малочисленных (около трех тысяч взрослых плюс дети). Итак, самоанские туземцы, в христианском рвении (зажженном их священниками) попытались изгнать германцев. Казалось, что при таком численном соотношении, и библейской ориентации властей Западного Самоа, изгнание должно увенчаться довольно быстрым успехом, но….

…Но Фауст Мюллер многое учел:

Вторую Холодную войну (которая, вроде бы, затихла, однако не прекратилась).

Великую Кокаиновую Тропу (полной блокады которой так и не достигла ООН).

Супер-кризис (в котором забуксовала Глобальная финансовая экономика).

Потерянное поколение молодых технарей в их родных развитых странах.

Тогда еще мало кем замеченную мозаичную экономику андеграунда Океании…

…На все это сумел опереться будущий курфюрст.

Рассчитывал ли он на союз экономического андеграунда со «снежными командорами» трансокеанской Тропы, и с почти игрушечными хунтами микро-наций Океании?

Предвидел ли он Алюминиевую революцию, и вспышку сверхновой войны?

Так или иначе, проект Фауста Мюллера реализовался, и принес ему трон курфюрста Германского Самоа. Сперва, этот трон был иллюзией (или мечтой), затем стал фактом неформальной политики, а теперь превратился в нечто вроде социальной традиции...

Об этом размышлял майор фон Зейл, пролетая на автожире над зелеными вершинами Осевого Самоанского хребта. Вот уже впереди раскинулась равнина, а за ней – синева океана. На их границе - будто разноцветные игрушки, разбросанные младенцем. Такие аляповатые домики, образующие бессистемную застройку. Таков Апиа: единственный настоящий город Западного Самоа, но не самоанский город. Его основали британские миссионеры в середине XIX века, сделав символом победы пуританства над туземным язычеством. И с тех пор каждая команда миссионеров старалась пометить это место, впихнув сюда свой храм. За пуританами-конгрегационалистами последовали католики, методисты, мормоны, иеговисты, затем поучаствовали бахаи и мусульмане, так что у большинства туземцев случился распад чувства реальности. Впрочем, все это придало Апиа сюрреалистическое очарование. Тут загадочным образом оказывалась уместной каждая архитектурная новация, и даже ряд внушительных воронок (созданных ракетно-бомбовыми ударами Новогодних войн) не выглядели исключением. Будучи немного окультуренными, и превращенными в пруды с обрамлением из руин, отутюженных танковыми гусеницами, воронки органично вписались в то, что в шутку называется «архитектурой Апиа».

О танковых гусеницах. Сразу после Первой Новогодней войны, центурион Гесс Фойш (будущий шеф-полковник INDEMI) устранил проблему агрессивной неприязни ранее названного слоя самоанцев к фолкентагу (совету) и курфюрсту (мэру-королю). В этом бронетехника (особенно – легкая гусеничная) показала себя удобным инструментом.

Проблема была устранена вместе с проблемным слоем. Население Апиа и остальной центральной провинции упало с 35 и 50 тысяч до 20 и 40. Как в поговорке: «война все списала». Еще через полгода полиция фолкентага раскрыла несколько группировок «тайных пособников неоколониализма», и тихо «решила вопрос». Теперь лояльность самоанцев не вызывала сомнений. Кроме того, на Германское Самоа стали сотнями прибывать новые постиндустриальные мигранты: активные этнические германцы из Австралии и Новой Зеландии, а также из Америки и немного из самой Германии…

…Вот, цель полета достигнута. Вилла курфюрста располагалась в Маотао-дистрикт, в полутора километрах к востоку от центра Апиа, и в километре к западу от маленького любительского аэродрома Фагалали. Хотя, аэродром сейчас не требовался фон Зейлу. Посадить автожир можно прямо на поляне среди полудикого парка, рядом с виллой. У спецотряда полиции, отвечающего за сохранность курфюрста, возникло (как водится) короткое напряжение. Надо проверить: тот ли субъект прилетел, с которым час назад договорено о приеме? Убедились: тот. И проводили к курфюрсту, отдыхавшему около сверкающего брызгами фонтана на берегу заводи полноводного ручья.

Сопровождающий полисмен молча указал визитеру направление к фонтану. Никаких формальностей, поскольку майор-прокуратор фон Зейл - свой. Пусть его не было здесь полтора года, пусть он теперь крупная региональная политическая фигура, но он свой человек. Самоа-германец, сражавшийся за эту землю. Fur Regained Vaterland (за вновь обретенное отечество)…

…Майор-прокуратор поблагодарил полисмена-соотечественника коротким поклоном, прогулялся по тропинке, и предстал перед курфюрстом.

