— Чего мне верить или не верить! Сам вижу, что Марья за тобой ухлестывает… Ну, да не о том я хотел с тобой поговорить.

Володя вытащил из кармана сложенную газету и протянул ее Павлу.

— Вот на собрании шумели о белках. А один умный председатель придумал кукурузу сеять с бобами — вот бы нам! Тогда уж кукурузный силос куда как богат будет белками. Только…

— Что только? — поторопил Володю Павел. — Дело, мне кажется, стоящее.

— И я думаю, что стоящее, — согласился Володя, — да есть тут две закавыки… Паш Прыгунов живет на подхвате. Но он любит подхватывать то, что ему начальство скажет, а не то, что из другого колхоза, от другого председателя в мир пошло. И уж если он сейчас сел на горохового коня — на бобового его вряд ли пересадишь.

— Что верно, то верно, — согласился Павел. — А вторая закавыка?

— А она в том, где достать семян бобов. Ты теперь агроном, к тебе как агроному я и пришел.

— Надо подумать.

— Думай, но не очень долго. Сев-то на носу… А теперь, — Володя весело прищурил один глаз, улыбнулся своей заразительной улыбкой, — не помесить ли нам сявалкасинскую весеннюю грязь — не прошвырнуться ли до места сборища сявалкасинской молодежи?

Павел вспомнил свой разговор с Леной и с готовностью ответил:

— Ну уж если это предлагает вожак сявалкасинской молодежи — как тут не согласишься.

Павел быстро оделся, и они вышли на улицу. Пока глаза не привыкли к темноте, немного постояли у ворот, а уж потом, выбирая где посуше, зашагали в клуб.

Еще чуть свет к Павлу пришел крестный.

— Дай-ка мне, Павел, пивной котел. Свой что-то прохудился, течет, а твой все равно без дела ржавеет.

— Самогонку, что ли, собрался гнать? — поинтересовался Павел.

— На кой она мне черт, вонючка. Будем варить корчаму.

— На свадьбу Анны?

— Экая вы молодежь — только одни свадьбы на уме, — покачал головой дед Мигулай. — На Весенний праздник, на пасху, а не на свадьбу.

— А старая-то корчама разве кончилась?

— Да ведь по стакану, по стакану — и нет ее…

Весенний праздник… Праздник дедушек и бабушек. В Казахстане Павел уже совсем и забывать о нем стал, а вот дед Мигулай напомнил.

По-чувашски праздник называется Мон Кун, что значит Большой день. Это потому, наверное, такое название, что «день» этот и в самом деле большой, поскольку длится целую неделю. В празднике весны чувашей язычество слилось с христианством. В этот Большой день и по сю пору старыми людьми исполняются обряды поминовения усопших и воздаются почести предкам. Хозяйки варят кашу, готовят омлеты, режут и варят кур, красят яйца и все это ставят на особый стол. Туда же, рядом с яствами, ставят и питье — водку, корчаму. Во время трапезы вспоминают своих предков, просят их помогать в делах, просят хранить в целости домашний скот, вырастить в поле хороший урожай. Ну, а поскольку считается, что души усопших в этот день приходят к живым, некоторые, особенно суеверные старухи, разжигают во дворе костер, чтобы около него те души могли обогреться. Яства и напитки вкушают вместе с соседями или родными, так что за один день некоторые любители покушать имеют возможность побывать во многих домах. Остатки еды кошке не дают, говорят, что она жадная, а дают собаке. Собака не жадная, она всегда поделится с усопшими.

Ну, поминовение поминовением, а ведь пасха еще и праздник. И празднуется он широко, людно, в гости приглашают всю родню до третьего колена. Мало того, приглашаются еще разные кумовья, сваты, вообще знакомые. И нередко бывает, что гостей набирается так много, что и усадить некуда. Главное угощение — пиво. В чувашском языке даже редко употребляют выражение «иду в гости», а просто говорят: «иду пить пиво». И в России вряд ли найдется другой парод, умеющий так хорошо варить пиво. Недаром же чувашская земля такая «хмельная»: она дает половину всего хмеля, который заготавливается в России…

