Приняв их, Райс постоянно поторапливала торговых послов, мол, ей ещё догонять орду, так что рассиживаться некогда. Торгаши были очень подозрительны. Ничего такого, что объясняло бы их задержку у стойбища и такое настойчивое требование о встрече, они не продемонстрировали. Их предложения были стандартны, хотя, в некоторых вещах, были для Райс вполне прибыльны, но не более.

Когда в зале переговоров, неожиданно появилась, по-боевому настроенная Золотце, Райс с облегчением проговорила собравшимся, будто только это её задерживало от предстоящего похода:

— Ну, наконец-то, объявились, — и обращаясь к старой ведунье, добавила, — Русава, готовь сбор ордам в поход.

Ведунья, даже глазом не повела, что, мол, это, вообще-то, не её ума дело, а, наоборот, склонив в поклоне голову, схватила свою клюку, покряхтела для антуража и зашаркала к выходу, всем видом показывая гостям свою полную решительность, мигом поднять все девичьи орды в поход на супостатов.

Её золотоволосые коллеги, Матёрые орд и приближённые советчицы, последовали следом, но толи не посмели обогнать старую, толи ещё по каким-то причинам, но выходили крайне медленно, успев при этом, по очереди, поздороваться с Золотцем и внимательно рассмотреть влюблённую парочку, вошедшую за ней следом.

Торговые гости, хоть и не выгнанные прямо, но оказавшись сообразительными, тут же пристроились к общей куче на выход, так, похоже, и не поняв, чем же закончились переговоры. Заключили они договор на поставки или нет?

Но интересоваться этим, посчитали неправильным, да и их, похоже, больше заинтересовали прибывшие, которых заезжие гости, очень внимательно рассмотрели и если девы в этом царстве, были особи привычные, то вот молодой человек, так вальяжно и при оружии, расхаживающий по святому месту, их очень заинтересовал. А когда украдкой оглянулись, уже из прохода, то однозначно, по радушной улыбке золотой царицы, поняли — этот молодец, кто-то, очень особый и не плохо бы навести о нём справки.

С одной стороны, Райс была рада видеть дочь, что позволяло ей избавиться от надоевшего уже посольства, которое однозначно занималось сбором разведданных для её врага, но с другой, вид её, несколько насторожил царицу, а когда в баню завалилась Калли, повиснув на молодом берднике, насторожённость переросла в первые признаки тревоги.

Симпатичный ей рыжий балагур, несколько развеял тревогу своей весёлой речью, но тут же и напряг, намекая на то, что Калли, всё же воспользовалась своим доминирующим положением в Тереме и эта новость, наконец, нахлынула на Райс, почему-то, ожидаемой волной тревоги.

Это обстоятельство беспокоило вдвойне. Она никогда раньше не замечала подобного отношения Калли к особям противоположного пола. Наоборот, мужчины для неё, были нелюдями. Даже ниже животных. И это была не игра на публику, а внутренний фундамент её сущности, непонятно кем и для чего заложенный в ней с детства, а может быть и с рождения.

Дева прекрасно знала свою особенность и скрывала эту извращённую наклонность, пытаясь выглядеть, как все, но артистка из неё, была никудышная и Райс не представляло труда, видеть её истинную сущность, по отношению к мужчинам. Матёрая любавиц, отличалась своей, не знающей границ жестокостью и бессердечностью к судьбам и к самим жизням «яйценостных».

Во-вторых, Калли не могла не знать отношения Золотца к этому молодому воину, уж больно явно, золотоволосая Матёрая, выражала свои чувства к нему и это говорило о том, что, или приёмная дочь сознательно злит родную, нарываясь на конфликт, который, пока, непонятно зачем ей понадобился или положила глаз на этого мальчика для каких-то своих, корыстных интересов. Вот только в то, что Калли влюбилась в Кайсая, царица определённо на верила.

В любом случае — драки между девочками, не избежать и Райс, сверля Калли взглядом, думала не о том, что та творила, а о том, что нужно побыстрее избавляться от «рыжего недоразумения». Только вручив ему золотой ярлык, она хоть как-то, сможет избежать семейного побоища. Ну, или оттянуть его на неопределённое время.

