— Хороший у меня отец, — закончила Анжела свой рассказ. — Русский, но настоящий цыган. Знаете, как поет… Я люблю ему подпевать, жаль, гитары нет.

— Давай без гитары, Анжела, пожалуйста!

И Анжела запела. Как мы ей аплодировали! Браво, Анжела!

— Курочка Ряба — она несет золотые яйца. Нет, не так. Она несет яйца Фаберже. Они ж дороже, чем золотые. Сколько стоит грамм золота? А сколько граммов золота в яйце? Все равно получается дешевле… — все подсчитывала что-то Ольга.

Они вот-вот драться начнут, а я никак не соображу, о чем идет речь. Я только вчера с очередного этапа, я ничего пока не понимаю, меня в свое время здесь приняли за туристку, и лично мне эта ассоциация очень нравится: она помогает мне преодолевать все тяжести пути. Если хорошенько подумать, это всего лишь экскурсия. Я согласна на крыше автозака проехать всю страну, до Арктики, посетить лагеря ГУЛАГа на острове Вайгач, лагеря для политических в Котласе и Усть-Пинеге. Сколько можно увидеть, узнать интересного!.. Если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. Но, несмотря на весь свой оптимизм, я очень устала.

Веселая Ольга между тем не умолкала.

— Так что стоит дороже: золотое яйцо или яйцо Фаберже?

Она обращалась ко мне. Я еще не владела ситуацией, но почему-то интуитивно ответила, скорее всего, невпопад:

— Дороже всего стоит человеческая жизнь!

На верхней шконке (ее еще называют здесь «пальмой») лежал кто-то, накрывшись с головой одеялом, видны были только глаза. Я внимательно посмотрела на новенькую, ее лицо показалось мне знакомым.

— Я Наталья Брылькова из Кром-Быков[2], не замужем.

Где-то я ее уже видела. Эти глаза…

Ольга не умолкала:

— Гони «делюгу», покажи «объебон» (приговор). — Она трясла койку, пытаясь спихнуть с нее тело. — Слышь ты, курица, лети с пальмы, я тебе сейчас устрою.

Ольга стянула с девчонки одеяло, и я наконец узнала ее. Она уже попадала сюда, но ее отпустили. Дали условный срок и отпустили. Девчонка в прошлый раз постоянно твердила одну и ту же фразу: «Наталья Брылькова из Кром-Быков, не замужем». За что сидела, она в прошлый раз не сказала, но теперь Ольга все выяснила. Оказывается, Наталье дали срок за кражу курицы стоимостью в сто двадцать шесть рублей. Она украла у родного дядьки наседку и посадила ее у себя дома на своих цыплят. А поскольку образ жизни у Наташки был не очень — гуляла ночами, на нож нарвалась, — то дядя и решил: «Надо посадить в тюрьму, целее будет». И в целях Наташкиной безопасности посадил, связи у него в милиции были.

Суд рассмотрел дело и дал Наташке условный срок в два года. Ее выпустили, но она не ходила отмечаться к участковому и в службу исполнения наказаний, и по ходатайству дяди условный срок превратили в реальный. Два года общего режима.

— Это я от тебя под одеялом пряталась. Знала, что ругать будешь, — сказала мне Наташка.

— Не верю, что за курицу посадить могут, — вмешалась Ольга. — Тебя, дуру, родители, наверное, не в капусте нашли, а в конопле. Делюгу гони.

— Возьми там, в пакете.

Ольга быстро извлекла из пакета бумагу и начала читать вслух:

— «Курица оценена в сто двадцать шесть рублей. Перышки переливаются золотистым цветом». Это следователь так пишет. Я вам говорила, что курица непростая. Золотая курица. Следаку делать нечего на работе, дурью мается, а людям срок тянуть.

С этого момента к Наташке и приклеилось погоняло Курица.

Потом Ольга рассказала мне, что тут произошло без меня. Когда Курицу привезли с суда, она орала как бешеная: «Дядя — пидор! Судья — пидор! Прокурор — пидор!» Она не только здесь, она и в суде так орала. Мать потеряла сознание, ее увезла «скорая», а Наташке надели наручники и увезли в тюрьму. Девчонка кричала: «Все равно повешусь! Жить не буду! Повешусь!» В тюрьме ее встретил доктор Рюрикович, сделал успокоительный укол, и вот Наташка спала на верхней шконке, пока веселая Ольга ее оттуда не стянула за ноги.

