НИНА. Ты как знаешь, а я отсюда уеду.
ВИКТОР. Отстроят новые дома — переедем вместе. Не могу я вас мирить ежедневно.
Подошел к ней.
Неужто у нас все разговоры о постели, как в дневнике записано? Неправда это, Нина, несправедливо.
НИНА. Больше года живем — а ни разу о жизни не поговорили.
ВИКТОР. Ну, что говорить, раз мы оба коммунисты и о жизни думаем одинаково.
НИНА. Одинаково ли?
ВИКТОР. Бытовые трещины не в счет.
НИНА. А история с Цыцей?
ВИКТОР. Ну, признаю — ты была права.
СЕРОШТАНОВ. А вопрос о новом цехе?
ВИКТОР. Что, новый цех? Какие тут могут быть разногласия?
СЕРОШТАНОВ. Разногласия в сумме двух миллионов против сметы.
ВИКТОР. Моя забота. Выкручусь как-нибудь.
СЕРОШТАНОВ. Должно быть, выкрутишься, если все заранее рассчитано. С самого первого кирпича.
ВИКТОР. Кто это тебе наболтал?
СЕРОШТАНОВ. Эмпирически постиг. Природным соображением. Вот и выкладки на руках. Доказать?
ВИКТОР. Брось, грязное дело… Ну да, был расчет. Ты парень свой и меня поймешь… Видишь ли, просил я три миллиона — дали один. Смету кто урезал? Чиновники и бюрократы. А цех стране нужен? До зарезу. Невелика штука гвоздь, а без него социализма не выстроишь. И решил я строить назло бюрократам по неурезанной смете. Выстроил одну треть, а теперь прибеднюсь и скажу: просчитался малость, не сообразил, выкладывайте еще два на станки и оборудование… Они выложат, Паша! Покряхтят, а выложат, ну, выговор вынесут для проформы, но цех у нас будет мировой!
СЕРОШТАНОВ. Значит, обманом строишь?
ВИКТОР. Бюрократов надо обманывать, Паша, а то они тебя с кашей съедят. Я тридцать раз совру, пока лишнюю бочку цемента достану — но достану.
СЕРОШТАНОВ. Как же тогда нам по плану жить?
ВИКТОР. Э! Хорошие стишки наш технорук знает. Постой — вот…
Социализм — учет народного кармана,
Учет и план последнего гроша…
Но плановая жизнь тогда лишь хороша,
Когда ты сам снабжаешься вне плана…
НИНА. Это же издевательские стихи.
ВИКТОР. Я их не на собрании читаю.
НИНА. Они от этого не лучше.
ВИКТОР. Что сегодня с тобой?
НИНА. А ты всерьез полагаешь, что врать и обманывать мы и теперь должны?
ВИКТОР. Ты правду ищешь, а я заводом руковожу. Я для себя гроша медного не украл — а для завода целыми поездами краду, не стесняюсь. У меня специальные агенты ищут, где что плохо лежит. У нас, Нина, фронт. А на фронте нужен рывок, риск, обман — да, милая моя, обман!
НИНА. Как же ты, Витя, сегодня на собрании резолюцию предлагал: «Беспощадно разоблачать обманщиков и бюрократов»? Прочел под аплодисменты, гордый такой, и не поперхнулся.
ВИКТОР. Резолюция есть резолюция. Бумага. А на бумаге слова.
НИНА. Но ты за эти слова голосовал.
ВИКТОР. Велика трудность — руку поднять.
НИНА. И здесь, выходит, обман? И думаешь ты не так, как голосуешь.
ВИКТОР. Я не думаю, а цех строю. Последний раз я думал… дай бог памяти, да, когда нэп стали сворачивать, к колхозам переходить. Тут я задумался, а потом прошло. Не мое дело мировые проблемы решать. Мое дело — завод. И философия ваша мне как лошади собачий хвост.
СЕРОШТАНОВ. Да… Я тоже рассуждать умею только о своем лице — тут я полный философ. А так — я низовой член партии. Но одно я знаю: ты, Иванов, на эту тему в ячейке помалкивал. А теперь ты выйдешь на сцену и скажешь… и повторишь все, о чем нам здесь говорил. И мы тебе ответим по существу.