Хотя, тут же про себя, высказалась в благодарность этому рыжему пройдохе, резко переведшему тему разговора на стезю, куда более значимую для неё. И даже тот момент, что Кайсай назвал её девочку запретным именем, царицу не очень обескуражил, каким-то внутренним чутьём осознав, что скандала с дракой по поводу этого, между Золотцем и им, сейчас, да и впоследствии, не будет.

Когда Калли и Кайсай покинули зал, она с облегчением вздохнула, но лишь из-за того, что у неё появилось время обо всём этом, спокойно подумать. Поэтому, оставшись с Золотцем наедине, она не торопила её с рассказом, а какое-то время задумчиво расхаживала перед дочерью, туда-сюда.

Наконец, остановившись прямо пред ней, потребовала:

— Рассказывай.

Та, для начала, сделала вид, что задумалась о чём говорить, хотя, было видно, что для себя она, уже давно проиграла в голове все перипетии своего повествования, заранее решив, что и как говорить и о чём умолчать. Да, и рассказ показался Райс какой-то скомканных и невнятный, что лишь лишний раз подкрепил подозрение, что дочь что-то скрывает.

По не писанной женской традиции, начала Золотце, что называется, с одёжки.

— Вообще, эта развратная особа, сначала, меня, просто взбесила, — приступила к повествованию дева, злобно скривившись, вспоминая лесную ведьму, — представляешь, мама, она без зазрения совести, при всех ходит голой.

— А тебя что, совесть мучит, когда ты при всех раздеваешься? — как бы между прочим поинтересовалась царица, тем не менее, внимательно рассматривая взволнованное выражение лица Золотца.

— Ну, я-то раздеваюсь там, где положено, — выразила своё недоумение вопросом молодая Матёрая, — а эта, вообще, похоже не одевается никогда. И гостей встречает голой, и за стол сажает голой, и…

— Красивая, дрянь? — неожиданно перебила её Матерь, не дав досказать, где ещё та ходит голая, при этом загадочно улыбаясь.

Золотце несколько замешкалась, но врать не стала, а склонив голову тихо подтвердила:

— Да. Притом, выглядит очень молодо. Если б ты не сказала, что она с тобой ровесница, никогда бы не подумала. Почти мне ровня, по крайней мере, издали. Да и не в этом дело. То, что голая ходит, наплевать, но ведь она, при этом, ведёт себя развратно. Мало того, что при доме лешего держит для услады, так и об Кайсая все титьки истёрла.

— Леший? — удивилась Райс, но видимо сообразив, что дочь начала не сначала, а уже где-то со средины, остановила её, — стой, стой. Ты с начала начинай. Где вы её нашли, как встретили и при чём тут леший.

— Так она ж в лесу живёт, — удивлённо вытаращившись на маму, проговорила она, но видно вспомнив, что та, вообще про неё ничего не знает, начала объяснять подробней, — она еги-бабой в лесу сидит. Избушка у неё, недалеко от того места, где Кайсай у Деда проживал. Поэтому, наверное, этот рыжий и знает её хорошо.

При этом подозрении, дева скривилась недовольно. Но мама её одёрнула, присаживаясь рядом и обнимая дочь за плечи:

— Да, ты ревность то свою, придуши. Толком рассказывай. Как она в еги-бабах то оказалась?

— Не знаю, не спрашивала, — встрепенулась Золотце услышав замечание, — только, больно, странная она еги-баба. Я, обратной дорогой всё думала, да, сопоставляла и выходит, что живёт-то она в лесу еги-бабой, только таковой не является на самом деле. Мы, когда на поляну к ней вышли, голову даю на отсечение — поляна пустая была. Я всё внимательно осмотрела, а потом раз, оборачиваюсь, а уже изба стоит со столом, накрытым, и она, якобы уже заждалась в нетерпении. Я таких чудес, что-то не припомню, даже за ведьмами с колдуньями.

— Во, как? — задумчиво произнесла Райс себе поднос, как бы думая вслух, — теперь понятно, почему её никто найти не мог.

— И у неё нежить в услужении, — продолжала тем временем Золотце, — леший даже не скрывается. А может и не один он у неё.

— А что за леший? — спросила Матерь, тем временем, но по её лицу было видно, что она напряжённо о чём-то думает и вовсе не о том, о чём спросила.