Осуществить первую часть этого плана не составило труда. Подействовало само магическое слово «тюрьма»: конечно же, за тюремными стенами большевики будут в самой надежной изоляции.

Готовя второй этап операции, Гарбуз исходил из собственных многолетних наблюдений: тюремщикам при всем их служебном рвении больше, чем кому-нибудь, свойственны тупость и отсутствие разумной инициативы.

— Понимаешь, — с жаром убеждал он Михайлова, — у всех тюремщиков есть одна общая черта: они, когда видят начальство, теряют способность мыслить и беспрекословно выполняют любой приказ. Предлагаю воспользоваться этим.

Михайлов задумался. Приближалось 18 июня — день, на который была назначена грандиозная демонстрация рабочих, крестьян и солдат. Большевики знали, насколько сложно будет обеспечить безопасность демонстрации и митингов, и заранее строили расчеты на том, что в помощь милиции и рабочим дружинникам будут привлечены освобожденные из-под ареста революционные солдаты. Но их предстояло еще проинструктировать, научить, как действовать в той или иной ситуации. А времени оставалось в обрез. И Михайлов принял план Гарбуза...

Ранним утром 15 июня со двора штаба Минской милиции выехали три грузовика. В кузовах стояли вооруженные милиционеры. Впереди ехал легковой автомобиль. Рядом с шофером сидел Гарбуз, на заднем сиденье — Михайлов и Крылов. Перед массивными железными воротами тюрьмы колонна остановилась. Из боковой калитки выкатился маленький, пузатенький охранник. Как таракан, шевеля усами, вытянулся перед начальством, сидевшим в легковом автомобиле, взял под козырек и пронзительным, срывающимся до хрипоты голосом выкрикнул:

— Здравия желаю, граждане начальники! — Он не знал, кто перед ним, кому из сидящих в автомобиле надо рапортовать, и от этого совсем растерялся, был почти в панике.

Михайлов небрежно бросил:

— Я — начальник городской милиции. Отвори-ка, братец, ворота.

Охранник козырнул и опрометью бросился исполнять приказание. Через несколько минут автомобили уже были в просторном дворе тюрьмы. Здесь перед Михайловым предстал толстый, с жирным лицом и узкими глазками-щелками старший надзиратель. Михайлов протянул ему несколько исписанных листов (пригодились списки, полученные через Жихарева!) и тем же спокойным, негромким голосом сказал:

— Здесь значится двести тридцать два человека. Немедленно распорядитесь вывести их сюда, во двор, и построить.

— Но, господин... простите, гражданин начальник, у меня нет предписания, а у вас — разнарядки.

Михайлов достал из нагрудного кармана сложенный пополам листок:

— Вот мое удостоверение. Читайте: «Все граждане и должностные лица обязаны выполнять...»

Гарбуз вышел из автомобиля и, приблизившись к надзирателю, взял его за локоть:

— Потрудитесь выполнить приказ начальника милиции, если не хотите проехать с нами.

— Я, конечно, выполню, — вяло залепетал тюремщик, — но...

— Никаких «но»! Прикажите доставить этих людей сюда.

Старший надзиратель протянул бумаги двум своим подчиненным, навытяжку стоявшим у входной двери, и приказал выводить арестованных во двор. К этому времени милиционеры по команде Крылова выстроились в две шеренги по сторонам площадки, на которой обычно проводилось построение.

Примерно через полчаса арестованные были во дворе. Гарбуз провел перекличку и доложил Михайлову:

— Все налицо.

— Действуйте дальше, — тихо сказал Михайлов и повернулся к тюремщику. — Обращаю внимание на вашу личную недисциплинированность и нерасторопность. Вынужден поставить об этом в известность губернский комиссариат. Хотя в общем-то я вправе был поступить по закону военного времени.

Видимо, старший надзиратель на миг представил себя стоящим у тюремной стены, а напротив с винтовками наизготовку — строй этих вооруженных милиционеров. Лицо его стало мертвенно-белым, и он еле слышно пролепетал:

— Виноват... исправлюсь.

