— Мил человек, как там мой сыночек?

Кайсаю пришлось бросить прикидываться. Он наклонился пониже, чтоб его не увидели поляницы, спрятавшись за голову Васа и улыбнувшись, её успокоил:

— Молодец твой Кулик. Уже стал настоящим берсеркером. В личную орду самого верховного атамана Агара принят. Как никак, «личник» самого царя народов. Ты можешь гордиться им.

— Ой, — спохватилась баба, — а ты можешь гостинец ему передать? Я мигом.

И тут же, не получив одобрительного ответа у того, кого спрашивала, кинулась к дому. Кайсай выпрямился, по-доброму завидуя Кулику и смотря ей в след, напрочь забыв про свою роль влюблённого идиота, задумался вдруг о собственных родителях и тут же поймал на себе ошарашенный взгляд Золотца, которая уставилась на него округлив свои зелёные глазища и распахнув рот.

Кайсай сначала ничего не понял, даже пожал в недоумении плечами, а когда до него, наконец, дошло, что он позорно прокололся, быстро метнув взгляд на Калли, которая к счастью была занята другими и в его сторону не смотрела, резко принял придурковато счастливый вид, лишь хитро подмигнув Золотцу. Дева захлопнула рот и как показалось рыжему, даже со звуком «ам».

Собрав поборы и увешав заводных коней мешками, мешочками, корзинами и связками съестного, которого бы хватило, наверное, на целую полноценную орду, отряд неспешно тронулся в путь.

Калли спрятала свою Славу обратно и, как показалось Кайсаю, презрительно глянула на него, мол, вот дурак, смотри от какой вчера вечером отказался, теперь кусай локти. Подняв, как ей показалось, свою самооценку до небес, она долго с ним не разговаривала, наверное, считая это ниже своего достоинства.

Золотце, тоже не разговаривала с рыжим, только наоборот, принижая себя и держалась пристыженной скромницей. Девы прислуги, не разговаривали в принципе. Им это, было запрещено изначально. Так и поехали молча, сквозь, до боли знакомый лес, где произошло очередное запоминающееся событие.

Проезжая густые заросли, примерно в том районе, где в стороне обитала Апити с дедом и вглядываясь в глубину чащи, в надежде узреть кого-нибудь из них, Кайсай, тем не менее вздрогнул, неожиданно узрев вдалеке лешего, сидевшего на какой-то травяной кочке и потому, что регулярно утирал лицо рукавом рубахи, бердник понял, что дед плакал!

Он почему-то сразу догадался о причине его горя и желания кинуться к нему и утешить, бедолагу, у него не возникло. Наоборот. Его охватил безудержный смех, который он всё же, как мог сдерживал, хрюкая себе поднос и прижимаясь к седлу. А ведь он предупреждал этого хлызду, с Апити не жульничать. Сопровождающие девы, недоумённо посмотрели на его истерику, но обет молчания выдержали. А вот дальше по дороге и вспомнить было нечего.

Говорить с ним начали с обеда и то, в виде одолжения, но к вечеру, уже болтали, как ничего и не было, опять войдя в свои роли нудных наставниц. И ночью, что провели в полевых условиях, его никто не домогался, а у него, в их отношении и мыслей не было. Только уже подъезжая к загадочному для Кайсая Терему, обстановка изменилась. Калли и её девы, значительно оживились, а вот Золотце со своими — помрачнели.

Въехав по широкой дороге в очередной лес, смуглая красавица, даже прибавила ходу, от нетерпения встречи, как она выразилась, со своим вторым домом, а вот золотая, наоборот, ход сбавила.

Кайсай последовал примеру второй, решив воспользоваться разрывом кавалькады, растянувшейся по лесу и во чтобы то не стало, получить, наконец, хоть какую-нибудь предварительную информацию о том, что его ожидает. На душе, как-то, мерзопакостно было. Подъехав к Матёрой воительнице поближе, он решительно потребовал:

— Золотце, кончай меня мучить. Давай сказывай, к чему готовиться.

Та хмыкнула.

— Яйца мой, — ответила она не то со злостью, не то с тоской, — притом, чтоб блестели.

— Не придуривай, — нервно одёрнул он её, — я в натяге, а когда я в натяге, то сам себя боюсь. Ты меня знаешь. Если что, я ведь всех там повырежу.

