АКУЛИНА (с сердцем). Чего смеетесь? К старому человеку надо с почтением, а вы оскаляетесь. Чему вас там учат в школе?
ЯКОВЛЕВНА. Пусть оскаляются! Слыхала, что на земле-то делается? Пишут, будто все моря из своих берегов вышли и будто усемирная потопия ожидается.
ДЕТИ смеются.
МИША. Мы, бабушка, скоро на Луну полетим! Хочешь, и тебя возьмем с собой.
ЯКОВЛЕВНА. Хоть бы вас леший унес на Луну, а то вон народ говорит: от этих нехристей теперича земля трясется каждый год; а она потрясется, потрясется да и провалится; вон сват приехал из деревни, рассказывает, будто червяки появились, бесшерстые, смотреть ужатко! И видимо-невидимо этих самых червяков, весь хлеб поели, так мужики говорят: не миновать — они до людей доберутся, вроде как в старину змеи-драконы появлялись и людей пожирали.
ДЕТИ хохочут.
СЕНЯ. Ха-ха! Вот ты смешная, бабушка!
АКУЛИНА дает им второе.
МИША. Ты у нас в школе посиди. Там тебе расскажут про этих самых червяков.
ЯКОВЛЕВНА. Я, слава богу, свой век прожила. Мне что? Помру, небось, закопаете, а вы-то занеслись дюжа высоко: бога нету, а сами заместо царей стали; ровно как хозяева усей землей распоряжаетесь. Ан, еще не известно, чем дело кончится.
МИША (важно). Это богом-то пугали, когда науки не было, а теперь, небось, нас не запугаешь. Тебя, бабка, нужно в комиссию по ликвидации неграмотности записать: обучат грамоте, газеты будешь читать.
ЯКОВЛЕВНА (крестясь). Избави, господи, от лихого лиходея! Чтоб вам подеялось с этой вашей грамотностью.
СЕНЯ (хохочет). А мы тебя, бабушка, запишем.
Встают, собираются идти.
АКУЛИНА. Вы куда?!
ЯКОВЛЕВНА. Небось, пойдут комсомольскую пасху встречать{100}.
АКУЛИНА. Куда?
СЕНЯ. Мы в клуб.
АКУЛИНА. Со мной к заутрене пойдете, ни в какой клуб не пущу.
МИША. Отец велел приходить.
АКУЛИНА. Я с отцом сама поговорю. Ступайте в спальню и книжки читайте.
МИША. Нет, мы пойдем. Наши все соберутся. Отец велел!
АКУЛИНА (вспыхивая). Что ты мне тыкаешь все: отец да отец! Сама знаю, что отец. Волю взяли! Как поесть да попить, так ко мне лезете, а то все — отец да отец!
СЕНЯ. Отец велел.
АКУЛИНА. А я кто? Так, вон с улицы прохожая баба? Мать я али нет? Ну, пошли в спальню! Живо! Чтоб у меня не пикнули!
ДЕТИ уходят за перегородку.
ЯКОВЛЕВНА. Ну, детки растут!
АКУЛИНА (взволнованно). Ох, чтой-то сердце у меня расходилось! Ох!
Ходит по комнате.
Ох, перед праздником чуть-чуть было не отлупила!
ЯКОВЛЕВНА. Одно слово — нехристи!
АКУЛИНА. Своя кровь — жалко. Тоже сказать, они чем виноваты? Отец учит; у них своего ума нету. Что с них взять? Что кругом слышат, то и говорят.
ЯКОВЛЕВНА. Это-то верно.
АКУЛИНА. Что в них жизни-то? Дитенки! Смысла нету. А отец направляет на свою линию. Я — что? У меня языка нету. А отец — с языком… (Вздыхает.) Ох! Пошла у меня голова кругом! Как бы перед праздником беды не было. И Сергея нету… Неужто это он все со своей девкой кружится?
Стук. Входит старик КОСТЫЛЯНКИН, с бородой, циник, держится бодро.
КОСТЫЛЯНКИН. Бабочки, здравствуйте! (Кивая в сторону Яковлевны.) Ну, старая борона, зубья еще не все обломала?
ЯКОВЛЕВНА (сердито). Ишь, черт лешего нанес!
