АКУЛИНА (взволнованно). Ты что?
ЯКОВЛЕВНА (тихо). Не миновать, иконы пришел снимать! А ты стой, не поддавайся!
АКУЛИНА. Да что ты?!
ЯКОВЛЕВНА. Он по такому делу завсегда вперед ходит. Мечется вокруг партии, ладит, чтоб его в партию записали, ну, значит, и к иконному делу примазался. По всей нашей слободе рыскал, где еще иконы не сняты. Первый доносчик, предатель!
АКУЛИНА (бледнея). Матушка, царица небесная, да что же мне теперь делать?!
ЯКОВЛЕВНА. Держись крепко! Ослабнешь — все дело погубишь. А главное, напирай на Сергея.
АКУЛИНА. Ох, Сергей мне заручки не даст! Ох, пропала моя головушка! (Волнуясь.) Под праздник пришел, окаянный! Нет, не дам в обиду угодничков! Кто же за них постоит, ежели им никто отпора давать не будет? (К детям.) Мишутка! Ты не уходи, вишь, иконы грозят у нас снять!
МИША. На папаньку и так нападают, зачем иконы в доме держит.
ЯКОВЛЕВНА. Ну и держит!
МИША. И держать их нечего. Выкрашенные доски, что это за боги? Это раньше такого Перуна держали{102} да кланялись ему, а теперь даже о них и разговаривать стыдно.
ЯКОВЛЕВНА. Батюшки! Как ругается-то! (К Акулине.) Слыхала? Перун, говорит, твои иконы-то! А?!.. Ну, матушка, заперункали, не миновать конца света! Махонький, а так выражается!
АКУЛИНА (к Мише). Ты что ж это, против бога пошел?
МИША. Я про бога ничего не говорю, а насчет икон все говорят, что идолов себе поставили и молятся.
ЯКОВЛЕВНА. Идолов?!
АКУЛИНА (волнуясь). Ты что ж это, постреленок? А? Откуда таких слов понабрался?
СЕНЯ (в защиту). Папанька говорит. Папанька все знает.
Входит СЕРГЕЙ с ОЛЬГОЙ ИВАНОВНОЙ.
АКУЛИНА (к детям). Собственными руками изобью, жалеть не буду!
ЯКОВЛЕВНА. Шш… ш!.. Обожди! Пришел твой кавалер-то, с дамой.
АКУЛИНА (хочет идти). Сергея кормить надо.
ЯКОВЛЕВНА (придерживает ее за руку). Постой! Посидим-ка здесь и послушаем.
Машет рукой на детей.
Отойдите!
ДЕТИ отходят.
СЕРГЕЙ — молодой, крепкий рабочий с симпатичным, умным лицом. Вдумчив, серьезен, слов много не любит тратить, но критически во всем разбирается, иногда с иронией, иногда пытливо и дощупываясь до главного.
ОЛЬГА ИВАНОВНА — невысокая, худенькая, подвижная, одета просто, но производит интеллигентное впечатление. Видимо, они о чем-то оживленно говорили с Сергеем.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Костылянкин, здравствуйте!
СЕРГЕЙ (к нему, сурово). По какому делу? Опять с кляузой?!
КОСТЫЛЯНКИН (обидчиво). С кляузой? Вот, пес с ней, узнаешь, какая кляуза — о тебе, брат, забочусь.
СЕРГЕЙ. Обо мне заботиться нечего. У меня самого есть голова на плечах.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (продолжая разговор). По-моему, Сергей, мы взяли правильную линию. Все эти карнавалы, шумные выступления — ни к чему. Религиозные предрассудки так скоро не изживаются. Тут нужна долгая, упорная работа.
ЯКОВЛЕВНА (Акулине). Слыхала? Ишь, куда заворачивает!
АКУЛИНА. Не говори! Руки, ноги захолодали.
СЕРГЕЙ. Правильно! Нам надо теперь начинать не снизу, а сверху. Это самое понятье — бог — надо всем из головы вышибить. Поп — что? Его прогнать можно, да что толку? Это все равно, что по-прежнему: урядников били, а царь сидел себе наверху и командовал. Самое главное дело в богах. (Громко.) Акулина!