В Сявалкасах и чай почти что не пьют, он заменяется пивом. И сколько хозяев в Сявалкасах, столько же и сортов или, лучше бы сказать, марок пива; каждая хозяйка старается перещеголять в мастерстве своих соседок. Но нет во всех Сявалкасах лучшей мастерицы варить пиво, как крестная Павла. Павел и до сих пор помнит, как она угостила их с Володей на проводах в армию. И дала-то им всего по два стакана. И парни поначалу даже немного недовольными остались из-за того, что попросили еще, а им не дали. Но прошло совсем немного времени, и они с Володей почувствовали, что голова хоть и ясная, а руки-ноги стали словно чужие, язык тоже плохо слушается… Пиво было густое, как сметана. Крестная говорила, что из пуда ячменного солода она сварила три ведра сусла, и потом оно месяц бродило в погребе. А вот для деда Мигулая она варила жидкое пиво. И от Мигулая часто можно было слышать:

— Почему я такой молодой? А потому, что пью пиво. Хмель молодит человека…

Раненько же нынче приспичило деду «омолодиться», не дал крестнику вдосталь поспать.

А только успел Павел позавтракать, пришли неразлучные свояки Элекси и Гришка. Оба слегка подогретые, хотя и стараются не показывать этого.

— Это в честь какого же праздника, хлопцы, так рано вы причастились? — здороваясь со свояками, спросил Павел.

— Как в честь какого?! — улыбнулся Гришка. — А нынче же воскресник, разве забыл?

— Воскресник — работа. Гулять будем потом.

— Мать пиво цедила, ну мы со свояком и сняли пробу, — объяснил Элекси. — А пришли мы по делу: откуда будем начинать, куда саженцы подвозить?

— А уж заодно, — Гришка подмигнул Павлу, — надо бы и бригадирство твое обмыть. Тем более что мы все еще в долгу у тебя: ты в первый же день нас пригласил в гости, а мы и по сей день не отплатили — какой же порядочный чуваш так делает?! — не последними словами вытащил из кармана бутылку водки и поставил на стол.

Вот и разбери: по делу пришли ребята или «обмывать» нового бригадира? Всего-то скорей по делу, но в то же время, должно быть, посчитали неудобным прийти к Павлу просто так, поскольку он только-только получил новую должность… Интересно, не с языческих ли времен ведется и этот укоренившийся обычай?! И ведь откажись — обидятся…

А пока Павел так раздумывал, Гришка уже и за пробку взялся.

— Неси стаканы, бригадир… Сев начнется, не только о выпивке — о жене забудешь.

— Спасибо, ребята, — Павел положил свою руку на Гришкину. — И почему бы и в самом деле не отметить нынешний день. Воскресники не часто бывают. Но… но сделаем это вечером, как следует, не спеша. А сейчас — за дело. Делу, говорят, время, потехе час. Нас с вами небось уже ждут.

— Что ж, до вечера так до вечера, — легко согласился Элекси.

А Гришка — скорее, наверное, для вида — тяжело вздохнул и сказал:

— Ладно, подчиняюсь большинству. Только ведь теперь до самого вечера горло чесаться будет, — и первым же расхохотался.

Со смехом, с шутками они все вместе вышли на улицу.

— Ого! — воскликнул Элекси. — А мы и в самом деле опаздываем. Смотри-ка, кто-то… не Володя ли? Да, пожалуй, Володя, его трактор… уже и везет саженцы.

Элекси показывал рукой за Цивиль, по берегу которого шел из Салуки оранжевый трактор Володи с саженцами на прицепе.

Молодец все-таки этот Володя! И весельчак, и балагур, а дело никогда не забывает, умеет работать до седьмого пота… И Гришка с Элекси — тоже безотказные работяги. На таких вот трудолюбах, наверное, все и держится… Бутылку они, конечно, зря притащили. Они, может, даже и сами знают, что не в бутылке дело, да куда денешься — так заведено, заведено издавна… Просто диву даешься, как трудно прививается что-нибудь доброе, хорошее, и как цепко держится в нашем сознании, в наших обычаях и привычках то, чему бы уже давным-давно следовало бы уйти в область предания…

Павел шел к мосту через Цивиль, и сюда же с разных сторон тянулись цепочки людей с лопатами на плечах. Нынче и завтра все село будет работать. А как пройдет Большой день, равный целой неделе? Не будут ли сявалкасинцы, следуя не им установленным обычаям, перегуливаться всю неделю из дома в дом и глушить специально сваренные к празднику брагу и корчаму? Скорее бы выехать в поле: работа — лучшее средство от пьянки. Тогда — правильно сказал Элекси — на сон и еду времени не останется, не то что на выпивку…