- Ты, как всегда, быстр, - добродушно пробурчал Фауст Мюллер, затем поднялся из-за столика под навесом, и протянул руку визитеру.

- Доброе утро, герр курфюрст, - ответил фон Зейл, пожимая его руку.

- Фауст! Для тебя я просто Фауст! - поправил тот, - И спасибо, что ты, не откладывая, приехал ко мне. Кто-то шепнул, что я очень жду этой встречи, не так ли?

- Сеть инфо-источников, это часть моей работы, Фауст.

- Хелм! Оставь этот служебный тон. Давай-ка присядем, и выпьем по кружке доброго баварского дункеля.

Курфюрст дождался, пока гость усядется, уселся сам, и разлил пиво по кружкам.

- За встречу, Хелм.

- За встречу, Фауст, - ответил фон Зейл и, вслед за хозяином дома, сделал глоток.

- Устал я, - пожаловался курфюрст, - все же пять с лишним дюжин годов за плечами, их нельзя сбросить, как мешок с картошкой.

- Отдохни хотя бы пару месяцев, Фауст. Так-то ты в неплохой форме.

- Да, в неплохой. Каждое утро зарядку делаю. Как в армии. Конечно, я бы отдохнул, но скажи, Хелм, кто займет мое место в фолкентаге, за Железным столом в ратуше?

- У тебя есть дочка, - напомнил фон Зейл, - она уже взрослая, талантливая, и волевая.

- Дочка, - тихо сказал Мюллер, - я растерял всех родичей, кроме одной дочки.

Майор фон Зейл, молча, глотнул еще пива и поставил кружку на столик. Курфюрст, со вздохом, положил руку ему на плечо.

- Извини, Хелм. Я не хотел напоминать тебе про твоих… Всех…

- Это ясно, - ответил фон Зейл, - но, поскольку ты, все же, напомнил: лучше не считать потерянное, а считать имеющееся.

- Считать имеющееся… - ворчливо отозвался курфюрст, - …Сонки вся в свою маму, и только глаза мои - серые, а не мамины - карие. Ты не знал ее маму, она была из Лаоса, ослепительно-красивая, и… Я не буду отвлекаться на матримониальную историю. Так случилось, что она прожила короткую жизнь. Успела подержать дочку на руках, и… Я помню, был такой солнечный день, и она шепнула: «Сонки». Из-за своего акцента она произносила «sonnig», как «sonki». Так я и назвал дочку…

Курфюрст снова вздохнул, отхлебнул пива из кружки, и произнес:

… - Поведение Сонки с ее 12-летия начало беспокоить меня. Ты понимаешь, о чем я?

- О том, - ответил фон Зейл, - что ты хотел сына.

- Черт побери, Хелм! Откуда ты можешь это знать?

- Просто рабочая версия, Фауст. Но по твоей реакции ясно, что я прав.

- Да, ты прав. И, да, наверное, я воспитывал Сонки слишком по-мужски. Но я любил и продолжаю любить ее. Просто… Черт побери! Я не знаю, как объяснить тебе.

Майор INDEMI сделал чуть заметный отрицающий жест ладонью.

- Фауст, а что тут объяснять? Сегодняшняя западная цивилизация стоит на вчерашней, которая строилась, как мужской мир. И это не исчезло, хотя на уровне официоза стало принято отрицать это, замазывать реальное положение дел иллюзиями равноправия, и вводить все новые юридические фрики против сексизма. Но это лишь ширма, а за ней остается патриархальная скотоводческая мораль из библии. Роль мужчины - владеть и приказывать. Роль женщины – принадлежать и подчиняться. Преклонение политиков Евросоюза перед исламом отчасти мотивировано завистью: мусульмане не стесняются объявлять такое распределение ролей, на котором держится и западное политиканство. Просто, с момента, когда бизнесу Запада потребовалось затащить женщин в активную экономику, тема библейских ролей стала подразумеваемой, но не называемой вслух. И каждый западный индивид, вступая в подростковый возраст, учится подразумевать, не называя вслух, но практически делать. Сонки умная девушка, плюс, ты дал ей мужское воспитание. Вот почему она начала одеваться по-мужски, и изображать парня. Кстати, мужеподобность западных женщин-карьеристок, это почти стандарт. Такие дела.