— Не много тебе двух девчонок? — спросил он.

— Выбирай любую.

— Вот эту, глазастенькую. — И выбрал меня.

К костру в ночном лесу мы вернулись с ним вместе и никогда уже не расставались. Эту фразу сейчас написала моя ручка. А расстались мы через двадцать три года. И я теперь ругаю себя за знакомство в темноте. В темном лесу, видимо, не рассмотрели друг друга внимательно.

О «делюгах» в тюрьме не принято говорить. А вот о личном, чтобы не палить душу изнутри, иногда хочется выговориться. Выпустить проблему наружу. И на душе становится легче. Вот и сегодня начались нескончаемые разговоры о жизни. Не договариваясь, выбрали тему измены.

Первой не выдержала Татьяна.

— Не знаю, может, вы будете меня осуждать, я долго терпела измены мужа. До меня постоянно доходили слухи, что он уже много лет гуляет с моей родной сестрой. Мне трудно было в это поверить. Когда я пыталась что-нибудь выяснить, он сильно избивал меня. Вот! — Татьяна вытащила изо рта вставную челюсть. — Или я его, или он меня.

Татьяне около тридцати лет. На лице множество шрамов. Красивое лицо — и так изуродовано.

— Вы не думайте, что я маленькая и худенькая. Выследила, завалила обоих. В кустиках спали, обнявшись. Подкралась потихоньку, платочек с головы сняла, сначала ему платочек на шею накинула, потом ей. Задушила обоих.

— Не жалеешь? Нисколечко? — вступила в разговор Катюха, молоденькая блондинка. — А мне своего жалко, каждую ночь во сне ко мне приходит, прощения просит. Я, наверное, не выдержу, с ума сойду. Поехал в Москву денежек подзаработать на свадьбу. Приехал и говорит: «Свадьбы не будет, я другую нашел». Ну, я и кинула в него утюг, не очень удачно. В висок попала. Шесть дней в реанимации пролежал и умер. Не знаю, как все это получилось. Я не хотела его убивать, лучше б той бабе отдала. Беременная я быта. Ребеночка сама вырастила бы, мама с бабушкой помогли бы. А теперь ни его, ни ребенка. И мне тюрьма.

В камере повисла тишина. Обстановку разрядила Веселая Ольга:

— А я своему немного до сонной артерии не достала. Ушел из дома на пять минут, пришел через сутки пьяный и двух телок с собой привел. Говорит: «Дорогая, я решил реализовать твои сексуальные фантазии». Я его слегка и царапнула ножичком кухонным. Город у нас маленький, провинциальный. За углом похоронная контора «Спи спокойно». Он бегом, а я за ним. Забежал в похоронную контору, залез в гроб, крышкой от меня закрывается, ножки поджимает, — гроб не по размеру пришелся, в мужике больше ста килограмм. Ору ему: «Иди домой к детям!» — а он лежит в гробу — белая майка вся в крови — и повторяет, что не пойдет. Я вытащила его из гроба, домой повела. Сотрудники похоронной конторы «Спи спокойно» провожали его взглядом в последний путь.

Все громко засмеялись. Кстати, Татьяне сначала дали всего два года. Состояние аффекта. Но прокурор опротестовал решение, и суд пересмотрел дело. Дали двенадцать лет! Она на суде сказала: «Я начала их искать». Получается умысел, умышленное убийство двух лиц. А надо было сказать: «Иду я по лесу и вдруг вижу мужа с моей сестрой в кустиках. Не помню, что я с ними сделала». Тогда приговорили бы к двум годам. А экспертиза, между тем, выдала заключение, что в крови жертв содержится смертельная доза метилового спирта и умерли они не от удушения. Танюха сама признательные показания дала о том, как она их душила, глупая. О, как убийственно мы любим!

…Вся жизнь — театр. Иногда мне начинало казаться, что дверь камеры — это вовсе не дверь, а занавес на сцене. Занавес вот-вот откроется, и появятся артисты. Итак, зазвенели ключи, загромыхала тяжелая дверь, занавес вздрогнул и пошел вверх. Сейчас появится новый человек, поведает нам свою судьбу. Может, поплачет, а может, посмеется и развеселит нас, как Леха веселил меня.

