Хотя путешествовал он под именем Альфреда Симмонса, одежда и внешность ясно давали понять, что это не кто иной, как Джокер. Он внимательно осмотрел свои зеленые волосы, красные губы и удлиненное лицо. Лицо раскалывала неестественно широкая улыбка. Джокер был счастлив. Он долго ждал этого момента. Теперь одна давняя мечта осуществится. Он станет необыкновенно богат и при этом недурно позабавится.

Когда Джокер неторопливо сходил по трапу, все взгляды обратились на него. Тот мартовский день в Гамбурге выдался серым и холодным. На серых стенах больших старых домов поблескивали капли недавнего дождя. Сразу за будкой поста иммиграционного контроля стоял взвод СС. Вокруг с мрачным и суровым видом расположились полицейские в характерных мундирах с красными воротниками и в небольших серо-голубых фуражках. Огромные надписи черным готическим шрифтом объявляли многое ферботен[42]. По серому небу ветром метало облака. У причалов скопилась разнообразная военная техника, в том числе танки и бронетранспортеры.

Ступив на землю нацистской Германии, Джокер вздохнул с наслаждением, полной грудью. Да, именно так он все себе и представлял.

Джокер подошел к будке иммиграционного контроля. Чиновник изучил паспорт и с подозрением посмотрел на Джокера:

— Герр Симмонс? Странное время вы выбрали для посещения Германии. У нас тут, знаете ли, война.

— Да, знаю, — ответил Джокер. — Против Франции и Англии. К нам, американцам, она не имеет никакого отношения. К тому же ничего особенного ведь пока не происходит?

— В прошлом месяце мы завоевали Польшу! — заявил чиновник.

— Велика важность! — ухмыльнулся Джокер.

Чиновник напрягся, его глаза зло сощурились.

— За такие слова можно попасть под арест. Я намерен не пустить вас в Германию.

— Прочтите записку, там, в конце, — шевельнул пальцем в сторону паспорта Джокер.

Чиновник открыл паспорт, достал листок бумаги, развернул. Прочитал один раз, потом другой. И уставился на Джокера, вытаращив глаза.

— Но это же подпись…

— Да, — сказал Джокер. — Вы удовлетворены? Тогда я, пожалуй, пойду.

Он забрал паспорт быстрым движением руки в лиловой перчатке и вышел за ограждение, к ожидавшим снаружи машинам.

Подошел шофер огромного, пышного свинцово-серого «мерседеса-бенц». Подошел шофер, щелкнул каблуками и коротко поклонился.

— Герр Симмонс? Я займусь вашим багажом. Пожалуйста, садитесь в машину.

Джокер устроился на заднем сиденье. Поездка начиналась хорошо.

Вскоре лимузин покинул город Гамбург, скрытый серой пеленой дыма, тумана и дождя. Они оказались на автобане и на хорошей скорости пошли к югу. По обеим сторонам тянулись редкие, еще не проснувшиеся леса. Было слишком рано для цветения. В тонком серебристом тумане, цеплявшемся за ветви, деревья казались призрачными.

Вскоре они въехали в Шварцвальд. Здесь лимузин свернул на какую-то проселочную дорогу, затем на другую. И наконец через открытые ворота въехал на поросшую лесом территорию клиники «Бад фляйштайн».

Ее владелец, герр Герштнер, озабоченного вида лысеющий человечек в смокинге, поспешил к лимузину открыть дверцу и лично поздороваться с Джокером.

— Герр Симмонс! Как я счастлив приветствовать вас на нашем курорте! Герр Обермайер предупредил телефонным звонком о вашем прибытии. Мы приготовили наш самый роскошный коттедж. Он называется «Кайзер», ваш шофер может проехать к нему и выгрузить багаж.

— Прекрасно. — Джокер повернулся к шоферу. — Поезжайте, Ганс, а я пройду с герром Герти в павильон.

— Вы просто обязаны выпить со мной рюмочку шерри-бренди, — сказал герр Герстнер. — Он лучший во всей Германии. Хайль Гитлер!

Джокер усмехнулся, но ничего не ответил. Они вдвоем не спеша поднялись по извилистой тропинке к главному корпусу. Курортный сезон еще не начался, и людей вокруг было немного. Но те, кого Джокер видел, были хорошо одеты и имели благополучный и уверенный вид. Ему сразу подумалось, что в этом и состоит одно из удовольствий общения с культурными и преуспевающими людьми. Они респектабельно выглядят, и у них есть деньги.

