Когда царю донесли, что там орут смутьяны, то он был невообразимо доволен собой, своим умом и прозорливостью, вновь повторив копейный таран на перевал. Он таким образом решил действовать до тех пор, пока его войско не выйдет в широкие межгорные долины перед Пасаргады. Только там, по уверениям его военачальников, можно будет развернуться по-настоящему и в полную силу применить его тридцатитысячную конную армаду. Изловить этих трусов и доставить к ясным очам повелителя.

Иштувегу был уверен, что дальше Пасаргады, Куруш не побежит, раз успел возвести крепостные стены, то надеется, именно на них и даже, если его меж гор поймать не удастся, но заперев в городе, он прикажет разобрать его по камушку и ничто ему в этом не помешает.

Третья встреча Уйбаровской конницы с копейным тараном Иштувегу, произошла уже на подступах к долинам Пасаргады. Входов, в эти долины, было три. На все три перевала, Уйбар разорваться не смог, людей бы не хватило, поэтому, он занял один, тот что был ему нужен для его плана, а два других, заняли конники других отрядов Эбара. Иштувегу, тоже разделил своё войско на три «реки» и на все три перевала, вновь направил копейный таран.

На этот раз, конница Уйбара отказалась от театрального представления и ожидала врага молча, замерев на месте, как влитые, и стояли они так, до последнего момента, даже не отступив, когда копейщики подошли на расстояние лучного выстрела.

Такое спокойствие, непоколебимость, вновь подорвала самоуверенность тарана и чем ближе он подступал, тем медленнее двигался вперёд, не понимая намерения врага и был такой момент, что копейщики, даже местами остановились, в нерешительности, сломав ровный строй, но тут же, ругательные команды командиров, вывели их из ступора и те, так и не успев выровняться, перешли на бег, в атаку.

Эта атака захлебнулась практически сразу, так как в тот же миг, справа и слева по атакующим, из-за искусственных каменных завалов, обрушился фланговый шквал стрел, буквально, выкосивший авангард, не успевший заслонить свои бока щитами.

Конники Уйбара, улучив момент, когда оставшиеся в живых копейщики, чисто инстинктивно, развернут щиты в бок, тут же нанесли залп из луков, практически, докосив весь авангард и спокойно, без суеты, вновь отступили с перевала.

Примерно тоже самое произошло и на другом перевале. Продвижение Иштувегу, было остановлено. Копейщики, чуть отступили и укрылись в глухой обороне за большими щитами. Наконец, за их спины, подтянулись мидийские лучники и началась дуэль между ними и засевшими в камнях воинами Куруша.

Мидийцы, значительно превосходившие персов числом, да и что говорить, качеством, в конечном итоге заставили засадных лучников скрыться, с глаз долой, за камнями. Сначала на одном перевале, затем на другом. Третий, самый дальний, держался дольше всех, даже когда армия Иштувегу хлынула через открытые проходы в долину и принялась выстраиваться в боевой порядок, тот перевал держался, не давая возможности, почти третьей части мидийских войск, присоединиться к основной массе.

Выстраиваться срочно в боевой порядок, мидийцы были вынуждены потому, что ещё с перевалов увидели ровную кромку человеческого моря, стоявшую вдалеке и по всем канонам благородного боя, оставив противнику достаточно места, для развёртывания своей армии.

Иштувегу, завидев этот жест благородства, со стороны смутьянов, даже торжествующе громко рассмеялся, обозвав их дураками.

Выстроив войска и осмотрев долину с высоты одного из освобождённых перевалов, Иштувегу принял простое и незамысловатое решение: атака в лоб, но при этом, по предложению одного из высокопоставленных военачальников, всю конницу пустил в обход по небольшому ущелью, что виднелось далеко слева и которое, как раз, прикрывала конница Уйбара в полном составе, не выстроившись в ряд для атаки, а постоянно барражируя по большому кругу, напоминая сверху водяную воронку.

Иштувегу расценил постановку конницы противника в стороне, как не прикрытое желание бунтовщиков, ударить ею во фланг его наступающей армии и даже, если получится, то обойти наступающих и зайти в тыл. Ему это всё казалось настолько очевидным и дилетантским, что отдал он приказ, своим конным военачальникам, с нескрываемым саркастическим смехом.