АКУЛИНА. Что надо?
КОСТЫЛЯНКИН. Ишь, светило возжгла, пес с ним, точно попадья! Не грызись, не зря пришел, вот сяду да потолкуем!
АКУЛИНА. Нечего растабарывать! Вишь, некогда, праздник, убираться надо, а с тобой свяжешься, только язык опоганишь.
ЯКОВЛЕВНА (отходит от него и садится в угол). Тол-ковать-то с ним — похабство одно. Весь храм божий охаял, над иконами надругался, тебе бы только с бабами возиться! Одно слово — хлыст{101}, тьфу! (Плюется.)
КОСТЫЛЯНКИН (ехидно). Вишь, немазаная телега, пес с ней, скрипит, что? Небось, без мужика заскучала?!
ЯКОВЛЕВНА (сердито). По такому лешему, как ты, заскучаешь! И денно и нощно царицу небесную благодарю, что с таким псом развязала! (К Акулине, указывая на Костылянкина.) Да разве это человек? Бывало, как с ним жила, ни одного дня покойного не видела. Только и знал, что баб менял; а домой придет — на иконы плюется, бывало, проколет глаза святым угодникам да вместо глаз солому вставит да насмехается! Вот как выгнала тебя из избы, другая жизнь пошла.
КОСТЫЛЯНКИН. Хе-хе-хе, другая жизнь, пес с ней, пошла! Богоугодными делами занимаешься, молодых баб с парнями сводишь! Хе-хе-хе! Подсохла, баба, подсохла, вишь, пес с тобой, точно печеное яблоко стала.
АКУЛИНА. Ты у меня не охальничай! Я, знаешь, много разговаривать не люблю; праздник, лампада горит, язык-то свой поганый не больно распускай, а то живо вон вышвырну!
КОСТЫЛЯНКИН (с ехидством). Вот-вот, насчет праздничка, пес с ним, и пришел! Как же, порадоваться светлому дню! Вишь, у тебя иконы, пес с ними, точно в монастыре!
АКУЛИНА. Ну и пусть иконы! А тебе какое дело?
ЯКОВЛЕВНА. А как черт ладана, не выносит!
КОСТЫЛЯНКИН (смеется). Больно ты, бабочка, хе-хе-хе, благочестива! Пес с ними, кадило раздуй, да кади перед ними! Тебе бы попом быть, а не бабой.
ЯКОВЛЕВНА. И как тебя святая земля носит!
АКУЛИНА (строго). С чем пришел, говори? Сидеть зря нечего.
КОСТЫЛЯНКИН. Вишь, грозная царица, с чем пришел? Не для тебя, а для твоих иконочек, пес с ними, пришел; до них есть дело.
ЯКОВЛЕВНА. Тебе что за дело?
КОСТЫЛЯНКИН. Ишь, гнилой зуб, пес с ним, так и мозжит! (К Акулине.) Ну, преподобная мати Акулина, хе-хе-хе, попрощевайся со своими иконочками, пес с ними, посшибаем для праздника!
АКУЛИНА (бледнея). Ты что, леший, говоришь?
ЯКОВЛЕВНА. Кощунник, богохульник! Руки и ноги у тебя отсохни!
КОСТЫЛЯНКИН (хохочет). Ишь, разошлась, пес с ней, старуха! Хе-хе-хе, ходу тебе нету, а дай ходу, хе-хе-хе! Что? Небось, кровь-то по жилочкам переливается? Ох, тоскуешь, старуха, по греху, хе-хе-хе! Видно, грех-то по тебе плачет.
ЯКОВЛЕВНА. Тьфу! (Плюется.) И нечего с паскудником разговаривать.
АКУЛИНА (грозно). Ну, говори, зачем пришел? Вон кочерга! (Указывает на угол.) Не постесняюсь, огрею.
КОСТЫЛЯНКИН (серьезно). Вон Сергей придет, при нем скажу, а то, пес с тобой, кричать будешь.
АКУЛИНА (тихо). Аль что случилось?
КОСТЫЛЯНКИН. Вот, пес с ним, узнаешь.
ЯКОВЛЕВНА (встает, к Акулине). Пойдем-ка сюда!
Уходит с ней за перегородку.
