарном свитере, всегда с запахом дорогого одеколона. Я никогда не видела его в форме. Как правило, он в свою игру переигрывал: не настолько бывал пьян, чтобы так шататься, потому что, поболтав немного и выпив с женщинами кофейку, он уходил вполне обычной походкой. Это был трюк, чтобы казаться проще и быть «ближе к народу».

— А какой сегодня праздник? Мы здесь все праздники забудем.

— Отгадайте.

Женщины стали перечислять праздники, начиная с государственных и заканчивая религиозными. Вспомнили даже про трехсотлетие граненого стакана. Но никакого праздника так и не обнаружили.

— Вот и не отгадали. Сегодня день рождения моей любимой тещи. А она мне еще не наливала.

— Вы же месяц назад праздновали этот праздник.

— Я же вам говорю, что день рождения любимой тещи! — Он сделал ударение на слове «любимой».

— Ясность полная. Теща у вас не одна.

— Совершенно верно. Вы мне нравитесь, девчонки.

— Вы нам тоже.

— Я очень сожалею, но завтра несколько честных арестанток должны будут покинуть наш централ.

Давно ходили слухи, что заключенных будут перебрасывать в новый корпус областного централа. Строят новые корпуса тюрем. Их закрывать надо, а их все строят. Интуитивно я почувствовала, что это коснется и меня.

Рано утром открылась «кормушка» и дежурный прокричал несколько фамилий, в том числе мою и Веселой Ольги.

— Оля, просыпайся, нас с тобой заказали, — стала я будить подругу.

Зима на дворе, а у Ольги — один пиджак, она ж летом заехала. Я дала ей несколько своих вещей. В автозаке холодильник, а путь неблизкий, три часа ехать.

В душе царила такая пустота, что было совершенно все равно, куда ехать и зачем. Хоть на казнь. Охранники с автоматами казались какими-то игрушечными.

Даже Веселая Ольга приуныла.

— Ты в Бога веришь?

— Верю. А в справедливость — нет.

— Меня, наверное, Бог покарал. Когда мужа забрали, я его осудила, сказала, что не перенесу такого позора и ждать не буду. Потом мать в город рванула, не захотела с внуками сидеть. Устроилась там на работу — и проворовалась. Ее посадили. Ее я тоже осудила. Потом сама в город поехала, детей забрала, мужика себе нашла, устроилась на работу, детей в садик отдала. Думала, жизнь налаживается. И вот сама в тюрьму попала. Так и оказалось все семейство в тюрьме, а дети в интернате. Освобожусь, буду мужа родного из тюрьмы ждать. Виноватая я перед ним, вот и наказание получила.