Алюминиевая революция бескровно пришла сюда в конце позапрошлой осени. Старое правительство тихо слиняло в Австралию, прихватив с собой все движимые ценности, которые поместились в самолеты. Новые власти не стали вторгаться в уклад туземцев, предоставив им возможность жить привычно. Только банковские офисы закрылись, а мафиозные деятели (в основном, из натурализованных китайских триад) моментально подобрели, и переложили капиталы из рэкета и сутенерства в строительство и туризм. Ложкой дегтя в этой бочке меда стали несколько точечных бомбардировок со стороны Международной Коалиции в ходе Новогодних войн. Но это был меньший урон, чем от урагана или землетрясения, которые тут не редкость. Главное: власти вовремя провели спасательные меры, а затем восстановили разрушенное. В общем, Порт-Вила остался очаровательным и провинциальным. Дрейф экономики в кооперативно-анархистский постмодерн шел быстро, но плавно, и благосостояние росло плавно. Туземные жители воспринимали это, как серию случайных удач, а туристы вовсе не замечали перемен.
Этим утром с морского трамвая (малого скоростного парома на подводных крыльях), прибывшего в Порт-Вила из Луизиады («золотого архипелага» на юго-востоке Папуа, присвоенного Меганезией в позапрошлом декабре) сошли 40 туристов-бюджетников. Самый дешевый путь австралийских студенческих круизов по Меганезии лежал через пролив Торреса - на юг микро-континента Новая Гвинея и далее через Луизиаду. Но в данном случае среди туристов была иная персона. Девушка 16 лет, белая австралийка, несколько выделялась, поскольку была одета в дешевый северокорейский спортивный костюм и комплектные к нему кроссовки. Ее багаж был в пластиковом пакете (судя по жанровой чучхе-картинке, пакет был от костюма). Еще, ее отличала необщительность. Другие туристы пробовали завязать разговор, но видя ее нежелание – прекратили это.
Прибыв в круизный терминал, что юго-восточнее центра очаровательного Порт-Вила, девушка двинулась на причал-парковку лодок туземных ребят, которые зарабатывают подобно эпическим венецианским гондольерам, но развозят публику не по городским каналам, а по заливу. Девушка назвала лодочнику островок Хаэдау, в 5 милях северо-западнее круизного терминала, ближе к противоположной стороне залива. Лодочник (мальчишка, примерно ее ровесник) цокнул языком и спросил:
- А на Хаэдау знают, что мисс приедет?
- Да, - ответила она, - суб-коммодор Нгоро Фаренгейт знает, мы созванивались.
- У-у! – уважительно потянул мальчишка, - тогда садись в лодку, мисс, и поедем.
И лодка покатилась по бирюзовому мелководью, мимо изумрудно-зеленых островков причудливой формы, оставляя по правому борту городок с пальмовыми бульварами у набережных, через пролив Ротифира между двумя холмистыми мысами, где джунгли с просеками площадок бунгало-отелей, мимо гольф-парка Руттумел, и вот…
…Впереди, всего в 300 метрах от языка береговой отмели, посреди кораллового поля, виднеется островок Хаэдау - полтора гектара. Половина островка заросла пальмами и панданусом вокруг бунгало-отеля, другая половина была песчаным пляжем с пирсом. Впрочем, отель разорился почти сразу после Алюминиевой революции, а после двух Новогодних войн, мэрия Порт-Вила получила руины на Хаэдау уже как бесхозные, и продала с аукциона. Купил это Нгоро Фаренгейт, 29-летний суб-коммодор Народного флота (урожденный австралиец с новозеландскими корнями, Нил Гордон Роллинг)...