ВИКТОР (показывает кукиш). Выкуси!.. Я пошутил, а ты на удочку поддел.
СЕРОШТАНОВ. Не крути, Виктор, не поможет.
ВИКТОР. Я пошутил, и свидетелей нет. Выкуси!
СЕРОШТАНОВ. Есть свидетели.
Показывает на НИНУ.
ВИКТОР. Нина скажет, что пошутил. Да?
НИНА. Нет, Витя, ты говорил серьезно.
ВИКТОР. Как? Ты Пашкин донос подтвердишь?
НИНА. Я, Витя, врать не стану.
ВИКТОР. Ага! В ловушку загоняете! Расположили на откровенность, чтобы легче сладить… Анекдот! Жена!.. Ха-ха-ха… Жена. Ну, ставь мужа на позор, ставь… Понимаю все ваши замыслы, понимаю… сам виноват, мокрая тряпка, доверился, как друзьям, мать предупреждала — не слушал. И Горчакова была права…
Входит НАКАТОВ.
Ну, дорогая женка, еще раз спасибо. (Сероштанову.) Иванов — орешек потверже Горчаковой… Иванов — пролетарий и за себя постоит. Счастливо вам оставаться…
Идет в дом, сталкиваясь с выходящей ГОРЧАКОВОЙ.
Не уходи, посоветоваться надо.
Уводит ее с собой.
7
КУЛИК. Вот какая пошла детализация… Да! Важнее всего — учесть обстоятельства…
Встает и с невинным видом пробирается в дом с заднего крыльца.
На веранде молчание. НАКАТОВ присел на перила. НИНА смотрит на приближающийся закат. СЕРОШТАНОВ наливает себе чаю.
СЕРОШТАНОВ. Стакан лопнул… Вот. В Америке банки лопаются{311}, а у нас стаканы. (Молчание.) Была у меня жена да бросила — страшóн. С бюрократом ушла… Теперь мечтаю бюрократизм ликвидировать — нечего будет бюрократу делать, зачахнет он, и она с ним. Страшная месть. (Накатову.) Ты знаешь, какую Виктор махинацию заворотил.
НАКАТОВ. Знаю.
СЕРОШТАНОВ. То есть как, знаешь?
НАКАТОВ. Знаю. Виктор хищничает, плутует, как мелкий кулак, и уверен, что он большевик настоящий.
СЕРОШТАНОВ. Но мы ему предложим тему для выступления.
НАКАТОВ. Стоит ли? Не так уж он виноват.
СЕРОШТАНОВ. Что значит, не виноват?
НИНА. Кто ж тогда?
НАКАТОВ. Чертова перечница.
СЕРОШТАНОВ. Расшифруй свои междометия, Василий Ефимович.
НАКАТОВ. Читать надо больше, Сероштанов. И читать не одни лозунги.
СЕРОШТАНОВ. Что — лозунги? Папа римский, небось, сто тысяч книг прочел и все в бога верит. А я ставлю один наш лозунг «Религия — опиум для народа» против всей папиной библиотеки, и посмотрим, кто кого… Впрочем, и смотреть нечего, вопрос «кто кого» решен в пользу социализма категорически… До завтра, Нина… Не очень на меня гневайся — не мог я иначе поступить.
Идет в палисадник.
Одолею я твою шараду, Василий Ефимович.
Ушел.
8
НИНА (после паузы). Завертела я карусель — у самой голова кружится… Василий Ефимович, откройте душу: скажите, почему Виктор не виноват?
[НАКАТОВ. А солнце садится в облака… Да. Мы становились большевиками в непрестанной борьбе с могучими противниками. Для того чтобы выбрать путь, надо было одолеть целую библиотеку чужих мыслей. Папскую библиотеку… А вы растете на готовых лозунгах. Вам предложено либо верить на слово, либо молчать. Единственным вашим багажом становятся истины, усвоенные в порядке директивы… Предписано считать их правдой. А что, если это не так? Что, если «правда», которой ты веришь, есть ложь в основании своем? И ты споришь тут с Виктором и Горчаковой о копеечной неправде, не видя того, что вся страна лжет и обманывает — ибо сама она обманута.