Колонна между тем уже была готова двинуться в путь. Впереди легковой автомобиль, за ним — грузовики, а затем в колонну по четыре — солдаты. По сторонам строя — цепочки вооруженных милиционеров. Михайлов в сопровождении подобострастно семенящего старшего надзирателя прошел к своему автомобилю, неторопливо устроился на заднем сиденье. Гарбуз сел рядом и приказал:

— Отворите ворота.

Старший надзиратель козырнул и ринулся к воротам. На бегу визгливо прокричал:

— Отворить! Что спите, мать вашу!..

Михайлов и Гарбуз весело переглянулись. Колонна медленно вытянулась с тюремного двора. Замыкал шествие Антон Михайлович Крылов. Он слышал, как тюремщики переговаривались между собой: «В расход повели большевичков».

Через некоторое время, попетляв по улицам, колонна на небольшой площади остановилась. На грузовики залезли милиционеры и принялись раздавать недавним арестованным винтовки. Вооружившись, солдаты снова с готовностью построились. Михайлов встал в машине и громко сказал:

— Товарищи, на ближайшие несколько дней вы поступаете в распоряжение милиции города Минска. После выполнения специального задания все получат от Минского комитета большевиков направления для дальнейшей работы. А сейчас вас проводят туда, где вы сможете отдохнуть. — Он отыскал глазами Крылова. — Товарищ Крылов, ведите людей. — Наклонился к шоферу и коротко бросил: — В штаб!

Едва Михайлов успел войти к себе в кабинет и по телефону доложить Мясникову об успехе операции, как позвонил Солдунов:

— Михаил Александрович, уже второй день люди Данилы шастают вокруг нашего дома. Расспрашивают соседей о хозяине.

— Откуда ты звонишь?

— Из Совета. Я в кабинете Кнорина.

— Наши встречают их?

— Да. Пока все идет нормально.

— Альгис и Роман ходили к Даниле на встречу?

— Только что возвратились. Данила снова отложил нападение: говорит, что у него много забот с большевиками. Альгис уверен, что люди Данилы действительно по горло заняты провокациями против нас и подготовкой к 18 июня.

— Значит, они откладывают — и мы отложим?

— Да, Альгис и Роман считают, что у Данилы сил для нападения в настоящий момент действительно нет, и поэтому он пока проводит разведку, проверяет наших. Предлагают ждать.

— Ну что ж, давайте подождем. Тем более что у нас есть дела поважнее. Как себя чувствует наш капиталист?

— Нормально. Шутит, что, если надо, в своей роли он может пребывать сколько угодно.

— Хорошо, — рассмеялся Михайлов. — Скажи ему, что за каждую лишнюю чашку шоколада ему придется платить из своего кармана, так что пусть экономит.

В хорошем настроении Михайлов положил трубку, но тут снова пронзительно зазвонил аппарат. На другом конце провода был губернский комиссар. Задыхаясь от гнева, он кричал:

— Гражданин Михайлов, это вы освободили из тюрьмы арестованных солдат?

— Да, гражданин комиссар.

— По какому праву?

— По праву свободы.

— Но они же арестованы военными властями.

— Есть основания предполагать, что кто-то из военачальников, желая ослабить нашу боевую мощь, с умыслом арестовывает солдат и отправляет их в тыл.

— Вы хотите сказать, что стоите за укрепление фронта?

— Я всегда был за это, гражданин комиссар. А вы что, против?

— Я?.. — Чувствовалось, что комиссар смутился и ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Наконец он нашелся: — Нет, конечно. Но ведь вы, освобождая солдат, отпускаете их на все четыре стороны, и они безвозвратно утрачиваются для наших войск на фронте.

— Гражданин комиссар, вам, как всегда, кто-то клевещет на меня. Смею вас заверить: все освобожденные нами из-под ареста солдаты направляются на фронт. Хотелось бы знать имена клеветников, которые сознательно подрывают авторитет милиции и мой лично. Я поставлю вопрос о привлечении их к ответственности за клевету.

Губернский комиссар, видно, смутился еще больше, пообещал разобраться и положил трубку. Михайлов взглянул на часы и вышел из кабинета: он спешил на расширенное заседание комитета большевиков.