Выпив с герром Герстнером рюмку шерри-бренди, Джокер прошелся по лесу к своему коттеджу. Ганс уже развесил его одежду, но, следуя указаниям, не притрагивался к нескольким чемоданам со специальными замками.

— Хорошо, а теперь ступай поищи себе ночлег в деревне, которую мы проезжали, — сказал Джокер. — Когда разместишься, позвони Герти и сообщи свой адрес. Будь готов выехать в любое время.

Ганс кивнул и вышел. Джокер сделал несколько телефонных звонков, в том числе междугородний, в Рим. Затем вышел на улицу и прогулялся вокруг коттеджа, сбивая тростью головки ранних весенних цветов. Вернувшись в дом, он открыл замок чемоданчика из свиной кожи и достал несколько листов бумаги. Изучив их, запер обратно в чемоданчик. Уже настало время ужина. Он критически осмотрел себя в высоком зеркале, свободному лиловому с серебром шейному платку предпочел черный галстук-шнурок и снова направился к главному корпусу.

Герр Герстнер приготовил ему столик на одного рядом с большим, от пола до потолка, окном. Суп и салат Джокер съел без комментариев. Но когда ему принесли тарелку каких-то зеленовато-коричневых предметов, скрученных в кольцо и плавающих в подозрительном соусе, он с опаской наклонился над ними, понюхал и постучал ножом по бокалу, чтобы привлечь официанта.

— Это что? — спросил он.

Официант, высокий светловолосый юноша, прихрамывающий на одну ногу, что до поры позволяло ему избежать военной службы, покраснел и сказал:

— Рольмопсы, сэр.

— А что такое «рольмопсы»? — спросил Джокер.

— Селедка, майн герр, — ответил официант. — Это особый деликатес в нашей великой стране. Легкий соус приготовлен на основе уксуса и…

— Сами ешьте, — перебил Джокер. — Что еще у вас есть?

— Из горячего — жареная свинина с черносливом, сэр.

— Я не ем чернослив. А нормальной еды у вас нет?

Герр Герстнер, заметивший что-то неладное, уже спешил к столику.

— Что-то не так, герр Симмонс? Что вам подать?

— Все очень просто, — сказал Джокер. — Прикажите унести эту жижу и дайте мне настоящей еды. Когда я заказывал столик в этой забегаловке, меня уверяли, что вы умеете готовить блюда любой страны.

— Уверяю вас, так и есть. Наши повара пользуются мировой известностью! Чего бы вам хотелось?

— Рубленый бифштекс, хорошей прожарки, с большой порцией жареного лука, картофеля фри, капустного салата и триммингов.

— Триммингов? — переспросил Герстнер, пытаясь одолеть незнакомое слово.

— Прошу прощения, господа, возможно, я смогу вам помочь.

Даму, ужинавшую в одиночестве за соседним столиком, этот разговор явно забавлял. Она быстро продиктовала Герстнеру, что принести, прервавшись, чтобы уточнить у Джокера:

— А на десерт яблочный пирог с ванильным мороженым?

Джокер кивнул, удивленно глядя на даму. Она сделала заказ, и герр Герстнер с поклоном удалился.

— Откуда вы знаете американскую кухню? — спросил Джокер. — У вас хорошее произношение, но вы ведь не американка?

— Нет, — ответила дама. — Но у меня есть родственники в Америке. Несколько лет назад, еще до войны, я гостила у них в поместье неподалеку от Филадельфии. Я баронесса Петра фон Зидов.

— А я Альфред Симмонс, — ответил Джокер, улыбаясь своей улыбкой, раскалывающей лицо от уха до уха.

От такого зрелища иные крепкие мужчины вздрагивали, а женщины по ночам мучились кошмарами. Но баронессу она, похоже, не смутила.

Джокер смотрел на Петру и видел молодую женщину, одетую по последней парижской моде. Баронессу нельзя было назвать хорошенькой, черты ее лица были слишком тяжелыми. Но она была грациозна, как молодая львица, и с виду столь же опасна. Пепельные волосы были туго стянуты на затылке. Тонкие губы очерчивала темно-красная помада. Голубые глаза подчеркивал темный макияж. Открытое платье демонстрировало великолепные плечи и грудь.