Кто заехал к нам в «хату» сегодня? На пороге стояла красивая цыганка. На ней были длинные пышные юбки, на плечах платок. Женщины в камере оживились: всем сразу стало ясно, что сегодняшний вечер пройдет весело, что нам поведают много интересного, споют и спляшут.

— Анжела, — представилась цыганка.

Женщины заварили чифир. Я в тюрьме увидела, как чай не только заваривают, но и варят. Если в камере у кого-нибудь есть кипятильник, в кружку наливают кипяток, насыпают туда спичечный коробок («корабль») заварки и долго кипятят. Варят. Ложка должна стоять в заварке. Потом эту черную жидкость с удовольствием пьют. Она дает энергию, бодрит. Я один раз попробовала: у меня кишки завязались узлом, во рту пересохло, сердце выпрыгивало из груди. Не можешь — не пей. Заедают чифир солью, таранкой, селедкой или карамелькой. Вот такая вот чайная церемония.

Анжела появилась в камере как раз в этот момент. Женщины предложили ей «чифирнуть», Анжела с удовольствием согласилась. Жили очень тесно, спали на вонючих матрасах по очереди. Постельного белья не было, а какое было, быстро уходило на прокладки. Дикость. Изредка выдавали прокладки из «гуманитарии», но этого не хватало. У меня было свое постельное белье, и я его берегла как зеницу ока: стоило отвернуться, и оно бы испарилось. Случалось в камере и воровство, и крысятничество, но всегда находился старший, который все разруливал. В основном жили дружно. Вот и сегодня появлению в «хате» Анжелы все обрадовались.

У нее на плече я увидела паутинку. Леха рассказывал мне про татуировки, и я уже различала женщин по наколкам. Паук — это символ наркоманов и воров. Если паук ползет вверх — человек ворует, если вниз — завязал. Паук в паутине — символ наркозависимости. Крестики между пальцами или между грудями — символ воровок. Купола означают срок: сколько куполов — столько лет. Четыре точки и в центре пятая: один в четырех стенах.

Анжела порылась в своих многочисленных юбках и достала откуда-то карты. «Пассажирить» — проносить запрещенные вещи. Карты — это предмет, который отбирается на шмоне. Анжеле удалось их хорошо спрятать, «дубачка» (женщина, которая проводит личный обыск) не нашла их. «Давайте я вам погадаю», — в знак благодарности за теплый прием предложила Анжела. Она разложила карты на столе, и женщины стали по очереди к ней подсаживаться. Всем она рассказывала про «казенный дом», к чему — и без карт было понятно. Практически всем говорила, что всего срока сидеть не будут, освободятся условно-досрочно.

Я раньше часто говорила: не верю, так не бывает. А теперь верю всему, еще и не так бывает. Единственное, во что мне до сих пор не верится, так это в то, что вам могут предсказать вашу судьбу. Но иногда предсказания сбываются. Иногда гороскопы говорят правду, и люди начинают верить. И я решилась.

Анжела разложила карты. Как всем, она сказала мне про казенный дом и условно-досрочное. Потом — что настанет в мой жизни звездный час, когда я буду оправдана, и еще — что выйду замуж за своего первого мужа. Я пишу эти строки через год после освобождения и могу сказать, что ни одно из предсказаний не сбылось. Но ее слова все равно глубоко запали мне в душу. Возможно, она дала мне установку, и эти события еще произойдут. Ведь жизнь продолжается, тюрьма это не финиш. Жизнь имеет одно замечательное свойство: несмотря ни на что, она продолжается.

Я поблагодарила Анжелу, поблагодарила этот вечер, краюху тюремного хлеба, который нам дали на ужин. Я ощутила этот потрясающий запах в меру зажаренной и подрумяненной корки и позволила себе такое счастье — насладиться вкусом еды.

Вечер продолжался. Анжела рассказала нам, что она и пять ее сестер и братьев рождены на Колыме, на зоне. Ее отец, русский, во время войны остался сиротой, бродяжничал по вокзалам. Его подобрали цыгане и вырастили по своим законам. А что это за цыган, если не ворует лошадей? Вот и он воровал, конечно, и его посадили. Сидел он на Колыме, потом перевели на поселение. Там он и встретил цыганку, женился на ней. Они народили много детей, но цыганка рано умерла, и он вернулся с Колымы один, но с кучей детей. Один их растил, больше так и не женился.