АКУЛИНА. Мать, пресвятая богородица!
Хочет вставать, идти.
ЯКОВЛЕВНА. Сиди!
КОСТЫЛЯНКИН. Э, брат, как поп — что? Ты попов, пес с ними, посшибай, а иконки сами собой полетят. Это у тебя, брат, видно, того, коробочка-то дюже полная, через край переливается. До бога добрался!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Мы не сектанты. Для нас самая религия — дурман, а вам бы только ругаться с попами, а, небось, сами за религию держитесь.
ЯКОВЛЕВНА. Слышь, как моего-то отшила? Ну, язычная девка!
СЕРГЕЙ. Акулина!
ЯКОВЛЕВНА. Ишь, зовет! Будут вместе обедать! Какая кухарка для них нашлася!
АКУЛИНА. Ох, Яковлевна, шибко сердце забилось! Инда вся кровь в голову бросилась!
ЯКОВЛЕВНА. Виду не подавай, стой крепко!
СЕРГЕЙ (с досадой). Акулина, где ты?
Идет к перегородке.
АКУЛИНА (к нему навстречу). Иду! Приспичило, что ли? Нельзя посидеть, отдохнуть.
СЕРГЕЙ. Давай обедать. Надо идти в клуб.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Здравствуйте, товарищ Акулина!
АКУЛИНА. Какая я вам товарищ? Я не партийная.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (быстро). Ого! Какая вы сегодня сердитая! (К Сергею.) Я сама просматривала все пьесы — прошлогоднюю чертовщину ставить не будем.
СЕРГЕЙ (оживленно). Я сколько книг перечитал, день и ночь готовился, даже самому интересно было.
АКУЛИНА (молча накрывает на стол и вынимает обед из духовки). Простыл обед-то! Ты бы гулял больше.
СЕРГЕЙ. Я гулял по делу, а не без дела.
ЯКОВЛЕВНА (выходит, поджав губы). Здравствуйте, барышня!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Какая я барышня?! (К Сергею.) Как живучи эти предрассудки! Одеваешься по-городски — и уже барышня. (К Яковлевне.) Мы все трудящиеся, и у нас барышень нет.
АКУЛИНА подает обед. Они начинают есть.
ЯКОВЛЕВНА (ядовито). Знамо, все трудящиеся. У нас-то, как говорится, ноги да руки — вот наши муки, а у вас, знамо, работа на язычке. Мал язык, да всем телом владеет.
АКУЛИНА (угрюмо). Скоромного ничего не готовила, постное кушайте.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (к Сергею). А я здорово проголодалась! Представьте, с утра на работе, беготни было много, то в завком, то в райком, в совет посылали, масса дел!
СЕРГЕЙ. А ко мне все с расспросами обращаются. Вчера всю ночь работал, выписки сделал. (Улыбаясь.) Теперь могу с любым попом сражаться, целую батарею приготовил.
ЯКОВЛЕВНА. Ох, грехи наши тяжкие!
АКУЛИНА. Попы живут, вас не трогают. На ваши собранья не бегают, а вы прилипли к попам, ровно пчелы к меду.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (к Акулине). Видите, Акулина… (Останавливается.) Не знаю, как вас дальше величать: Акулина?..
ЯКОВЛЕВНА. Мефодьевна, ее по батюшке величают: Мефодьевна.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Подождите, Акулина Мефодьевна, вы что думаете, я-то не верила раньше? Тоже верила, тоже готова была на дыбы встать, если кто-нибудь, бывало, что-нибудь говорил про религию. Только жизнь-то нам показала, что там-то (показывает наверх)… там, кроме нашей фантазии, ничего нету. Это вас жизнь еще не учила, а вот поучит, и вы верить перестанете.
СЕРГЕЙ (с усмешкой). Ей за моим горбом сидеть не страшно, авось никто не укусит. (Акулине.) Давай второе!
АКУЛИНА. Чтой-то ты сегодня раскомандовался: давай да давай! Дай послушать, что барышня говорит.
