1-й РАБОЧИЙ (почесывая в затылке). Ну и черт! И как жить — не придумаешь. Небось, жалко бабу-то?
СЕРГЕЙ. А то не жалко?! Я, вон, ночи не сплю, а все думаю. Чистку нам у себя дома нужно произвести. Раз освобождаться, то в первую очередь от домашнего сору нам надо освобождаться.
РАБОЧИЕ. Что верно, то верно.
2-й РАБОЧИЙ. Вот что, ребята, пора расходиться! С того дела — ахнем в пивную.
1-й РАБОЧИЙ. А слаб человек! Мы — что? По совести говорю, осопатились!
СЕРГЕЙ. Храбрости нету. А что, у человека силы нету? Силы сколько хочешь, а распоряжаться ею, скажи, не умеем.
2-й РАБОЧИЙ. Эх, дома — тоска! Не дом, а провальная яма!
Расходятся.
1-й РАБОЧИЙ. По уму далеко видишь, а вот у себя дома точно куриная слепота нападает.
РАБОТНИЦА (воодушевленно). Товарищ Петров! На вас вся наша надежда! У вас слово не расходится с делом. А это разве люди? Тараканы!
Машет рукой, уходит.
РАБОЧИЕ. Тараканы?! А какая наша жизнь? Что мы понимаем-то? Вот сюда придешь, потолкуешь, то и есть! А дома окромя забот — ничего!
Уходят.
СИДОР (к Сергею). Идешь, что ли?
СЕРГЕЙ (угрюмо). Нет, здесь останусь, заниматься буду.
СИДОР уходит. Остается один ЕГОР. Тишина. СЕРГЕЙ просматривает заявления.
Пауза.
СЕРГЕЙ (поднимая голову). А ты что нейдешь?
ЕГОР (раздумчиво). Идти, так идти вместе. А то чего один сидеть будешь?
СЕРГЕЙ. А куда идти-то? Дети, небось, убегли к матери, дома никого нету, а одному сидеть, сам знаешь, веселья-то мало.
ЕГОР (тихо). Как это ты давеча сказал, что Акулина ушла, так ровно кто кувалдой меня по голове пристукнул. Неужто из-за этих самых икон?
СЕРГЕЙ. А черт ее знает. Иконы-то все перетаскала к старухе, и с того самого вечера, как ушла, не вернулась.
ЕГОР. Что говоришь? Дивное дело! И весточки не подала?
СЕРГЕЙ (тихо). Не подала.
ЕГОР. Поди ж ты! Значит, дюжа обиделась.
СЕРГЕЙ. Нравная баба! Как козел упрется, не сопрешь.
ЕГОР. Замириться бы.
СЕРГЕЙ (волнуясь). А как замириться-то? Слышал, что сказала? «В поганом месте, говорит, жить не буду». Значит, опять веду эту канитель с попами? А ребята как? Она, вон, их с собой в церковь таскает. Мишка-то побольше, не слушается, а Сенюшка-то от ее юбки не отстает.
ЕГОР. А на мой взгляд — замириться. Черт с ней, пусть бы возилась с иконами, это мы прошлый раз, брат, погорячились.
СЕРГЕЙ (уклончиво). Что вышло, то вышло.
ЕГОР. А ежели не вернется?
СЕРГЕЙ (встает). Там видно будет.
ЕГОР. Аль мне сходить, поговорить с нею?
СЕРГЕЙ (раздраженно). О чем говорить-то? Что, дескать, я пред ней извиняюсь и прошу ее пожаловать во святой угол? Она тебе на шею сядет. Эта проклятая старуха у меня все пороги обила.
ЕГОР. Ну а что ж будешь делать-то?
СЕРГЕЙ (сурово). Подожду. А не вернется, попугаю разводкой. Авось посмирней будет.
ЕГОР (сочувственно). Попугать надо.
Показывается ОЛЬГА ИВАНОВНА.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (беспокойно). А я тебя искала, искала, Сергей, домой сбегала, ну что? Опять не обедал?
ЕГОР. Ну а я, значит, до дому.
Уходит.
