ЦАЦКИН. Я согласен, а я все равно что Гер.
ЛИПА. Нет, знаете, до сих пор безобразия Лейба были нестерпимы.
ЦАЦКИН. Какие безобразия… нарушение Кодекса законов о труде… ерунда!..
ЛИПА. О, вы не знаете реб Лейба…
ЦАЦКИН. Не будем об этом говорить. Кто из нас… (Как бы припомнив.) Кстати. Вы, кажется, друг Иванова… Вы не познакомите меня с ним?..
ЛИПА. Вас… с удовольствием.
ЦАЦКИН. Я буду очень рад, если вы его сегодня же пришлете.
ЛИПА. Хорошо. Завтра у нас собрание рабочих, приходите. Послушайте, чем живет и как рассуждает наш рабочий.
ЦАЦКИН. Вы пришлете сегодня Иванова, а я завтра буду на мельнице.
Обмениваются рукопожатиями. ЛИПА уходит. ЦАЦКИН некоторое время смотрит на себя в зеркало, не замечая вошедшего ГЕРА.
ЛЕЙБ ГЕР (хохочет, с трудом успокаивается). Что такое?
ЦАЦКИН. Пролетарии всех стран, соединяйтесь…{169} Вы понимаете, я пролетарий — и они пролетарии, вот мы и соединяемся.
ЛЕЙБ ГЕР (смеется). Ах, у меня живота нет… уж от смеха…
ЦАЦКИН. Живота у вас нет, а смех у вас животный.
ЛЕЙБ ГЕР. Я забыл вам сказать, что сейчас у меня будут важные персоны.
ЦАЦКИН. Кто?
ЛЕЙБ ГЕР. Райтехник, нарсудья, человек с образованием коминститута и фининспектор.
ЦАЦКИН. Судья — коммунист?
ЛЕЙБ ГЕР. Почему вы так думаете?
ЦАЦКИН. Он ведь окончил, вы говорите, коммунистический институт?
ЛЕЙБ ГЕР. Вы не поняли. Коммерческий институт… Как вы не привыкли к нашим сокращениям.
ЦАЦКИН. По какому случаю эти уважаемые люди собираются сегодня?
ЛЕЙБ ГЕР. Совершенно случайно. Они разнюхали, что у мета появилось вино.
ЦАЦКИН (внезапно). Вы слышали, о чем я говорил с Липой?
ЛЕЙБ ГЕР (с удивлением, смешанным со смущением). Почему вы думаете, что я подслушивал?
ЦАЦКИН. Я слышал шорох за дверью и догадался. (Смотрит в упор на Гера.) Значит, я не ошибся?
ЛЕЙБ ГЕР (смущенно). Меня… интересовало…
ЦАЦКИН. Милости просим, но учтите, что у Ефима Степановича все пять чувств в порядке, потому что он живет по Мюллеру.
Неловкое молчание. Входит РАЙТЕХНИК.
ЛЕЙБ ГЕР. Почет и уважение Петру Константиновичу.
РАЙТЕХНИК. Здравствуйте, дорогой реб Лейб, как живете?
ЛЕЙБ ГЕР. Знакомьтесь: мой зять — Ефим Степанович Цацкин.
РАЙТЕХНИК. Очень и очень приятно.
ЛЕЙБ ГЕР (усаживает гостя). Дайте сюда из первого транспорта…
ЦАЦКИН. Наркомспирта или Наркомвина?
ЛЕЙБ ГЕР. Нет, нет, без наркомов.
Вносят вино и пиво. Стол уставляется закусками.
ЦАЦКИН. Простите, вы инженер-строитель или путеец?
РАЙТЕХНИК. Я инженер-строитель.
ЦАЦКИН. Обучались в Ленинграде?
РАЙТЕХНИК. Нет, в Киеве.
ЦАЦКИН. Самый красивый город в мире.
РАЙТЕХНИК. Да, город недурной.
ЦАЦКИН (азартно). Как можете вы говорить так о Киеве! Разве вы найдете в мире еще один Крещатик, Печерскую лавру, Аскольдову могилу, на гору вверх, с горы вниз…
РАЙТЕХНИК. Но в московском Кремле…
ЦАЦКИН. Что Москва! Кривая ведьма, немазаная красавица. Узкие переулки, безносые улицы, беззубые дома. Нет, вы…
Входят ФИНИНСПЕКТОР и НАРСУДЬЯ.