...Около островка Хаэдау лодочнику пришлось выполнить несколько маневров, чтобы пришвартоваться, не задев плавучие объекты: мини-субмарину, поплавковый самолет, парусный тетрамаран, бронекатер, экраноплан, и стайку купающейся публики. Далее, австралийская девушка-пассажирка была высажена лодочником на пирсе, и встречена улыбчивым и аккуратным молодым парнем - филиппинцем. Он был в униформе и при оружии, но вел себя вовсе неагрессивно: представился как капрал Лауэй, прицелился в гостью микро-видеокамерой витифона, глянул на маленький экран, и показал рукой в сторону двухэтажного бунгало на границе пляжа и зарослей. Все было ясно. Девушка направилась к этому бунгало, обходя стороной (на всякий случай) шеренгу из десятка различных некрупных плавучих/летучих аппаратов, выставленных посреди пляжа.
Пришлось обойти еще нечто странное. Могло показаться, будто это натуралистичное скульптура - изображение женщины-атлета в сложной позе йоги. Она стояла на руках, вытянувшись стрелкой параллельно грунту. Материал: вроде гипс, окрашенный в цвет молочного шоколада. У скульптуры были волосы, как щетка из белой щетины. Лотти задумалась о таком странном декоре, как вдруг… Скульптура плавно поменяла позу: перевернулась спиной вниз, и выгнулась умопомрачительным мостиком, так что руки соприкоснулись со ступнями ног. Меняя позу, эта скульптура сказала: «Aloha». Когда происходит чудо вроде мифа о Галатее, не так просто сориентироваться, но Лотти это удалось. Она ответила энтузиастке йоги: «Aloha oe», и двинулась дальше…
…Едва Лотти миновала все чудеса по дороге, как была окликнута мужским голосом с «боцманским» тембром (таким достаточно мощным и будто шершавым баритоном):
- Лотти Ранстоун?
- Да, - ответила она.
- А я Нгоро Фаренгейт. Поднимайся по внешней лестнице на веранду второго этажа.
- Да, - снова сказала она, и последовала этой инструкции.
Веранда была просторная, и обставленная по-спартански. Простые деревянные стулья вокруг также деревянного стола, поверхность которого была покрыта фломастерными стенограммами (как свежими, так и старыми - частично стертыми ради освобождения графического поля). На этом столе были хаотически расставлены бумажные пакеты с китайским фастфудом, и одноразовая посуда. Среди них: пачки сигарет и зажигалки.
Имелся также кофейник и коробка с сахаром. Завершал настольный натюрморт набор непищевых предметов: кучка цветных фломастеров, поролоновая губка, два ноутбука, короткий самурайский меч, лук со стрелами, и пистолет-пулемет наподобие «Uzi». В остальном интерьере наблюдались два примечательных объекта:
1. На стене - голова трехрогого динозавра-трицератопса в натуральную величину. Его правый рог украшали трусики мини-бикини (вероятно, вывешенные сушиться).
2. В углу у стены - огромный круглый надувной матрац, на котором валялось молодое некрупное мужское тело, почти черное, но европеоидное, судя по ежику рыжих волос. В аспекте жизнедеятельности, тело проявляло себя эпизодическим утробным храпом.
За столом сидел хозяин этого вертепа, Нгоро Фаренгейт, персонаж вполне типичного телосложения в стиле «you are in army now», одетый в желтые шорты и желтую майку, снабженную философски-милитаристской жирной черной надписью:
«Политический вес = число снарядов Х убойность Х коэффициент доставки к цели».
Когда юная гостья поднялась по лестнице, Нгоро махнул рукой в сторону того стула, который стоял у боковой от него стороне стола, и без церемоний предложил:
- Падай. Кури, если куришь. Питайся, если хочешь. Это хотя фастфуд, но от местных китайцев, а у меня матрос-маркитантка Банни, она китаянка, немного старше тебя, и коммуникабельная очень. Вот такая фуражная обстановка. Ну, Лотти, вопросы есть?
Гостья осторожно присела на стул, и сказала шепотом:
- Эта женщина на пляже?..
- Эта? – тут суб-комодор показал ладонью на энтузиастку йоги, - Ну, это Дебби, у нее персональная теория, что лишь йога трижды в день способна спасти осанку женщины, работающей за компьютерным столом. А почему, Лотти, ты говоришь шепотом?
- А-а, - протянула гостья, глядя в сторону тела, валяющегося на надувном матраце.
