На этом совещание закончилось. Вскоре в кабинете остались только Михайлов и Крылов.

— Извини, Антон Михайлович, — сказал Михайлов. — Я готов тебя выслушать, только сперва еще одно дело. — Он позвонил дежурному и попросил разыскать Гарбуза. — Вот теперь слушаю.

Крылов обстоятельно доложил о том, к чему пришли его работники в деле Антоновой. Михайлов, немного подумав, сказал:

— Несколько неэтичным выглядит то, что мы вынуждены обманывать эту даму. Но, как я понимаю, иного выхода нет. Когда вы намерены ее арестовать?

— Завтра, в момент встречи с нашими хлопцами.

— Хорошо, держи меня, Михалыч, в курсе. Сам видишь, руки не доходят.

— Не только вижу, — улыбнулся в пышные усы Крылов, — но и диву даюсь, как тебя на все это хватает.

Дверь бесшумно отворилась, и в кабинете появился Гарбуз.

— Звал, Михаил Александрович?

— Звал, — Михайлов сразу же приступил к делу. — Нам стало известно, что меньшевики и прочие сторонники войны до «победного конца» заслали в места, где содержатся арестованные солдаты, своих агитаторов. Надо проникнуть в тюрьму, в казармы — словом, куда только можно, и нейтрализовать их работу. Подумайте вдвоем, что можно сделать. У Иосифа на этот счет опыт есть, так что давайте, братцы, займитесь.

Возвратившись к себе, Крылов первым делом позвонил в третье отделение и переговорил с Шяштокасом. Речь шла о деталях предстоящей операции, а точнее — о том, как обставить завтрашний арест Антоновой.

Назавтра все было разыграно точно по плану. Шяштокас и Дмитриев по лицу приближающейся Антоновой видели, что она на седьмом небе от счастья. Подошла, поздоровалась с обоими за руку и оживленно заговорила:

— Спасибо, теперь я вижу, что вы — люди дела. Хочу немедленно с вами рассчитаться. — Она открыла свою сумочку. Шяштокас сделал вид, будто стряхивает пыль с брюк, и по этому сигналу из-за угла выехал легковой автомобиль. Остановился. Из него вышли мужчина и женщина. Мужчина сказал:

— Мы из милиции, прошу в автомобиль.

Женщина взяла растерявшуюся до немоты Антонову под руку и, слегка подталкивая, повела ее к автомобилю.

А спустя каких-нибудь десять минут Антон Михайлович Крылов уже начал допрос:

— Гражданка Антонова, мы располагаем неопровержимыми доказательствами вашей преступной деятельности. Речь идет об убийстве бывшей супруги Любомира Святославовича Антонова, его дочери и, наконец, о попытке убить его самого. Надеюсь, вы понимаете, что чистосердечное признание может отчасти облегчить вашу участь?

Антонова, как и ожидалось, не стала спешить с признанием. Она возмущенно воскликнула:

— Это произвол! Как вы смеете говорить мне такие вещи! Я требую прокурора, я немедленно обращусь к властям, в газеты! Как вы смеете так вести себя с женщиной, которую знает и уважает все общество?

— Успокойтесь, Людмила Андреевна, — не повышая голоса, прервал ее Крылов. — Ваши знакомые это еще не все общество. Коль вы не хотите рассказать правду, придется во всем разбираться по порядку. Итак, первый вопрос: знаете ли вы жителей Смоленска Писляка Георгия Андроновича и Проскурина Виктора Евгеньевича?

Это был первый удар. Антонова хотела что-то сказать, но так и осталась сидеть с отвисшей челюстью.

— Что же вы не грозите нам больше властями и газетами? — улыбнулся Крылов и, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос. — Возможно, вас не затруднит сказать, с кем вы посещали деревню Залужье незадолго до того, как там сгорел дом вашего нынешнего супруга? Я имею в виду неких двух мужчин, которые якобы брали на себя ремонт этого дома. А заодно поясните, с какой целью вы обрабатывали двух мужчин, в обществе которых были задержаны, и за какую услугу принесли им монеты из червонного золота? Может, хватит вопросов?

Антонова, бледная как полотно, во все глаза смотрела на Крылова. А он между тем позвонил дежурному.

— Пришлите ко мне старшего группы по изъятию ценностей.

Вошел Крылов-младший. Антон Михайлович протянул ему лист бумаги:

— Вот тебе список. Разбей своих хлопцев на четверки, пусть пойдут по этим адресам и, допросив хозяев, потребуют с них то, что оставила Людмила Андреевна на хранение.