ЛЕЙБ ГЕР. Ай-ай, кого я вижу. Почет и уважение.
НАРСУДЬЯ. Здравствуйте.
ЦАЦКИН. Разрешите представиться — Ефим Степанович Цацкин. (Наклоняет эффектно голову.)
ФИНИНСПЕКТОР. Степан Аполлинариевич Козлик.
НАРСУДЬЯ. Леонид Варфоломеевич Ногов.
ЛЕЙБ ГЕР. Садитесь и приступайте к делу.
Все усаживаются.
ФИНИНСПЕКТОР (развязно). Товарищ инженер, отмерьте мне шкалик спиртотрестского.
РАЙТЕХНИК (морщась). Выпьем, товарищ Ногов.
НАРСУДЬЯ. С удовольствием.
ЛЕЙБ ГЕР наливает бокалы.
ЦАЦКИН. Друзья, я предлагаю выпить за тех, которые живут и дают другим жить.
ЛЕЙБ ГЕР. Ура!..
Пьют.
ФИНИНСПЕКТОР (к Цацкину). Вы наивно говорите.
ЦАЦКИН. Анонимно.
ФИНИНСПЕКТОР. Анаивно, аноимно, как там по-вашему.
ЛЕЙБ ГЕР. Я предлагаю второй раз за тех же.
РАЙТЕХНИК. Идет. Кто против?
НАРСУДЬЯ. Ура! Пьем!..
Все пьют.
ФИНИНСПЕКТОР (косясь на Ногова). Выпьем за того, кто мне обещал припаять бумажку.
РАЙТЕХНИК (к Цацкину). Ваше слово, Ефим Степанович.
ЦАЦКИН. Я за лозунг: меньше слов и больше дела. (Пьет.)
ЛЕЙБ ГЕР (к фининспектору). Вы читали мое заявление?
ФИНИНСПЕКТОР (тихо). Реб Лейб, напишите мне заявление в широком масштабе.
ЛЕЙБ ГЕР. Жить стало невозможно. За все плати, за миллиграмм воздуха плати.
ФИНИНСПЕКТОР. Будьте спокойны, главное — это я.
СУДЬЯ. Вы уж не слишком забывайтесь, Степан Аполлинарьевич, над вами имеется еще власть повыше.
ФИНИНСПЕКТОР. Это насчет вашей должности судьи? Чихать я на вашу должность хотел. Я был военкомом дивизии, корпуса, армии! Я в революции потерял три пальца, а вы что потеряли? Ну, что вы сделаете мне? Составил я протокол на него (указав пальцем на Гера) — и каюк, присох, нет его. Судить будете, накось выкуси. (Сует ему шиш под нос.) Сплетник этакой.
СУДЬЯ. Как вы, реб Лейб, таких хамов пускаете в дом?..
ЦАЦКИН. Не забудьте, что Хам был сыном Ноя… и что после Вавилонского столпотворения все народы настолько смешались, что трудно стало отличить хама от семита и яфетида{170}.
РАЙТЕХНИК. Браво, Ефим Степанович, гениально.
ЦАЦКИН. Выпьем за братство Хама с Симом и Яфетом!
СУДЬЯ. Ни за что.
ЦАЦКИН. Тогда выпьем за всех членов профсоюза.
РАЙТЕХНИК. Браво.
Пьют.
ФИНИНСПЕКТОР. Что мы сделали, друзья, ведь рабкоры тоже члены союза.
РАЙТЕХНИК. Верно.
СУДЬЯ. Пусть здравствуют, но глупостей не пишут.
ЦАЦКИН. А если напишут, то пусть не пеняют, что придется не здравствовать.
Смеются.
РАЙТЕХНИК. Нет, знаете, это такие проныры, всюду пролезут. Целую неделю икал, одолела икота, думаю, не к добру. Так и было: читаю «Правду», и что думаете?.. Там меня Липа вспоминает…
ЛЕЙБ ГЕР. Жаль, что вы по-еврейски не читаете, он и в «Штерне» вспомнил о вас.
РАЙТЕХНИК. Ведь страшно подумать, где уверенность в том, что наша дружеская выпивка не будет завтра расписана как величайшее преступление.