Золотце задумалась, а потом вдруг неожиданно спросила:

— Кайсай. А как тебе удалось из-под Калли тогда улизнуть?

— Ты про какое «тогда» спрашиваешь?

— Ну, в селении. Я же заметила, что Слава её, на тебя не действует и что это за узелок тебе там баба вручила?

— А ты про это, — вспомнив её округлённые глаза, выдохнул рыжий, — да, в общем-то, не важно. Будем считать, что я против вашего колдовства, противоядие нашёл, а баба эта — мама Кулика, передала ему гостинец. Я слышал, он тоже, похоже, в этом Тереме, если не разминёмся, вручу.

— Давай сюда, — потребовала дева, протягивая руку, — даже если он там, ты его не встретишь. Правила не позволят, а я передам. Мне можно.

Кайсай лишь на мгновение задумался и тут же вынул из мешка небольшой узелок, протягивая Золотцу и добавил при этом:

— И передай, коли будет возможность, на обратном пути пусть заедет. Мать успокоит. Надеюсь это некрамольно?

— Некрамольно, — подтвердила Матёрая, принимая узелок и тут же требовательно напомнила ему, что не забыла главного, о чём спрашивала, — так как со Славой, Кайсай?

— Да, говорю же, не важно.

— Важно, молодец, очень важно, — проговорила она, вновь превращаясь в золотую стерву, при этом, даже останавливаясь и хватая Кайсая, чтоб тот тоже остановился и пристально, с некой злобой во взгляде, смотря на молодого бердника.

Кайсай вопросительно смотрел на неё, в ожидании объяснений. Девы сопровождения, так же нагнав их остановились, чуть поодаль.

— В Тереме, — начала она, — все мужланы под Славой живут и по-другому, никак нельзя. Всё население Святого места — безобидные девочки, которые кроме кухонного ножа, оружия, даже не видели, не то что держали его в руках. Поэтому, чтоб их «яйценосы» и не думали обидеть, всех вас, двухголовых, делают влюблёнными и ласковыми, счастливыми и безопасными, — тут она, понизив голос, заговорила ещё жёстче, интонацией напомнив злую Райс, — я предупреждаю тебя, волчара ты зубастый, если вздумаешь этих зайчих обижать, а тем более резать, я со всеми волчицами, с тобой в бой вступлю на смерть.

Кайсай даже опешил от такого неожиданного поворота инструктажа, но взглянув в её бездонные глаза, блеснувшие слезой обиды, сразу понял, что Золотце не шутит и всерьёз опасается подобного расклада событий.

— Хорошо, — примирительно заговорил он, — если они такие безобидные, я не буду никого резать, слово даю, только я до сих пор в толк не возьму, на кой меня туда везут? Ты же знаешь, что держать меня в неведении, куда опасней, чем…

— Потомство от тебя получить, — прервала его тираду, злобно, чуть ли не рявкнув дева и рванула коня с места в галоп.

Девы сопровождения, тоже не добро взглянув на него, кинулись за ней. Кайсай остался стоять на месте, как оплёванный.

Терем встретил его, ошарашив своим величием. Кинувшись догонять ускакавших вперёд поляниц, он неожиданно выскочил из леса, который закончился резко, в виде глухого коридора, из высоких кустов и перед ним, открылось, доселе, невиданное великолепие.

Там, чуть поодаль, через покатое поле, за огромным, массивным частоколом, высотой в приличное дерево, собранного из стволов могучих сосен, скрывался громадный деревянный город, из причудливо слепленных, друг к другу, невиданных Кайсаем до этого, домов, с высокими остроконечными крышами. Пики эти, были различной высоты, но вместе, составляли некий единый, органически законченный комплекс.

Молодой бердник не заметил, как остановился, любуясь всем этим великолепием. Только когда опустил взгляд вниз, обнаружил проход в массивной стене, в виде не менее массивных ворот, в которых его уже поджидали. Он сразу, по всей эйфории, охватившей его и радости в глазах, учуял разливающуюся над этим творением богов, пресловутую девичью Славу.

Рыжий, какое-то время ругался про себя, но потом, осознав всю не перспективность этого, да, и вспомнив данное Золотцу слово, отпустил тормоза, расслабился, упиваясь всем тем прекрасным, что так отчаянно рвалось в его душу и пустил Васа в неопределённость, отдавшись на произвол лозунга всех аферистов: «А, будь, что будет!».