ЛЕЙБ ГЕР. Подлец…
ЦАЦКИН. Не оскорбляйте честного человека, потому что я уголовный кодекс не признаю. Я вас изобью до потери сознания, и свидетелей не будет…
ЛЕЙБ ГЕР. Тьфу на тебя, вор, мошенник, свин…
ЦАЦКИН подходит к зеркалу, поправляет свой костюм и, самодовольно улыбаясь, уходит.
Входит БУХГАЛТЕР.
ЛЕЙБ ГЕР. Реб Йосл, нам предстоит большой разговор.
БУХГАЛТЕР. Большому кораблю большое плавание.
ЛЕЙБ ГЕР. Вы все знаете… Что делать?
БУХГАЛТЕР. Нужно помириться.
ЛЕЙБ ГЕР. Он мне грозит тюрьмой. Он меня обманул и ограбил… Он оказался авантюристом.
БУХГАЛТЕР. Как вы решили поступить?
ЛЕЙБ ГЕР шепчет на ухо БУХГАЛТЕРУ.
Ой, это опасно!
ЛЕЙБ ГЕР. Ничего, я заткну все прорехи, но его утоплю. Вы, реб Йосл, должны мне только помочь. БУХГАЛТЕР. Нужно это проделать осторожно.
ЛЕЙБ ГЕР. Утром мы отправимся в уголовный розыск, и пусть он расхлебывает кашу, которую сам заварил.
Входит МАЛЬЧИК.
МАЛЬЧИК. Вас зовут, реб Лейб, на мельницу.
ЛЕЙБ ГЕР. Иду. (Бухгалтеру.) Я сейчас вернусь.
У двери сталкивается с ЦАЦКИНЫМ, на миг останавливается, вознаграждает ЦАЦКИНА презрительным взглядом. ЦАЦКИН улыбается, подходит вплотную к бухгалтеру и упорно смотрит на него. БУХГАЛТЕР поправляет свой воротник, пытаясь ускользнуть от взора ЦАЦКИНА.
БУХГАЛТЕР. М-да…
ЦАЦКИН. Реб Йосл, я вас проглотил. Вы уже перевариваетесь в моем желудке.
БУХГАЛТЕР (смущенно). Что вы хотите?
ЦАЦКИН (в упор). Я хочу, чтобы вы повторили то, что вам здесь произнес реб Лейб.
БУХГАЛТЕР (сбитый с толку). О чем говорил со мной реб Лейб?.. Странно…
ЦАЦКИН (подымая дрожащего бухгалтера со стула, не спускает глаз с него). Говорите, о чем?
БУХГАЛТЕР. Ефим Степанович… что вы придрались… я ничего не знаю…
ЦАЦКИН. Я все слышал… Будет плохо, реб Йосл.
БУХГАЛТЕР. Я вас не понимаю, они дерутся между собой, а я должен отвечать…
ЦАЦКИН. Слушайте же, если вы не хотите обозревать природу с высоты Винницкой тюрьмы, то отвечайте. (Вкрадчиво.) Если вы хотите сухим выйти из воды, то слушайтесь Ефима Степановича.
БУХГАЛТЕР. Что вы хотите от несчастного старика?
ЦАЦКИН. Я хочу, чтобы вы были счастливы.
БУХГАЛТЕР. Друг на друга кляузничают, засыпают розыск заявлениями и вмешивают меня…
ЦАЦКИН (смущенно). Кто подал заявление в розыск?..
БУХГАЛТЕР. Успокойтесь, не подано пока еще.
ЦАЦКИН. Значит, Лейб собирается меня запереть?
БУХГАЛТЕР. Что же вы меня спрашиваете, ведь вы слышали?..
ЦАЦКИН. Когда я слышал?
БУХГАЛТЕР. Только что.
ЦАЦКИН (догадавшись). Ага. А, я слышал, но не совсем. Он собирается что-то сделать?
БУХГАЛТЕР. Ну, что еще сделать. Подать заявление в розыск, указав на ваше дело.
ЦАЦКИН. Это я слышал. Но когда собирается что-то сделать?
БУХГАЛТЕР. Слышал и не слышал, его не разберешь. Бросьте, Ефим Степанович, этот спор. Помиритесь. Он завтра утром на вас донесет, а вы послезавтра на него… Чем это кончится?
ЦАЦКИН (вкрадчиво). Вы правы, реб Йосл, и я собираюсь вас просить, чтобы вы меня помирили с реб Лейбом.