Приказ был прост: уничтожить конницу врага и быстрым маршем по боковой долине, выйти неприятелю в глубокий тыл, не дав возможности царю Аншана, сбежать в город за крепостные стены, если у него хватило смелости выйти из них в долину на бой.

Завыли трубы, забили барабаны, царь Иштувегу вскочил в свою золотую, ассирийского типа колесницу, направляясь в самый центр своей армии и всё пришло в движение. Пешие копейщики, лучники, мечники, пращники и ещё Ахурамазда знает кто, ровным строем двинулись на врага. Элитная мидийская конница, нескончаемой рекой, хлынула в сторону Уйбара.

Военачальники конников, прекрасно понимали, что там, куда они несутся во всю прыть, наверняка есть засада и поведение конницы Уйбара, уклонившегося от открытого боя и устремившегося в тот самый меж хребтовый отвод, явно говорила за это, но бородатые усачи, лишь усмехнулись в свои пышные усы, почему-то уверенные в том, что прекрасно знают, какого вида будет там засада и как с этой мелкой неприятностью справиться.

Они ошиблись. Никаких завалов, за которые бы нырнула отступающая конница бунтовщиков, им не встретились на пути. Бунтовщики убегали, мидийцы догоняли и уже почти сели им «на хвост», всё дальше и дальше углубляясь в межгорье. Вот только проход становился всё уже и уже.

Когда головные, ведущие военачальники, не останавливая погони, начали внутренне настораживаться, то и дело оглядывая отвесные скалы, сдавливающие их с обоих сторон, а некоторые из старых опытных воинов, начали откровенно паниковать, крича командирам о западне, стало уже поздно.

Горы вздрогнули, затряслись и на головы прославленной и легендарной коннице, не знавшей поражений ни в одном бою, за всю свою историю, полился каменный дождь, в считанные мгновения, похоронив под собой всю тридцатитысячную летучую армаду.

Куруш стоял высоко на скале и осторожно заглядывал через край в узкое ущелье, дав знак прекратить валить камни всем, кто был на верху. Он впервые в жизни, командовал мирным населением. Именно эти старики, и дети, а в основной массе, женщины Пасаргады, Парсы и других более мелких городков, жители кочевых пастбищ и горных селений, одним усилием, столкнув заранее приготовленные валуны со скал в ущелье, приговорили самое мощное оружие мидийского царя, к позорной смерти.

Сейчас, до сих пор ещё встревоженные и возбуждённые, с трясущимися руками, но счастливыми лицами, они все смотрели на своего божественного царя, который возвышаясь на краю скалы, смотрел вниз. Как только пыль, поднятая камнепадом, улеглась и Куруш смог рассмотреть ущелье, стало понятно, что он победил. Слой на дне ущелья, сброшенных камней, был столь велик, что даже проблесков кого-либо под ним, видно не было. Он был сплошной и как горы, величаво мёртвый.

На равнине, где наступала основная часть мидийского войска, тоже произошло немыслимое и не менее трагичное, правда, не столь скоротечное. Как только последние конники скрылись из виду за боковым хребтом, смолкли трубы и барабаны. Наступающие остановились, развернулись в противоположную сторону и ощетинились пиками на царский личный кордон, окружающий его колесницу сплошным кольцом.

Иштувегу от увиденного впал в ступор. Шок, буквально парализовал его. Он ничего не понимал и лихорадочное метание мыслей в голове, только усугубляло, его, ничего не понимающее сознание.

Даже когда начали, как в тире отстреливать его личную гвардию и свои, и лучники врага, неожиданно появившиеся среди мидийской армии и действуя с ними за одно, он лишь крутил головой, чуть присев за борт колесницы и как рыба, выброшенная на берег, беззвучно открывал и закрывал рот.

Тут, ко всем неожиданностям, с тыла, ровным строем, нахлынули копейщики, за спинами которых, лучники отстреливали личную охрану Иштувегу. Это подошла третья часть войск, якобы штурмующих неприступный перевал. Как выяснилось позже, там вообще никакого штурма не было. Они просто встали на перевале и ждали сигнала к мятежу, не потеряв ни одного воина, как с одной, так и, с другой стороны.