Михайлов был растроган: Владимир Ильич Ленин помнил его и даже передал привет! Он почувствовал на себе радостные взгляды товарищей и, смутившись таким вниманием, сказал:

— Вот наш ответ Владимиру Ильичу: мы используем силу милиции для пресечения любых нарушений свободы выборов, вскрытия махинаций меньшевиков, эсеров и всех тех, кто попытается воспользоваться предвыборной кампанией в своих целях.

Мясников поблагодарил Надю за информацию и предложил:

— Давайте теперь послушаем товарища Онищука, а затем обменяемся мнениями. Не возражаете?

Онищук встал, подошел к столу:

— Михаил Александрович прав. Меньшевики и эсеры будут делать все, чтобы не допустить избрания большевиков в Городскую думу. Готовят различные акции, в том числе обыкновенные хулиганские выходки. Мне удалось добыть копию одного документа, который свидетельствует о том, что в ближайшее время министерство внутренних дел и наш губернский комиссариат попытаются разгромить Минский Совет. Этим господам не по нутру его большевистский состав и революционная линия деятельности.

Онищук положил перед Мясниковым отпечатанный на машинке лист. Мясников пробежал его глазами и спросил:

— Вячеслав Дмитриевич, можно прочесть вслух?

— Конечно.

— Это докладная записка. Ее написал товарищ министр внутренних дел Леонтьев. Послушайте: «Минский Совет, состоящий в большинстве из социал-демократов большевиков, далек от усвоения линии поведения правительства, вследствие чего создается положение неуверенности, когда мероприятия органов местной власти при всем соответствии их указаниям Временного правительства не встречают единодушной поддержки всех органов организованной демократии... Даже выносятся резолюции совершенно противоположного характера...»

Онищук говорил дальше:

— Леонтьев предлагает, воспользовавшись перевыборами, устранить из состава Совета большевиков. Губернский комиссар что-то пронюхал в отношении выпуска нашей газеты и отдал распоряжение воспрепятствовать этому. Далее. В ближайшие дни надо ожидать новой волны клеветы и провокаций против милиции и лично товарища Михайлова. Мне удалось узнать, что они готовят массовый побег уголовников. Простым распоряжением теперь не обойдешься, вот им и приходится хитрить. Побег рассчитан на то время, когда охрану тюрьмы будут нести милиционеры, чтобы затем поднять шумиху и, обвинив во всем милицию, потребовать отставки ее начальника.

— Так вот почему они добивались, чтобы мы два раза в неделю брали на себя внешнюю охрану тюрьмы, — задумчиво промолвил Михайлов. — Воистину, готовы пойти на все...

— Кроме этого, они поручили трем бывшим полицейским чинам собирать на милицию любые жалобы, а если не будет таковых, то через верных людей их организовать. — Онищук вдруг улыбнулся. — Мне лично велено договориться с газетами о публикации этих жалоб. Есть у них еще один план: собрать в Минск как можно больше верных им людей, в том числе бывших офицеров охранки, жандармерии, полиции и даже уголовных элементов, чтобы использовать их в различного рода провокациях против большевиков, а также участников демонстраций, стачек и забастовок. Они возлагают особые надежды на батальоны смерти и им подобные формирования. И наконец, — Онищук обвел взглядом присутствующих, — губернский комиссар согласился с требованиями военного руководства и главарей меньшевиков и эсеров о подготовке списка большевиков-руководителей и партийных активистов, чтобы в нужный момент их арестовать.

— Да, завязывают узлы господа хорошие, — покачал головой Ландер.

— А то как же, — усмехнулся Мясников. — Но их активность говорит о другом: они чуют, что скоро, очень скоро весы истории склонятся в пользу трудящихся — в нашу пользу. Вот и стараются на свою чашу бросить все возможное, даже уголовников. Что будем предпринимать? У кого есть предложения?

По очереди выступили Кнорин, Любимов, Ландер. Был выработан план действий. Когда Мясников подвел итоги, Михайлов, не мешкая, направился к себе. Перед этим он договорился с Надей Катуриной, что та, как только уладит дела в комитете, тоже придет в штаб. Шел по выложенному красным кирпичом тротуару и улыбался в усы, представляя себе, как будет счастлив Алимов, когда увидит Надю.