— Да, но тут же семнадцать адресов, — возразил Алексей. — У меня людей не хватит.

— Зайди к Гарбузу, он выделит из резерва.

Алексей ушел, а Антон Михайлович снова обратился к Антоновой:

— Итак, семнадцать человек. Мы никого не упустили? — Он взял со стола копию списка и протянул ей. — Вот, извольте проверить.

Антонова механически протянула руку, взяла бумагу. Пробежала ее глазами и положила на стол.

— Господи, что ж мне делать?

— Говорить правду. Пожалуй, в этом единственное для вас спасение.

— Скажите, а как вы узнали про пожар? — Этот вопрос означал, что запирательство кончилось.

Крылов чуть заметно улыбнулся:

— Нет ничего тайного, что не стало бы явным.

— У меня еще один вопрос. Стало быть, вы знали, что готовится убийство Антонова?

— Как видите, знали.

В этот момент ожил телефон. Звонил Шяштокас:

— Антон Михайлович, имей в виду, что мы нашли то самое письмо Антоновой в Смоленск. Оно лежало в дамской сумочке в ее спальне.

— Хорошо. А он как ведет себя?

— Кто, Антонов? Говорит, что теперь ему не о чем жалеть и он готов дать любые показания.

— Хорошо. Продолжайте обыск. — Крылов положил трубку, посмотрел на Антонову. — Письмо, которое вы писали в Смоленск, найдено.

— Это что же, обыск в мое отсутствие? — снова деланно возмутилась Антонова. — Вы же можете все что угодно вписать в протокол. Насколько мне известно, присутствие кого-либо из хозяев при обыске в их доме всегда было обязательным.

— И сейчас обязательно.

— Но я же сижу здесь, а ваши сыщики переворачивают мой дом.

— Обыск производится в присутствии хозяина.

— Какого еще хозяина? Что вы мелете чепуху? Вы же сами знаете, что он мертв.

— Да нет, на этот счет у нас другие сведения, — улыбнулся Крылов.

— Так что, он жив?

— Конечно. Неужели вы думаете, что мы могли бесстрастно наблюдать, как вы будете расправляться с человеком? Мы же не царская полиция и не охранка. Любомир Святославович жив. Вы, Людмила Андреевна, явно поторопились распылять ценности. Итак, я спрашиваю: согласны ли вы дать правдивые показания? Повторяю: это будет учтено при определении меры наказания.

— Да-да, я согласна. — Антонова закрыла лицо руками.

— Тогда у меня к вам вопрос: откуда вы знаете Данилу?

— Я его знаю по Смоленску... Теперь уже все равно. Мы с ним были дружны.

— Как его звали тогда?

— Кузьма Константинович Венчиков. Он был жандармский офицер. Кажется, ротмистр.

— А почему вы его искали у цыган?

— Мне сказали, что он под кличкой Данила выполняет какое-то задание. А он, насколько я знала, нередко прибегал к услугам цыган.

— Вы хотели, чтобы он помог вам избавиться от мужа?

— Да.

— За плату?

— Конечно, у него всегда была слабость к золоту.

— Хорошо. Вот вам бумага, присаживайтесь поближе к столу и пишите.

— Да, но как я объясню, какие мотивы?..

— Пишите: черт попутал. Не забудьте о Венчикове.

Гарбузу и Крылову пришлось изрядно потрудиться, чтобы выполнить поручение Михайлова: добиться доступа в места, где находились арестованные солдаты, и организовать там соответствующую работу. Труднее всего пришлось в тюрьме. Меньшевикам удалось вернуть на прежнюю службу многих бывших тюремщиков, и те ревностно несли службу — ни дать ни взять голодные псы, дорвавшиеся до еды.

Стоило Гарбузу или Крылову появиться у ворот тюрьмы, как начиналась волокита. Тюремщики с плохо скрываемым удовольствием гоняли их от одного начальника к другому, а когда они в конце концов проникали в тюрьму, то за ними по пятам ходили соглядатаи.

Неожиданно добрую службу им сослужил уже знакомый Гарбузу надзиратель — тот самый, что в свое время помог установить настоящую фамилию Данилы. Именно благодаря ему удалось наладить связь с арестованными солдатами-большевиками и даже направить в тюрьму небольшую группу агитаторов. Постепенно работа в тюрьме наладилась и пошла даже лучше, чем в других местах. Тогда Гарбуз предложил хитроумный план: перевести в тюрьму наиболее активных и подготовленных большевиков из гауптвахт, казарм, Доминиканского монастыря и женской гимназии, чтобы в дальнейшем освободить их всех вместе.