— Ну, я выждал немного, — подхватил Шяштокас, — подошел, спрашиваю: «Вы здесь?» — «Здесь», — отвечают вполголоса. Я им и говорю: «Идите ко второму выходу — открою». Обошел дом, открыл дверь, а тут и они. Бледные, дрожат со страху, на свет щурятся. Я им показал на дыру в заборе: там, мол, ваше спасение. А там такая хлябь, только пролезли — сразу по пуп. Словом, я им не позавидовал.

Михайлов долго от души смеялся, вытирая набегавшие на глаза слезы. Потом вдруг оборвал смех:

— Сегодня ночью намечается побег из тюрьмы группы уголовников. Надо позаботиться, чтобы они далеко не убежали. Вы оба участвуете в операции. Жду вас здесь в полночь, а сейчас идите отдыхайте.

Гарбуз настаивал, чтобы проведение операции в тюрьме было поручено ему. Михайлов понимал: он хочет искупить вину, на деле доказать, что понял свои ошибки. Когда все собрались, он, как о давно решенном, сказал:

— Действуй, Иосиф. Удачи вам. Жду известий здесь — мне надо привести в порядок кое-какие дела перед отъездом...

Вскоре после полуночи подошли к тюрьме. Большое, обнесенное стеной здание с крутыми башнями по углам выглядело в ночи таинственно и сурово.

Сквозь частый холодный дождь кое-как просматривалась часть двора — там тускло светился небольшой электрический фонарь. Скользя по узкой тропинке, вьющейся в некошеной траве, Гарбуз вел своих людей вдоль тюремной стены. Слева начался высокий деревянный забор. Его верхний срез тонул в темноте. Идущий следом за Гарбузом Алимов прошептал:

— Даже освещение выключили.

«А как же иначе, — не отвечая Алимову, подумал Гарбуз. — По всему видно, здесь они и пойдут. Но где же Яцкевич?»

Еще днем Гарбуз договорился с надзирателем, что тот встретит их у забора с тыльной стороны тюрьмы. Гарбуз шепотом передал по цепочке: «Стой!», сам же вместе с Алимовым двинулся дальше. Несколько десятков шагов — и они наткнулись на высокий кустарник. Из темноты навстречу им шагнул человек. Это был Яцкевич. Гарбуз тихо спросил:

— Как дела, Антон Николаевич?

— Пока все идет по плану. Едва стемнело, начальник тюрьмы с заместителем и двумя офицерами проделали лаз в заборе, — это метрах в тридцати отсюда, — оторвали несколько досок. Висят теперь на одном гвозде, для маскировки. План, скорее всего, таков: заключенных по подземному коридору проведут на задний двор, а затем выпустят через этот лаз.

— Там есть где спрятаться? — поинтересовался Гарбуз.

— Да. Такой же, как здесь, кустарник.

Гарбуз повернулся к Алимову:

— Роман, зови наших.

Через несколько минут подошла вся группа. Гарбуз отозвал в сторону Алимова и Шяштокаса и сказал:

— Значит, так: вы с хлопцами остаетесь у лаза. Когда эти мазурики станут вылезать — задерживайте их и ведите вниз к улице. Автомобили и повозки ждут там. Я пройду во двор, встречусь с нашими товарищами, и мы вместе в последний момент задержим тех, кто будет выпускать беглецов.

И Гарбуз двинулся в обратный путь вдоль тюремной стены. Недалеко от проходной пучками травы тщательно очистил сапоги, вытер носовым платком лицо. Постучал в калитку. Никто не отозвался. Тогда Гарбуз дотянулся до окошка сторожки и снова постучал. В полутьме мелькнуло чье-то лицо, а немного погодя калитка открылась. Охранник, наверное, спросонья, раздраженно проворчал:

— Ходют тут ночами, словно днем времени не хватает...

— Ладно ворчать! — перебил его Гарбуз. — Я заместитель начальника Минской милиции. Хочу проверить, как мои люди службу несут. Вот документы.

Охранник был не новичок, и ему уже не раз во время дежурства приходилось пропускать на территорию тюрьмы представителей милиции. Поэтому он, почти не взглянув на бумаги, впустил Гарбуза во двор, запер на засов калитку и тут же скрылся в своей клетушке. Гарбуз двинулся ко входу в здание тюрьмы. Высоченные стены, пустой двор, скупо освещаемый единственной электрической лампочкой, доносящийся откуда-то сверху скрип проволоки и мерный шум дождя — все это подавляло и навевало тревогу. Гарбуз, втянув голову в плечи, приблизился к двери и постучал. Послышалась негромкая возня, и вскоре в маленьком квадратном окошке, прорезанном посередине двери, показалось усатое лицо:

— Что угодно?