В штабе первым делом пригласил Гарбуза:

— Иосиф, тебе поручение. — И он, рассказав Гарбузу о подготавливаемом побеге из тюрьмы, поручил принять соответствующие меры.

Едва Гарбуз ушел, как зазвонил телефон. Опять Мясников.

— По телефону получено сообщение: тебе надо выехать в Шую 6-7 августа. Так что готовься, но имей в виду, Миша, я 26-го уеду в Петроград на съезд партии, а первый номер газеты должен выйти 27 июля. Как видишь, и здесь вся нагрузка ложится на тебя. Справишься?

— Постараюсь.

— Не забудь, что всю работу редакции, так же как и фамилии редакторов, сотрудников, надо держать в строгой тайне, чтобы не дать нашим «доброжелателям» и прессе шельмовать и травить их.

— Я это понимаю.

Михайлов было положил трубку, но тут же снова поднял ее.

— Где Алимов? — спросил у дежурного.

— Допрашивают с Шяштокасом в тюрьме бандитов.

— Когда появится в штабе, пусть зайдет ко мне. — После этого Михайлов позвонил жене: будут гости. И, спохватившись, добавил:

— Да... в начале августа я уезжаю.

— Куда?

— В Шую.

Гарбуз побывал у Антона Николаевича Яцкевича — того самого тюремного надзирателя, который еще прежде оказал милиции важные услуги, а в последнее время вернулся к службе в тюрьме уже не ради заработка, а по велению долга. Яцкевич не удивился приходу гостя: с некоторых пор они встречались часто.

— Антон Николаевич, к вам просьба. По нашим сведениям в ближайшие дни готовится побег из тюрьмы группы уголовников. Кто готовит — вам понятно. По всей вероятности, в тюрьму будет заслан человек, чтобы он подговорил арестованных бежать. Мы должны знать этого человека.

— Трудное дело, — задумчиво проговорил Яцкевич. — Он, конечно, поступит под видом арестованного, а как ты его отличишь?

— Скорее всего его привезут без суда. Дело спешное, не до формальностей. Это во-первых. А во-вторых, непременно захотят определить к уголовникам.

— Это уже кое-что, — повеселел Яцкевич. — Надо только не прозевать, если он поступит не в мою смену. Ну что ж, проверю по спискам. Словом, будет сделано.

— Спасибо, Антон Николаевич.

Гарбуз пожал Яцкевичу руку и распрощался. Теперь его путь лежал в район Нижнего рынка, где размещалась типография газеты. Там Михайлов назначил ему встречу.

Михаил Александрович выглядел усталым: красные от бессонницы глаза, бледное, осунувшееся лицо. Он держал в руках свежий, только что отпечатанный номер «Звезды».

— Вот наш первенец! Ради этого тебя и звал. Ну как?

Гарбуз взял пахнущую типографской краской газету и посмотрел на дату:

— Двадцать седьмое июля. Значит, завтра люди увидят нашу первую газету, первую звездочку. Ты все же успел! Поздравляю!

— Угу, — ответил Михайлов и потянулся за следующим оттиском. — Только бы успеть отпечатать весь тираж. Представляешь, как ее завтра будут читать. — Он прошел к небольшому окошку и выглянул на улицу. — Ого, вечереет. — Посмотрел на часы и начал куда-то собираться.

— Ты бы пошел отдохнул, а то, поди, сутки без сна.

— Да-да, пойду, но сначала я должен встретиться в городском комитете с Катуриной. Она сегодня уезжает в Петроград.

На улицу вышли вместе. Немига, зажатая двух-трехэтажными каменными домами, шумела, гудела, гомонила. Это была наиболее оживленная улица города, деловой и торговый центр.

Михайлов грустно заметил:

— Деревня опустела без мужиков, всех под гребенку подгребли, а эти, смотри, и в ус не дуют. Что им война, окопы, армия. А ведь громче всех кричат: «Война до победного конца!» На них-то и опираются меньшевики.

— Добавь еще крестьянство.

— Ну, не все, — возразил Михайлов, — только зажиточное. А если кто из бедноты голосует за меньшевиков, то разве что по темноте своей да по незнанию. Здесь нам надо не кого-то винить, а себя, нашу слабую работу среди крестьян.