Доктор Рюрикович — так звали его, любя, зеки. Он был Юрий Юрьевич, а фамилию придумали зеки, Ререкин. Зеки имеют один очень редкий дар: подмечают всё. Родители Юрия Юрьевича знали, что мальчик будет здоровенький, красивый, похожий на отца, поэтому назвали Юрой, в его честь. Но того, что он будет иметь дефект речи и очень сильно картавить, — представить себе не могли.

Мальчик действительно вырос высоким и красивым, а к логопеду его так и не отвели. Надо сказать, что и со своим дефектом речи он всем внушал симпатию. Закончил медучилище, стал тюремным фельдшером. От природы был очень добрым, у него легко выпрашивали любую таблетку, за это и любили.

Так вот, когда доктор, краснея, называл свое имя-отчество, у него получалось что-то вроде «Рюриковича». Зеки сразу подхватили понравившееся слово, и прозвище прилипло к доктору очень быстро.

Доктор Рюрикович часто обращался ко мне за помощью. Он знал, что я врач, а так как врачей не хватает везде, а тем более в тюрьме, и посоветоваться ему было не с кем, то он советовался со мной. Выведет из камеры в санчасть и просит посмотреть сложные случаи. Послушает.

— Что с сердцем?

— Элементарно, Рюрикович! Мерцательная аритмия.

— Понятно. А девку одну посмотришь? Говорит, беременная.

— Посмотрю.

— Если беременная, тогда уже гинеколога буду вызывать из города, беременность прерывать.

— Элементарно, Рюрикович! Так матка уже выше пупка! Прерывать поздно. Рожать надо.

— Что же делать? — задумался Рюрикович.

Мы с ним дружили. На обходе только почешу у виска (это был наш условный знак, стыдно, когда в «хате» вши), а он уже банку «вонючки» несет голову обрабатывать.

Сегодня доктор Рюрикович вколол Курице успокоительное и тихо попросил меня присмотреть за ней. Сказал: «Ожидается суицид».

— Все равно повешусь, — твердила Наташка.

— Зачем ты ее разбудила? Спать ей надо после укола. Поспит, успокоится, — сказала я Ольге.

Действие лекарств взяло верх над эмоциями. Курица позевала, позевала и уснула. Проспала до вечера, а когда проснулась, как будто забыла обо всем. К ночи вся тюрьма просыпается. Ночью тюрьма не спит, спят только менты. В десять часов вечера отбой — это по их времяисчислению. А по времяисчислению зеков это начало активной ночной жизни. «Смотрящий» произносит приветствие и «открывает дорогу». «Дорога» — это тюремное средство связи. У этой технологии вековая история. Шарфы и свитера распускаются на нитки, из них плетется «конь», прочная веревка, веретеном при этом служит тюремная кружка. «Конь» выбрасывается в окошко, и его ловят из другой камеры. Вот так образуется тюремный интернет. Дорога жизни. По этой «дороге» передаются маленькие записочки («малявы»), сигареты, конфеты, кофе, чай. «Смотрящий» из общака рассылает вновь прибывшим. Вся тюрьма снаружи оплетена этими нитями и веревками. Я не играла в эту игру, но всегда за ней наблюдала, было интересно.

А есть еще «удав» — система труб отопления, по которой при помощи кружки можно общаться. Одна «хата» «подтягивает» соседнюю: если тот, кто хочет с тобой поговорить, находится не в соседней «хате», голос передается по трубе в разные концы тюрьмы. Только говорить нужно в кружку, плотно прислоненную к трубе, а слушать — в перевернутую.

А «ракушки», общение через раковины умывальников?.. Речь слышно очень хорошо. Я не знала точно, кто изобрел средства связи, но уверена, что этот человек сидел.

Наташка вместе со всеми всю ночь «стояла на дороге», развлекалась, хохотала. Под утро все завалились спать. Я лежала на верхней койке и наблюдала за Наташкой. Она сидела напротив меня, внизу, в зоне моей видимости. Но скоро я тоже задремала, повернулась лицом к стене. И вдруг меня что-то подняло с постели. Я вспомнила. Видимо, какой-то кадр запечатлелся в моем мозгу перед тем, как я заснула. И точно, Курица повесилась. Я соскочила со шконки и стала приводить ее в чувство.