Гарбуз представился. Охранник взял у него удостоверение и исчез. Через несколько минут он пропустил Гарбуза в дверь и возвратил документ.

— Где старший милицейского наряда? — спросил Гарбуз, пряча удостоверение в карман.

— Я уже послал за ним, — ответил охранник и показал на скамью. — Посидите, он сейчас будет.

Не успел Гарбуз сесть, как появился Галкин: накануне Михайлов специально назначил его старшим наряда. Галкин предложил Гарбузу пройти в другой конец здания, где был выход во внутренний двор тюрьмы, охраняемый работниками милиции. Они молча шли по полуосвещенным тюремным коридорам. Шаги гулко отдавались в тишине, и казалось, что идут не двое, а гораздо больше людей.

В небольшом караульном помещении стояли колченогий стол, несколько стульев и табуреток. Под потолком — тусклая лампочка. Гарбуз спросил у Галкина:

— Как обстановка?

— Во всем видна подготовка к побегу. Наших людей сегодня не поставили на посты у двери из подземного коридора и с тыльной стороны тюрьмы. Яцкевич сказал, что там в заборе несколько оторванных досок.

— Да, я знаю. Ты скажи лучше: как нам незаметно пробраться к тому месту?

— А мы уже придумали, — улыбнулся Галкин. — Сейчас придет Яцкевич, и мы вам расскажем.

И действительно, тот появился через минуту. Вытирая ладонью мокрое от дождя лицо, сообщил:

— Все в порядке. Люди расставлены.

— Хорошо, — кивнул Гарбуз.

— А все остальное просто, — улыбнулся Яцкевич и заговорщицки посмотрел на Галкина. — Подземный коридор выходит прямо во двор напротив лаза в заборе. Там, в конце коридора, есть темный отсек. Мы сейчас проберемся туда, а в нужный момент и спросим: что ж это вы, господа хорошие?

...Ночь. Дождь. В темноте тревожно и резко поскрипывает натянутая над забором колючая проволока. Бесшумно открывается тяжелая дверь, из нее один за другим начинают выходить люди. Их много. Вышедшие первыми тут же словно прилипают к мокрой каменной стене. Будь во дворе посветлее, на лицах можно бы заметить напряжение и тревогу. Наконец выходит последний. Осторожно прикрывает за собою дверь и направляется к высокому забору. За ним через утопающий во мраке двор гуськом тянутся остальные. Первым к забору приближается сам начальник тюрьмы. На ощупь находит висящие на одном гвозде доски и раздвигает их. Затем оборачивается к стоящему за ним мужчине:

— Ну, Кузьма Константинович, с богом.

Венчиков — а это именно он — молча трогает начальника тюрьмы за локоть и первым пролезает в дыру. За ним — еще двадцать человек. Все идет по плану.

Но все шло по плану не только у беглецов. С другой стороны забора каждого их них встречали по двое неизвестных, вежливо, но решительно подхватывали под руки и говорили:

— С освобождением вас. Пройдемте с нами, а то здесь скользко, да и в кустах запутаетесь.

Наверное, один Венчиков с удивлением подумал: «Странно, почему мне никто не сказал, что здесь нас будут дожидаться?» Но вслух не обронил ни слова. Да и встречавшие действовали стремительно. Они увлекли Венчикова куда-то вниз, и вскоре он, с поцарапанным ветками лицом, оказался в каком-то дворе. Его свалили на мокрую землю, сунули в рот кляп, связали руки. Венчиков слышал возню недалеко от себя и наконец понял, что с другими участниками побега происходит то же самое, что случилось и с ним. «Предали!» — холодея от догадки, сквозь зубы выругался он. Но предпринять уже ничего не мог. Стоявший неподалеку Алимов услышал какие-то непонятные звуки: Венчиков, по-волчьи подвывая, плакал.

Когда последний беглец был связан, через ту же дверь из подземного коридора вышла группа вооруженных людей. Впереди — Гарбуз. Он подошел к начальнику тюрьмы:

— За пособничество в побеге из тюрьмы группы опасных преступников вы арестованы!