СЕРГЕЙ. Детей не видела?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Нет. Пойдем в столовку.
СЕРГЕЙ. Да есть не хочется!
Пауза.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (озабоченно). Так нельзя, Сергей! Тоска тоскою, а у тебя работа, себя беречь надо.
СЕРГЕЙ. Эх! (Отвертывается.) Тут тебя спрашивали работницы, заниматься будешь?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Буду, конечно. (Пауза.) Сергей! Я с тобой поговорить хотела.
СЕРГЕЙ. Говори.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (волнуясь). Ты вот не знаешь, и никто не знает, а я ведь замужняя.
СЕРГЕЙ (удивленно). Замужняя? А где муж-то?
ОЛЬГА ИВАНОВНА (принужденно улыбаясь). Вот не хуже твоей Акулины бросил да уехал. Скверно жили. Он — бывший солдат, фронтовик, ну, во время Гражданской войны сошлись, раненый был, выходила, ну, сначала-то ничего было, а потом придираться стал, что партийная, требовал, значит, чтоб я бросила партийную работу и поехала бы с ним в деревню. В деревне-то у него домишко, хозяйство — ну, его и тянуло к земле. Ему хозяйка была нужна, а я служила, ну, значит, так и разошлись. Крутой человек, собственник, трудно было жить с ним.
СЕРГЕЙ. А детей не было?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Не было. Последнее время он все ругал партию, потом сразу поднялся, уехал в деревню, а я взяла командировку и — сюда.
СЕРГЕЙ. Может, вернешься к нему?
ОЛЬГА ИВАНОВНА (горячо). Ни за что! Да разве это жизнь с ним? Стремлений никаких! Мещанство!
СЕРГЕЙ (с горечью). А я кто? Тоже мещанин! Какая моя жизнь-то была? Похвалиться нечем.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Нет, это неправда! Ты, правда, жил в мещанской обстановке, но мещанство тебя не касалось.
СЕРГЕЙ. Как не касалось? По самое горло залез в болото. Греха таить нечего. И не я один, все так-то.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А кто работал? Кто всем помогал? Куда ни глянешь — всюду Сергей. Один за всех всю работу делал.
СЕРГЕЙ (с усмешкой). Хорошо делал? А за плечами-то что стояло? Что я, сам-то не понимаю? Все мысли опутала. И сейчас никак от нее отвязаться не могу.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Хочешь, я тебе помогу? Вот ты за детей беспокоишься, скучно тебе одному, хочешь — я у тебя в доме поживу, с детьми позанимаюсь. Миша у тебя славный мальчик, все тебе веселее будет.
СЕРГЕЙ. А что люди скажут?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А чего нам бояться людей? Не плохое делаем. Другое дело, Акулина. Может быть, опять вместе жить будете?
СЕРГЕЙ (глухо). Не вернется.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А ты бы попробовал, сходил бы к ней.
СЕРГЕЙ. Подожду, там видно будет.
Входит КОСТЫЛЯНКИН.
СЕРГЕЙ (сердито). Что надо?
КОСТЫЛЯНКИН. Здорово! Вишь, какой сердитый стал! Чего же, пес с ней, с бабой не миришься?
СЕРГЕЙ. А тебе какое дело? Тебя не спросился?
КОСТЫЛЯНКИН. За ней, брат, лавочник увивается. Ты, тово, бабу-то не проморгай! Баба, пес с ней, хозяйка!
СЕРГЕЙ. Сплетни переносить нечего. Ишь, миротворец нашелся!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (живо). Вы видели ее?
КОСТЫЛЯНКИН. Видел. Она у моей старухи живет. Каждый день, пес с ней, лавочник шляется.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Что ж, она думает вернуться к Сергею?
КОСТЫЛЯНКИН. Пес с ней, что она думает! Старуха сказывала (к Сергею), тебя, вишь, она дожидается.
СЕРГЕЙ. А чего дожидаться-то?! Небось, захотела бы, сама пришла, дорогу к дому авось не забыла.
КОСТЫЛЯНКИН. Ну, сама-то она, пес с ней, не пойдет. Не того ветра баба, чтоб кланяться.