БУХГАЛТЕР. А если не удастся?
ЦАЦКИН. Если не удастся, то хотя бы день-два оттянуть.
БУХГАЛТЕР. Вот это я люблю. Завтра я ни за что не пущу его в розыск кляузничать на зятя и добьюсь во что бы то ни стало мира между вами.
ЦАЦКИН (обрадованный). Спасибо, реб Йосл. (Внезапно.) Да… он хотел донести… о бандеролях?..
БУХГАЛТЕР. Э… о чем бы то ни было… миритесь.
ЦАЦКИН. Миримся, миримся, решено… Но все-таки оставьте мне…
БУХГАЛТЕР. Ну, понятно, об этих проклятых бандеролях. (Уходя.) Я сейчас же вас помирю…
Вбегает АДЕЛЬ.
ЦАЦКИН. Где отец, Адель?
АДЕЛЬ. Уехал к Блиндеру.
ЦАЦКИН. Ты хорошо знаешь, что он поехал к Блиндеру, а не в город?
АДЕЛЬ. Отлично знаю, он обещался к обеду быть.
ЦАЦКИН пытается уйти. АДЕЛЬ взором его останавливает.
ЦАЦКИН (мимически). Я вам нужен?
АДЕЛЬ. Да, я должна с вами поговорить.
ЦАЦКИН. Со мной — когда угодно.
АДЕЛЬ. Разговор будет серьезный.
ЦАЦКИН. Лишь бы не пахло уголовным розыском.
АДЕЛЬ. Не шутите и не играйте чужими чувствами.
ЦАЦКИН. Зачем… я предпочитаю играть чужими деньгами…
АДЕЛЬ. Вы разбили мое сердце.
ЦАЦКИН. Сердце… важность… Тут мне реб Лейб ломает голову, а впрочем… вы не первая и не последняя.
АДЕЛЬ. Прежде чем отдать свою руку другому, я пришла с вами поговорить в последний раз.
ЦАЦКИН. В последний раз, слава богу.
АДЕЛЬ. Скажите правду, неужели вы меня никогда не любили?..
ЦАЦКИН. Сказать вам правду?
АДЕЛЬ. Да.
ЦАЦКИН. Я до сих пор не понимаю, что такое любовь…
АДЕЛЬ. Вы черствый человек.
ЦАЦКИН. А разве черствые люди любят так природу, как я люблю?..
АДЕЛЬ. Значит, я напрасно вас люблю?
ЦАЦКИН. Почему напрасно? Если вам приятно любить, то я не возражаю…
АДЕЛЬ. Прощайте. Я выйду замуж за человека, к которому ничего не питаю… Я буду всю жизнь страдать и думать только о вас.
ЦАЦКИН (насмешливо закатывает глаза и хватается за сердце). Ах, как это романтично! Здесь пахнет рецептом Татьяны, но нет трагедии Онегина. Впрочем, я вам почти ничем помочь не могу.
Многозначительно смотря на нее, уходит. АДЕЛЬ садится за стол, прячет голову в руках. Входит САЛИМАН.
САЛИМАН (подходя на цыпочках). Адель Лейбовна.
АДЕЛЬ (как бы испугавшись). Ах…
САЛИМАН. Вы задумались…
АДЕЛЬ. Да, думала и решила.
САЛИМАН. Что решили?
АДЕЛЬ. Выйти за вас замуж…
САЛИМАН (отступая на шаг). Вы решили… Но я ведь еще не совсем решил…
АДЕЛЬ. Не разговаривайте. У меня трагедия, и я решила немедленно выйти замуж…
САЛИМАН. Но вы ведь не любите меня.
АДЕЛЬ. В том-то и состоит моя месть, что я буду всю жизнь верна нелюбимому человеку.
САЛИМАН (обрадовавшись своей мысли). А вдруг ваш отец не согласится?
АДЕЛЬ. Не беспокойтесь, согласится.
САЛИМАН. А вдруг мои родители не согласятся?
АДЕЛЬ. Тогда бежать… В Америку… Архипелаг. Остров Святой Елены, мыс Святой Надежды…{171}
САЛИМАН. Я хотел бы еще подождать… хотя бы год…
АДЕЛЬ. Ни минуты… Завтра конец…
САЛИМАН. Я не могу так скоро…
АДЕЛЬ. Ага, вы меня сбили с пути, разбили мое сердце, а теперь, как подлец, бежите. Вы слышите, я оболью вас серной кислотой, под суд… никаких разговоров!..
